Свет ослепляет, становится трудно дышать, на глаза выступают слезы, волосы прилипают к лицу.

– Рейчел, – я пытаюсь подняться, чуть привстаю на локти, всматриваясь в знакомые лица, ища среди них только лицо. – Рейчел.

– Воды, кто-нибудь принесите воды, – Хлоя берет меня за руку и сжимает мою ладонь, пытаясь тем самым заставить меня посмотреть на нее, но я не поддаюсь. – Ева, посмотри на меня, – я замолкаю, смотрю прямо перед собой, пока слезы скатываются по щекам. – Ева, ты меня слышишь? – Хлоя начинает гладить мою руку.

Она садится рядом на колени и тянется ко мне. Девушка притягивает мое лицо к себе, заставляя тем самым взглянуть на нее.

– Ты сильная, Ева, ты можешь с этим справиться, – я знаю, что она говорит о смерти Рейчел, но я не настолько сильна, чтобы забыть о родной сестре. – Ты обязана пережить это.

Сзади скрепит железная дверь. Девушка отворачивается от меня, смотря на чуть потрепанного Михаила. Он смахивает невидимую пыль со своего пиджака. Все девушки расходятся в сторону, они выстраиваются перед ним в строй, как обычно, но в этом нет нужды, он направляется ко мне.

Я бы хотела испытать страх, но сейчас я ничего не чувствую, кроме боли внизу живота. Где-то очень глубоко эта боль переходит в пульсации, она поднимается вверх и застревает в горле. Слезы мгновенно проходят, когда я вижу виновного в смерти моей сестры, вместо горечи я чувствую ярость. Хочу упиться местью.

И я намереваюсь это сделать.

Не успеваю подняться, как ледяное дуло пистолета прижимается ко лбу.

– Двинешься – прибью, – говорит сквозь зубы Михаил.

– Ну, так вперед, тебе ничего не мешает сделать это, – я обхватываю пистолет руками, чувствуя дрожь во всем теле. – Убей меня, давай, – прижимаю оружие к своей голове. – Сделай со мной то же самое, что ты сделал с моей сестрой! – кричу, но как кажется в пустоту. Никто меня не слышит. Я смотрю на ровные спины девушек, кто даже не подает виду, что в этом месте происходит что-то ненормальное.

Я отпускаю пистолет, мои руки безжизненно падают на колени. Я отворачиваюсь.

– Что здесь творится? – вздыхаю полностью опустошенная.

– Не время искать ответ на этот вопрос, милочка, – подает голос Михаил, я перевожу на него взгляд. – Кому-то пора начать жить по правилам, а значит сейчас в твоем расписании: работа.

– Тебе невероятно везет. Я бы даже сказала, что удача твой верный друг, – Жанна порхает надо мной, как бабочка, в течение получаса, она пытается скрыть мои синяки на лице приличным слоем тонального крема.

Я кидаю на нее предупреждающий взгляд, и она хмурит брови.

– Прости, я не имела в виду…

– Что удача – потерять сестру, единственного человека во всем этом гребаном мире, который по-настоящему любит тебя? – лицо подруги краснеет, мне хочется отвернуться, но она по-прежнему маскирует следы моей последней драки, поэтому я просто закрываю глаза. – Прости, – говорю я. – Мне не стоило на тебе срываться.

– Тебе это простительно, Ева, – слышится голос Хлои. – Мы твои друзья. И в наши обязанности входит выслушивание всяких гадостей, пока ты зла и в отчаянии. Мы понимаем.

Я согласно киваю, но думаю, что она не права. Они никогда не смогут познать страшного чувства потери близкого, но потом сама осознаю, что мыслю глупо, как настоящая эгоистка. Ведь каждая девушка в Содержательном доме живет этим чувством, независимо оттого как много времени прошло с тех пор, как они все потеряли, оказавшись здесь. Всегда больно.

Жанне удается скрыть недостатки на моей коже. Специально для меня Мария приносит длинные, обтягивающие легинсы, туфли на высокой шпильке и блузку с длинными рукавами, но глубоким вырезом. Так будет проще спрятать синяки и ссадины на теле, при этом оставаясь желанной для мужчин.

Не думаю о том, кто сегодня может меня выбрать или не выбрать. Все чего я хочу – заглушить ту боль, что подкатывает к горлу с мыслями о сестре. Мне хочется плакать, но кажется, что слезы закончились. Глаза режет, поэтому я часто их закрываю. Я бы легла и уснула, а по возможности не просыпалась вовсе.

