Увы, на борту «Лунной радуги» мне довелось столкнуться с отдельными островками неодолимых, щекочущих нервы загадок. Экраны, «диверсии». Сам «диверсант». История с чужаком. И вот наконец таинственно схожие элементы странного отчуждения двух очень разных людей. Загадки, загадки. Глухая, безответная стена. Иногда я, фигурально выражаясь, поглаживал эту стену, но пробить был не в силах.

Правда, я не удержался от соблазна порасспросить Ингу о прошлом рейде «Лунной радуги» в систему Урана. Как участница предыдущей экспедиции она должна была знать о Нортоне и Аганне гораздо больше моего. Да, она видела перемены в поведении того и другого, но ничего особенно странного в этом не находила. Трагедия на Обероне тяжело подействовала на обоих. Во время той катастрофы оба потеряли самых близких друзей: Аганн – Элдера, Нортон – Михайлова. Уже не говоря о том, что погибли и другие их товарищи: Накаяма, Асеев, Бакулин, Джанелла. Да, раньше она не замечала за Нортоном теперешней угрюмости, и первый пилот был намного общительнее. Но что поделаешь, такова жизнь. Быть может, в какой-то мере они чувствуют вину перед погибшими. Ведь бывает такое у хороших, честных людей – ложное чувство вины! В той обстановке они сделали все, что могли, и ничего большего сделать было нельзя… Нет, она не знает, почему Нортон подал в отставку именно сейчас. Вероятно, у него были свои счеты с Внеземельем, но теперь, когда Оберон побежден, Нортон решил, что имеет полное право бросить работу в Пространстве совсем. Аганн? Нет, Аганн бросать не собирается. На днях УОКС сообщил, что переводит его капитаном на танкер юпитерианской флотилии. Аганн ответил согласием.

«Ну вот!.. – с некоторым даже умилением подумал я, – Вдобавок еще и личные счеты! С Внеземельем?! Не слишком ли абстрактно? Друг с другом? С какой стати? Если борт нашего корабля и есть арена сведения счетов, то проще предположить, что кто-то сводит „личные счеты“ с экранами бытового яруса. Н-да…»

Ну что ж, мне осталось добавить к своему рассказу два завершающих эпизода…

Во время профилактического медосмотра я попытался завязать беседу с Рэндом Палмером.

– Выглядите вы молодцом, – сказал я. – Все ваши физиологические и психодинамические характеристики в норме. Пожалуй, до конца рейда тревожить вас я больше не буду… Удар был сильный?

– Где? – спросил он.

– Что значит «где»? На Титании, разумеется. Или удары были где-то еще?..

– Нет, – поспешно сказал он.

– Не скрывайте. От меня ничего не надо скрывать. Нет смысла. Ведь все равно вам придется пройти спецкарантинный досмотр в зоне СК-один на Луне, а там… Ну, что мне вам объяснять, вы же не новичок.

– Я понимаю, – сказал Рэнд. – Там тебя все равно вывернут наизнанку, и будет хуже… Нет, в самом деле нет! Только Титания. Что говорить, стукнуло меня изрядно. Выкинуло из кресла вместе с привязными ремнями и оглушило о боковую стенку кабины. Пришел я в себя, а тут и Бугримов подоспел.

– Ощущали последствия?

– Нет. Не до того было… Степченко из-под кормы вытаскивали.

– А позже? Головокружений не было? В глазах не темнело?

– Темнело. Когда узнал, что все из-за меня, еще как потемнело!.. Только это не по медицинской части.

– Да, конечно. Успокойтесь. Вы совершенно не виноваты. Ведь не могли же вы предусмотреть фонтан.

– Верно. Предусмотреть не мог… – Рэнд поднялся. – Мне можно уйти?

– Да, – сказал я не совсем уверенно. Я так и не придумал, в какой бы деликатной форме задать десантнику интересующий меня вопрос…

Уже у двери он, адресуясь, видимо, больше к себе самому, обронил:

– В этом рейде я много чего не мог предусмотреть…

– Чужака, например, – вставил я, Полагаю, с достаточным равнодушием в голосе.

Он замер. Медленно повернулся. Я увидел его лицо и пожалел о сказанном. Упоминание о чужаке для десантника было, по-моему, равносильно удару, который его оглушил на Титании.

– Верно… – пробормотал он, приходя в себя. Помолчал, что-то соображая. – Только вот что… Это не по медицинской части.

