– На мой взгляд, сэр, – сказал по окончании слушаний сержант Губбинс, – дело довольно странное. И знаете почему, мистер Эмберли?

– Могу назвать несколько причин, но лучше вы сами скажите.

– Да потому, что ничего такого странного в нем нет, сэр, – мрачно заключил сержант.

Мистер Эмберли окинул его загадочным взглядом:

– А вы далеко пойдете, сержант.

– Не мне о том судить, сэр, но, полагаю, вы близки к истине, – ответил явно польщенный Губбинс.

– Но только вам должно очень, очень повезти, – тихо добавил Эмберли.

Сержант подозрительно взглянул на него и какое-то время обдумывал эту ремарку. А потом произнес с плохо скрываемым раздражением:

– Лично меня нисколько не удивляет, сэр, что у вас, насколько я слышал, много врагов. Нет, лично я ничуть не обижаюсь, потому как понимаю, что вы изволили пошутить. Однако на свете немало людей, которым могут не понравиться такие шутки. А раз вы, похоже, не одобряете моего подхода к этому делу, не стану говорить о дальнейших своих действиях. Впрочем, в прошлый раз, когда вы были здесь, то дали нам одну-две зацепки по делу с ограблением, и мы с удовольствием приняли их к сведению.

– Да, тогда вы совсем запутались, верно? Насколько я понимаю, у вас в Карчестере все еще работает тот тугодум инспектор?

Сержант ухмыльнулся:

– Скоро пойдет на повышение. Может, и я тоже.

– За какие такие заслуги? – удивился мистер Эмберли.

– Да за раскрытие этого убийства, сэр.

– О! В таком случае не смею вас больше задерживать. Полный вперед! Бегите скорей и расследуйте.

– Так и сделаем, сэр. Просто я подумал, что вы со своим особым, так сказать, взглядом на вещи, со своей увлеченностью этим, как его… Короче, я подумал, хуже не будет, если я расскажу вам, что ставит нас в тупик.

– Можете думать что угодно. Но если вы вообразили, что я готов выступить в роли какого-то там детектива-любителя…

– О нет, нет, сэр, ничего подобного! Хотя, когда вы догадались, что те бриллианты у Билтона, должен признаться, я подумал: вот человек, который действительно знает свое дело. Нет, конечно, так уж вышло, что вы стали свидетелем той кражи, а этого преимущества у нас не имелось. И все же, готов признать, работа была сделана просто блестяще, мистер Эмберли, и все мы вам страшно благодарны, поскольку не пришлось вызывать людей из Скотленд-Ярда…

– Полагаю, как и в этом случае, – перебил его Фрэнк.

– Вот именно. И когда я говорил, что в данном деле нет ничего странного, то хотел сказать: здесь все лежит прямо на поверхности. Об этом Доусоне ничего особого неизвестно; у него ни врагов, ни женщин, за все его годы службы в особняке все вроде бы чинно и благородно. Так вот, это неестественно. Поверьте мне, мистер Эмберли, раз человека убивают, за этим всегда что-то стоит. И десять против одного, что рыльце у него в пуху. Ладно, женщин отбросим. В таком случае лишь одно выглядит довольно подозрительно.

– Вы носите очки? – неожиданно спросил его мистер Эмберли.

– Я, сэр? Нет, не ношу.

– А не мешало бы.

– Да они мне просто ни к чему, мистер Эмберли. Вижу, слава Богу, хорошо, зрение как у двухлетнего ребенка.

– Вот это я и имел в виду. Продолжайте.

– Ей-богу, не понял, на что вы намекаете, сэр, – вполне искренне заметил сержант. – Так вот, подозрение тут одно: деньги. Доусон все оставил своей сестре. Она вдова, живет в Лондоне. Нет, завещания он не писал, но по закону все достается ей. И, насколько я понимаю, сумма кругленькая.

– Мне всегда казалось, что дворецкие зарабатывают не так уж и много.

– Бывает по-разному, но я никогда не слышал, чтоб кто-то из них зарабатывал больше Доусона. Удалось выяснить: он скопил нешуточную сумму, около двух тысяч. И разместил их очень толково. Так что теперь понимаете, в чем мотив, сэр?

– Где именно разместил?

– В почтовом отделении местного сберегательного банка, затем в виде сертификатов военного займа, ну и еще в банке Карчестера. Лично мне это кажется странным. Ну то, что инспектор не сделал из данного факта должных выводов. Нет, конечно, люди имеют право размещать свои деньги, где им заблагорассудится, но лично мне интересно знать другое. Как это ему удалось отложить так много? Практически весь заработок за долгие годы.