Чуть позже Мария вместе с Тревисом созывают всех девушек, уже накрашенных, уложенных и идеально одетых. Я не думаю о том, как лучше съязвить или досадить ей. Мария даже не смотрит на меня, зато я часто поглядываю на пистолет в ее руке. На ум приходит это ощущение власти, когда оружие находится в руках, когда есть возможность стрелять. Тогда в том заброшенном доме я впервые стреляла из пистолета и не промахнулась. Алекс спас мне жизнь, а я спасла его. Мне стыдно оттого, что я пытаюсь выкинуть мысли о смерти Рейчел из головы, чтобы было не так больно. Рано или поздно это произошло бы в любом случае. Одной из нас суждено было умереть, это лишь был вопрос времени. Следующая на очереди я.

Мне хочется заполнить пустоту внутри, заглушить боль, что встает в горле комом, отчего нельзя произнести даже звука. Я подавляю дикое желание вырвать пистолет из рук Марии и пустить пулю себе в голову.

– Перестань так пялиться на оружие. Хватит быть бунтаркой, – шепчет на ухо Жанна.

Я отвлекаюсь на ее голос и поднимаю глаза. Мария уже заметила, что я смотрела на пистолет, и, кажется, что-то сказала.

– Просто кивни, – Жанна берет меня за локоть, и я повинуюсь. Мария фыркает и начинает пересчитывать нас.

Мне кажется, что после того вечера с масками прошла целая вечность, а последние слова сестры крутятся в голове. Она хотела сбежать со мной, своим ребенком, с каким-то Майки. С самого начала этот план был обречен на провал, но ему даже не суждено было сбыться. Я не знаю, как умерла Рейчел. Единственное, что я видела, это ее труп и окровавленные простыни. Можно было бы предположить, что это был выкидыш, но что-то не дает мне утешиться этой мыслью.

Женский голос надо мной, прежде чем я свалилась от успокоительных препаратов в гостиной. А затем Алекс и эта женщина. Все тот же голос.

Думаю это всего лишь сон. Или галлюцинация. Точнее я хочу в это верить. Мысль о том, что помимо всех опасностей, которые таит в себе Содержательный дом, есть еще что-то более страшное, пугает меня до дрожи.

– Ладно, цыпочки, на выход, – Мария выводит нас в коридор.

От тусклого света глаза болят еще больше, вот-вот намереваюсь заплакать, но Хлоя придвигается ближе и берет меня за руку. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в глаза, девушка уверенно идет, глядя вперед перед собой.

Внутренности сжимаются, когда железная дверь бункера открывается, и мы поднимаемся в гостиную. Прежде все проходило, как во сне, а сейчас меня вновь окутывает страх. Становится трудно дышать, я поправляю прическу, стараясь выкинуть все мысли из головы.

– Стойте, – подает голос Мария. – Тревис, отведи Еву на третий этаж, последняя комната, ее уже заказали, – девушка даже не смотрит на меня, мне кажется, словно ее подменили в одночасье.

Тревис берет меня за локоть и тащит за собой.

Хлоя отпускает мою руку, но не поворачивается ко мне лицом. Все девушки идут дальше, а я поднимаюсь по лестнице за Тревисом. Я знаю, что встречу там Алекса, но именно сейчас я не желаю никого видеть, а особенно Безлицего.

– Можешь отпустить меня, – говорю я Тревису. Мне это доставляет некоторые неудобства, не считая того, что любое прикосновение ко мне мужчины кажется диким. – Я никуда не убегу.

– Тебе и некуда, – отвечает он, по-прежнему сжимая мой локоть.

Мы поднимаемся медленно, каждый шаг дается с трудом. Все тело ноет после схватки с каннибалами. Когда мы поднимаемся на третий этаж, я набираюсь смелости, чтобы задать Тревису вопрос.

– Ты знаешь что-нибудь о смерти Рейчел?

Тревис замедляет шаг.

– Я ждал этого вопроса, – шепчет он. – Мне ничего не известно о смерти твоей сестры, Ева.

Мы идем вперед, Тревис больше ничего не говорит до тех пор, пока мы не доходим до двери комнаты Алекса.

– Есть лишь одна вещь, которую я знаю лучше всех истин. Хочешь выжить – не задавай вопросов.