– У вас неважный вид. Плохо себя чувствуете? Что-то случилось?

Джеффри поднял голову и с горечью рассмеялся:

– Нет, ничего! Только вся моя жизнь разбита!

– Господи! – сказала Камилла. – Даже так? Я, наверное, ничем не смогу помочь?

– Никто не сможет, – ответил Джеффри. – Да и не нужна мне помощь. Со мной по крайней мере остается мое перо. После всего, что я сегодня услышал, ноги моей не будет в этом доме, пусть даже отец станет умолять меня на коленях. Да если я увижу его еще раз, то за себя не ручаюсь!

– Ну что ж! – пожала плечами Камилла. – Раз я ничем не могу помочь, пойду.

«Вот незадача, – подумала она. – Этот дрянной мальчишка вывел из себя старика, когда он мне был нужен в хорошем настроении. О Господи, придется опять слушать его дурацкую болтовню об Индии и терпеть слюнявые поцелуи».

Но тут Камилла услышала голос генерала в коридоре, и усталое, недовольное выражение исчезло с ее лица словно по мановению волшебной палочки, она бегом спустилась по последним ступенькам и заворковала:

– О, сэр Артур, вы и вправду чрезвычайно пунктуальны! Как вам это удается? Вы просто волшебник. А я думала встретить вас на пороге!

Джеффри услышал, как его отец прорычал с неуклюжей игривостью:

– Вам не опередить меня, моя красавица! Я сказал, что вернусь ровно в одиннадцать, и вот, как видите, вернулся, все дела сделаны, и я весь в вашем распоряжении, вот только положу в сейф этот сверточек.

Дверь из комнаты мисс де Сильва открылась, вышла Кончетта.

– Теперь вам позволено повидать сеньориту, – любезно сказала она.

Вряд ли существовали серьезные причины, не позволявшие Джеффри повидать сеньориту раньше, поскольку она, вот уже полчаса как проснувшись, просто валялась в постели.

На ней была ночная рубашка с изящным низким вырезом, а черные ее кудри, хоть и расчесанные до блеска, не были уложены и занимали всю подушку.

Войдя в комнату, Джеффри замер и с благоговением уставился на свое сокровище.

– Господи, как ты прекрасна! – прохрипел он осевшим голосом, а затем бросился обнимать ее.

Лола покорилась его крепким объятиям с довольной улыбкой. Позволяя целовать себя в губы, в шею, в белые плечи, она, похоже, ничуть не была взволнована его пылом. Видимо, находила эти проявления страсти приятными, но не более того и, едва Джеффри ей надоел, оттолкнула его, впрочем, довольно мягко, со словами:

– Хватит. Через минуту Кончетта вернется одевать меня, и ты сразу же уйдешь. Должна сказать, я совершенно не спала, ни секунды. Как тут заснешь, если петухам позволяют кричать всю ночь! Безобразие, я этого не вынесу.

– Дорогая! – воскликнул Джеффри, ловя ее руки. – Я напрасно привез тебя сюда! Но больше в этом доме ты не проведешь ни минуты. Я немедленно увезу тебя, мой бедный ангел!

– О чем ты говоришь? Глупости. Я проведу в этом доме еще немало минут, потому что еще не одета и, кроме того, не уеду без ленча, – со свойственной ей рассудительностью ответила Лола.

– Я знаю небольшой придорожный ресторан, где можно поесть, – предложил Джеффри.

– Я тоже знаю немало ресторанов, – холодно отрезала мисс де Сильва. – Но предпочитаю поесть здесь.

– Ничего больше не возьму в рот в этом доме! Не могу! – сказал Джеффри с неистовством. – Слушай, Лола, у меня произошла жуткая ссора с отцом. Собственно говоря, между нами все кончено. Надеюсь, я больше никогда не увижу его!

Мисс де Сильва поглядела на него с внезапной подозрительностью.

– О чем ты говоришь? Объясни, будь добр, я не понимаю!

– Мы поссорились, и окончательно! – объявил Джеффри и, не слишком придерживаясь суровой правды, рассказал о сцене, разыгравшейся в кабинете в половине десятого. – Конечно, это должно было случиться. Мы с ним как вода и масло. Я всегда это знал. Только думал, что отец…

Мисс де Сильва приподнялась.

– Ты смешно говоришь, мой дорогой Джеффри. Не вода и масло, а вода и огонь. Не столь уж я неграмотна. Только ума не приложу, зачем тебе ссориться с папой по такой нелепой причине, это даже и не причина, а просто глупость.