– Знаю, – сказал я. – Успокойтесь. Я слишком тщательно обследовал вас, чтобы думать иначе.

– Спасибо. – Рэнд заметно приободрился. – А чужак… Его не было.

– Зачем же вы морочили голову своему командиру?

Рэнд посмотрел на меня.

– Ему заморочишь!.. – проговорил с интонацией, которую я не понял. – Он сам кому угодно… В общем, не было чужака. Обознался я.

– Нелогично.

– Почему нелогично?

– Обознаться можно, лишь принимая чужого за своего. Или одного своего за другого, но опять-таки за своего же.

Рэнд переступил с ноги на ногу. Было видно, что затронутая тема его тяготит. Он мог в любую секунду уйти – я ведь насильно его не удерживал. Однако не уходил. Я давно заметил, что мужчины плохо переносят обвинение в нелогичности. Женщину трудно бывает смутить ссылками на нелогичность. В лучшем случае она пропустит это мимо ушей, в худшем – ответит насмешкой. Мужчина – другое дело, нелогичность очень его стесняет.

– Как хотите, – смущенно проговорил Рэнд, – но я ничего не выдумываю. Все правда.

Я промолчал. Я верил ему, но ничего пока не понимал. Рэнд мялся, переступая с ноги на ногу. По-видимому, хотел задать какой-то вопрос и не решался.

– Хотите о чем-то спросить?

– Да. Скажите… разговор о чужаке вам передал Нортон?

– Нет, – сказал я. – Не Нортон.

– Благодарю вас, – пробормотал Рэнд.

– Не за что. Похоже, вы наводите справки о состоянии моральных качеств своего командира?

– Ничего подобного, – ответил он, пожимая плечами. – Я неплохо знаю своего командира и не имею к нему ни малейших претензий. И потом… мне, вообще говоря, нет до него никакого дела. О Нортоне я спросил по другому поводу.

– Ну разумеется, – сказал я с иронией. – По поводу рыбных запасов Балтийского моря.

– Я понимаю, – сказал он, – со стороны все это выглядит довольно глупо…

– Прежде всего, очень путано, а потому не очень красиво.

– Тут как ни поверни – красиво не будет. – Рэнд протяжно вздохнул. – Ведь это касается не только меня лично. Не могу же я… Ну, в общем, у нас так не принято, вы уж меня простите. Одно могу сказать откровенно: это сначала я думал, что чужак был.

– А теперь?

– Теперь думаю: чужака не было.

«Что за черт!» – подумал я. В эту минуту я ощутил себя в положении растяпы-шахматиста, который, разбирая шахматный этюд, вдруг обнаружил, что все четыре слона стоят на одной линии белого поля.

Десантник вежливо попрощался и вышел. Я его не удерживал. В голове у меня царил хаос.

Итак, что мне известно?

Мне известно, что отправная точка истории о чужаке – Рэнд Палмер. Скромен, тверд, правдив, к мистификации не склонен. Лгать своему ближайшему другу Бугримову не стал бы. Тем более не стал бы вводить в заблуждение своего командира. Уж наверное, понимал: посвящать Нортона в подробности такого рода происшествия – значит рисковать собственной репутацией. Но, посоветовавшись с другом, все же решился. Вывод: Рэнд действительно встретился в коридоре с незнакомым ему человеком. Ошибиться, не узнать «своего» десантник не мог. Это исключено. Коридоры жилого яруса великолепно освещены даже в ночное время. Вдобавок Рэнд столкнулся с незнакомцем, что называется, нос к носу. Кроме всего, у Рэнда (как, впрочем, у космодесантников вообще) профессионально развита наблюдательность. По свидетельству того же Бугримова, «у Рэнда глаз верный» – такая оценка в их среде кое-чего стоит. Да, на этом участке анализа логика торжествует, логические концы превосходно увязаны. Дальше… А дальше все летит вверх тормашками.

Против Рэнда… вернее, против его сногсшибательной истории о чужаке выступают два серьезных свидетеля: схема дислокации в командной рубке и обыкновенный здравый смысл. И я, безусловно, принял бы сторону этих очень серьезных свидетелей, если бы… Если бы я не верил десантнику Рэнду. Если бы на предыдущем участке анализа был хоть один логический ухаб. И наконец, если бы на борту корабля не было никаких других историй… Но ведь Рэнд и сам теперь отрицает бытность чужака!..