Плебеи составляли большинство населения Рима. Несмотря на это, они не имели многих прав. Все права принадлежали патрициям. В их руках находилась вся политическая власть. Только патриции избирались на все высшие должности в республике. Патриции владели лучшими землями. К плебеям они относились с пренебрежением.
Среди плебеев было много богатых и влиятельных людей. Они очень тяготились своим неравноправным положением. Богатые и знатные плебеи хотели стать такими же крупными землевладельцами и иметь такие же политические права, как и патриции. Но основная масса плебеев были бедняки. Плебеям не хватало земли, и они были обременены долгами. Беднейшее население боролось против засилья патрициев. Реформа, приписываемая Сервию Туллию, была первым успехом плебеев. Плебеи получили право служить в римском войске. Теперь войско римского государства состояло в основном из плебеев. Но все политические права по — прежнему принадлежали патрициям. Из бесправных плебеи превратились в неполноправных граждан.
Бесконечные войны, которые вёл в то время Рим, отрывали плебеев от их клочков земли. Однако из завоёванных земель они ничего не получали: все земли захватывали патриции. За время отсутствия плебеев их хозяйство приходило в упадок. По возвращении домой, чтобы не разориться окончательно, они вынуждены были обращаться за помощью к патрициям, превращаясь в их должников. Должники не в силах были выплачивать проценты, и с каждым годом их долг возрастал. Положение становилось безвыходным. Массы обедневших плебеев терпели жесточайшие страдания. Среди плебеев росло недовольство. Всё чаще и чаще оно прорывалось в открытых возмущениях.
Вот почему, когда враг угрожал Риму, среди его граждан не было обычного единства.
— Для чего мне идти воевать? — громко говорил высокий, уже немолодой римлянин. — Чтобы добыть патрициям новые земли? Я уже достаточно сражался. Что же я получил? Вот это, — он указал на глубокий рубец от зажившей раны, проходивший почти через всё лицо. — Дома у меня остались жена и дети. Когда я возвратился из похода, оказалось, что жене, чтобы не умереть с голода, часто приходилось брать в долг. Я теперь не знаю, как? расплатиться. А что будет со мною и моей семьёй, если я не отдам долга?!
— Известно, что с тобой будет! — крикнул кто — то из толпы, внимательно слушавшей высокого римлянина. — Попадёшь в рабство. Разве ты не знаешь законов?
Толпа, окружавшая говорившего, глухо зароптала. Последние слова задели её за живое. Всем очень хорошо были известны жестокие римские законы о долгах. Если должник не мог заплатить долг и процентов, которые всё росли и росли, он становился рабом. Его держали в колодках и цепях. Он должен был всю жизнь отрабатывать свой долг. Несостоятельного должника можно было продать за пределы Рима.
Да, обедневшие римские плебеи на себе испытали действие этих жестоких законов. Поэтому толпа враждебно встретила речь нового оратора. Судя по одежде, по независимым, гордым жестам это был патриций.
— Квириты! — сказал он. — На земле должны существовать богатые и бедные. Иначе не может быть. Конечно, наши долговые законы строги, но они справедливы. Долги надо платить. Так велят боги.
Тот же голос, который прежде напомнил о долговых законах, снова раздался из толпы:
— А разве боги одобряют, когда свободного римского гражданина превращают в раба?
Толпа заволновалась. Послышались крики:
— Нет! Нет! Так не должно быть!
— Это несправедливо!
— Пусть сами патриции воюют!
Говоривший патриций пытался продолжать свою речь. Он успел только произнести слова о том, что война приносит выгоду всем и даёт землю плебеям и патрициям, как его прервали. Высокий римлянин, со шрамом через всё лицо, отстранил говорившего патриция и громко произнёс:
— Как же, даст война землю плебеям! После того как мы, плебеи, своею кровью завоюем эту землю, нам дадут нищенский надел в два югера или чуть побольше. Только тот, кто уже совсем не в состоянии кормиться на старом участке, захочет поселиться на этом новом клочке земли. А всей завоёванной землёй завладеют патриции!
В толпе снова послышались одобрительные возгласы:
— Правильно! Они растащут её, как волки добычу!
— А на нашу долю достанется долговая кабала!