– Ты не понимаешь, дорогая. Огонь тут ни при чем. Я сказал, что мы масло и вода. Это такое выражение, идиома.

– Вот именно, и-ди-о-ма, – презрительно заметила Лола.

– Оно означает, что мы несовместимы. Ладно, суть не в словах. А в том, что отец ведет себя совершенно по-скотски. Лишь потому, что ты танцовщица, он пытается всеми силами помешать нам пожениться. Мне очень тяжело говорить об этом, дорогая, я лучше умру, чем причиню тебе боль. Отец ограниченный, отвратительный ретроград. С ним просто невозможно спорить. Он всегда ненавидел меня. Наверное, из-за моей матери. Она сбежала с другим мужчиной, когда я был ребенком. Мне об этой истории почти ничего не известно, но, кажется, тогда разразился отвратительный скандал. Так или иначе, отец со мной всю жизнь был сущим зверем, уж лучше бы Френсис был ему сыном, хотя он относился бы к Френсису еще хуже, чем ко мне, если б знал о нем то, что знаю я. Короче, этот скандал был последней каплей. Поскольку ничто не заставит меня расстаться с тобой. Пусть не думает, что мне нужны его грязные деньги. Для меня они ничего не значат, к тому же я все-таки пишу. Хоть он насмехается над моим искусством, люди, которые разбираются в этом лучше его, считают, что я далеко пойду. Я не мог сдержать улыбки, когда он сказал, что ему дела нет, если мне придется подыхать от голода в канаве. Ему и в голову не приходит, что можно зарабатывать деньги пером, но ничего, он еще в этом убедится!

Лола выслушала эту сумбурную речь в полном молчании и, вновь опустившись на подушки, сказала:

– Да, папашка у тебя тяжелый – мрачная личность. Пожалуй, будет лучше, если я не выйду за тебя замуж.

– Лола! Неужели думаешь, что я от тебя отступлюсь? Я схожу с ума по тебе! Я обожаю тебя!

– Очень жаль, – ответила мисс де Сильва. – Я сама в полном отчаянии. Только было бы неразумно выходить за тебя, раз ты без денег. О таких вещах нужно думать, хотя это и очень неприятно.

Джеффри стиснул ее запястья.

– Лола, о чем ты говоришь! Ты же любишь меня? Что значат деньги, если мы любим друг друга? Я заработаю денег, клянусь, заработаю! Не говори только, что не пойдешь за меня!

– Конечно, я люблю тебя, – сдержанно ответила Лола. – Я всегда люблю с большой страстью, но я отнюдь не дура, и совершенно ясно, что, раз больших денег у тебя нет, пожениться мы никак не можем. Хорошо, дорогой мой Джеффри, что мы не успели обручиться официально. Я еще молода, ничуть не поблекла и, кроме того, не хочу жить в усадьбе, где нет абсента, в ванной отсутствует душ и всю ночь орут петухи, не давая мне спать.

– Нам и не нужно жить в усадьбе! Мы сможем поселиться, где ты захочешь! – с отчаянием сказал Джеффри.

– Я всегда любила жить в шикарных местах, – простодушно призналась Лола. – И должна сказать, ты причиняешь мне боль своим дурацким решением отказаться от папиных денег.

Джеффри стиснул ее запястья еще сильнее.

– Лола, ты дразнишь меня! Ты шутишь?! О Господи, не можешь ведь ты быть такой жестокой, совершенно бессердечной!

Прекрасные карие глаза вспыхнули.

– Жестока не я, а ты, мой дорогой Джеффри, раз хочешь жениться на мне, будучи нищим!

– Лола, но я стану зарабатывать. На жизнь нам хватит. Это, конечно, будут не золотые горы, но как-нибудь проживем.

– Вижу, ты совершенно эгоистичен. Нисколько не думаешь обо мне, – сурово и поучительно припечатала Лола. – Мне необходимо иметь очень много денег – как ты выражаешься, золотые горы. И сейчас же отпусти мне руки, я не жалуюсь, но ты причиняешь мне боль. А теперь уходи, мне нужно одеться, а после ленча, но никак не раньше, отвезешь меня обратно в Лондон.

Джеффри вскочил; лицо его сильно побледнело, губы неудержимо дрожали.

– Я не верю! Не верю! – сдавленно произнес он и всхлипнул без слез. – Я не отступлюсь от тебя! Не могу!

– Для нас обоих это большая трагедия, – согласилась Лола. – Но твой папа…