– А сколько у него выходило в год?

– Ну, может, и не очень много, зато стабильно. Я могу показать вам цифры.

– Да. Вернее, нет. Лучше не показывайте.

– Полковник Уотсон не возражает, сэр, если вы узнаете об этом. Если б кому другому показать, то да, возражал бы; ну вы меня понимаете.

Губы мистера Эмберли скривились в мрачноватой улыбке:

– Вопрос тут только в одном, сержант. Я на вашей стороне?

– Простите, не совсем понял, сэр?

– Вот лично я не уверен, что на вашей. Ладно, дам вам знать, когда все хорошенько обдумаю. А пока что не мешало бы и перекусить. Удачной охоты!

Сержант проводил Эмберли растерянным взглядом.

Начальник местной полиции полковник Уотсон, торопливо вышедший из зала заседаний, увидел, как он задумчиво почесывает в затылке.

– Мистер Эмберли уже ушел, сержант?

Губбинс вытянулся по стойке смирно:

– Всего минуту назад, сэр. Он не в том настроении; ну, как обычно.

– О, так вы с ним говорили, верно? Совершенно напрасно, сержант, нарушаете все правила субординации. Полагаю, мистер Эмберли пролил на всю эту историю не больше света, чем во время дачи показаний?

– Нет, сэр. Мистер Эмберли только отшучивался, что в его манере, – мрачно ответил Губбинс.

В Грейторне результаты предварительного расследования интересовали только Фелисити. Сэр Хамфри, хотя и был мировым судьей, не одобрял обсуждения подобных тем в семейном кругу, а леди Мэттьюз уже, судя по всему, забыла об этой истории.

Но когда днем в местном клубе мистер Эмберли встретился с Кокрейном, то отвертеться от обсуждения слушаний не удалось: Энтони присутствовал на них вместе с Фонтейнами и был недоволен итогами расследования.

– На этом, стало быть, все и кончится?! – возмущенно воскликнул он. – И ничего больше предприниматься не будет?

– О нет, работы тут еще полно. Найти убийцу, к примеру. Послушай, у меня к тебе полно вопросов, но прежде хотелось бы сыграть в гольф. Ты как, не против?

– С удовольствием.

Местное поле для гольфа оказалось слишком неровным, и различных препятствий тут было полно. Мистер Кокрейн заметил другу, что от первого удачного удара зависит очень многое, поэтому следует бить сильно и по прямой. Он замахнулся клюшкой, и мяч угодил в непролазный кустарник.

– Спасибо, Энтони, – сказал мистер Эмберли. – Личный пример лучше всяких наставлений.

Они закончили игру около половины шестого, уже начало темнеть. Народу в клубе заметно поубавилось – обычное явление в будние дни, – и им без труда удалось отыскать свободный столик в углу. За первой полпинтой пива Энтони не обсуждал ничего, кроме своей приверженности к пулам[2], расцветив рассказ анекдотами о самых фатальных пулах на доброй половине полей для гольфа в Англии. И Эмберли вместе с ним пришлось совершить путешествие из Сандвича до Уэнтворта и Хойлейка, а уже оттуда – в Сент-Эндрюс, после чего молодой человек наконец иссяк.

Эмберли снова послал за пивом и позволил собеседнику обсудить и нынешнюю игру, чем тот занимался еще несколько минут. Когда пиво принесли, Энтони вроде как устыдился и по своей доброй воле прекратил разговоры о гольфе.

– Это убийство… Какие будут соображения?

– Их не так много. В том-то и проблема. Да, кстати, чего так боится братец Бэзил?

– Ах, так ты тоже заметил, да? Если б я знал! И вообще, странная какая-то атмосфера в этом доме, тебе не кажется? Чем скорее я увезу оттуда Джоан, тем лучше.

– А когда свадьба?

– В следующем месяце. И, насколько я понимаю, до той поры я буду не слишком желанным гостем в этом доме. Даже подумываю отвалить оттуда после маскарада. Нет, ты мне объясни, почему женщины буквально сходят с катушек, когда дело касается платья для маскарада, а? Даже Джоан просто свихнулась на этой теме. Ну скажи, только честно, Эмберли, неужели я так похож на глупую задницу, готовую вырядиться Фаустом?