— Вы правы, квириты, — продолжал оратор, — на вашу долю останутся долги и…
Внезапный шум прервал говорившего. Шум нарастал, приближался. Сквозь расступившуюся толпу бежал старик. Его рваная одежда была запачкана грязью. Сквозь дыры на тряпках, которые когда — то были туникой, просвечивало бледное, худое тело, более похожее на скелет. Ноги его были босы и побиты о камни. Каждый шаг оставлял кровавый след. Давно не стриженные, спутанные волосы придавали ему дикий вид. Старик подбежал к оратору и остановился. Дыхание со свистом вырывалось из его искажённого страданием рта. Он поднял руку в знак того, что хочет говорить. Толпа молча смотрела на старика.
— Римляне! — сказал старик. — Вы смотрите на меня с удивлением. Вы не узнаёте меня? И ты тоже не узнаёшь меня, Луций? — обратился он к человеку со шрамом на лице. — Да, меня трудно узнать! Страдания изменили меня. Я — Гней Помпилий, центурион…
Крики изумления раздались в толпе.
— Ты ли это, Гней? — вскричал Луций. — Я служил под его начальством, — сказал он, обращаясь к народу. — Он был храбрый и сильный воин. У него было почётное копьё и венок за то, что он первым взошёл на стену неприятельского города.
— Помолчи, — сказали из толпы, — пусть он сам расскажет.
— Луций сказал правду, — произнёс старик. — Я был храбрым воином. Я участвовал в двадцати восьми походах; сотни раз сражался с врагами Рима. На моём теле много рубцов от ран, и ни одной раны нет на спине. Я всегда смотрел врагам в лицо. Глядите, римляне! — старик обнажил грудь. — Я удостоивался многих наград. Но только одна награда оставила следы. — Старик поднял руки вверх, и все увидали на запястьях обеих рук красные полосы.
— Римляне, это не следы золотого браслета, полученного за храбрость. Эти следы оставили цепи, в которые меня заковали. Когда я возвратился из похода, то увидел, что моя жатва уничтожена. Мой скот увели. Мой дом сожгли. И всё же с меня потребовали уплаты долга. Денег у меня не было. Вся добыча досталась патрициям. Проценты росли и росли. Вскоре я потерял всё. У меня ничего не осталось, кроме одежды на моем теле. Когда я не заплатил очередного взноса, меня заковали в цепи. Я лишился самого ценного — свободы. Я, римский гражданин, перестал быть человеком. Я стал вещью. Стал рабом. У меня нет ничего — ни семьи, ни имущества. Мой господин меня всего лишил. Он бьёт меня! Если захочет, он может меня, участника двадцати восьми походов, продать на чужбину. Если захочет, он может меня убить. Собаку больше жалеют, чем старого воина! Мой господин сказал мне: пока не заплатишь долг, иди в каменоломню и, если не успеешь за день обтесать восемь каменных глыб, получишь сто плетей. Римляне, подземное царство Аид, где мучаются умершие, ужасно. Но ещё ужаснее эти каменоломни. Работа там изнуряет тело. Я слабел, а меня били. Я знал только труд и плеть. Я пытался бежать — меня наказали и заклеймили. Вот, что сделали со мной. Вот, что у меня теперь на теле, рядом с почётными ранами, полученными в борьбе за республику. Смотрите, римляне!
Старик поднял свои лохмотья. Крик ужаса вырвался из сотен грудей. Вся спина старика была покрыта багровыми следами ударов бесчисленных плетей.
— Позор! Позор!
— Довольно терпеть!
Волнение распространилось по всему городу. Со всех сторон на форум бежали сотни людей. Одежды их были изодраны, лица бледны, на ногах у многих звенели цепи. Это несостоятельные должники, вырвавшиеся от своих хозяев, обращались за помощью к народу.
— Взгляните на наши оковы! — кричали одни.
— Взгляните на наши язвы! — кричали другие. Возмущение народа достигло предела. Народ требовал созыва сената.
Вдруг раздался конский топот. Несколько всадников осадили своих взмыленных коней. Всадники принесли грозное известие: враг приближался к городу. Опасность нависла над Римом. Но даже это не повлияло на настроение народа.
