— Верно, верно, сейчас их нет, — поддакнул мне табачник, — они появятся здесь не ранее чем через месяц, и через наш городишко их пройдут немалые тысячи. Пока же только вы, почтеннейший, да вон те люди, что собрались у шатра, почтили нас своим посещением.
Втянув в себя изрядное количество дыма и выпустив его тонкой струей, я предложил кальян торговцу и, когда тот хорошенько затянулся пару раз, спросил его:
— Кстати, вы не знаете, кто этот человек, который расположился в шатре и откуда он?
— Понятия не имею да и не хочу знать, — ответил табачник. — Скажу только одно — он купил у меня изрядно табаку и хорошо заплатил за него, да будет к нему милостив Аллах!
Я понял, что более ничего здесь не узнаю, и перебрался в соседнюю лавчонку, хозяин которой — мелкий торговец-бания — также не смог дать мне какого-либо вразумительного ответа на мои осторожные расспросы об этом богатом путнике. Он сообщил мне только, что к нему в лавку заходила девушка-рабыня, принадлежавшая этому человеку, купила немного муки, и все.
«Странно! — подумал я. — Вот богатый шатер, вот ходят слуги и охрана, которых непонятно как занесло в эти края, и никто ничего о них не знает? Как такое возможно? Вернусь-ка я к табачнику, что ли, и посижу у него еще немного. Может быть, мне все же удастся услышать или увидеть что-нибудь важное».
Я устроился в лавке табачника в томительном ожидании, незаметно, но внимательно наблюдая за суетой прислуги и пытаясь сообразить, кто же это все-таки этот неизвестный, что засел в шатре, и по какой причине он скрывается от местных жителей и от меня тоже.
Вскоре мое терпеливое ожидание было вознаграждено. Кто-то, сидящий в шатре, немного отдернул полог, прикрывавшим вход, и почти сразу задернул его, однако я успел заметить в полумраке шатра прекрасное лицо очаровательной женщины, которая бросила на меня быстрый, но пристальный взгляд. Признаюсь, я немало огорчился, поняв, что загадочный путешественник — женщина. Как я уже говорил, Кали не одобряет, когда ей в жертву приносят женщину, да и я сам уже давно решил, что не стану по возможности делать их своей добычей. «Пусть едет себе с миром!» — подумал я и тут же вспомнил свою любимую Азиму, содрогнувшись при мысли о том, что было бы с ней, окажись она в шатре вместо этой женщины и будь на моем месте кто-либо другой из моих товарищей, который мог бы пренебречь волей Кали и напасть на этот караван.
Разочарованный, я попрощался с табачником и отправился в лагерь, где и просидел весь день, то и дело вспоминая прекрасное лицо хозяйки шатра. Вечером, томимый досадой и бездельем, я пошел немного прогуляться и решить заодно, что делать дальше. Не успел я отойти от лагеря, как навстречу мне попалась девушка-рабыня, принадлежавшая хозяйке шатра. Мне показалось, что она явно разыскивала кого-то, и не ошибся, ибо, поравнявшись со мной, она обратилась ко мне со следующими словами: «Я ищу здесь одного человека, и, судя по всему, как раз вы-то мне и нужны».
— Говори! — ответил я. — Зачем я тебе понадобился?
— Я все еще не уверена, господин, тот ли вы человек. Скажите, вы сидели сегодня утром в лавке табачника и курили кальян?
— Да! — удивился я. — Ну и что? По-моему, я не делал ничего такого, чтобы заслужить особое внимание.
— Ах, не в этом дело! — воскликнула девушка. — Просто кое-кто, видевший вас, хочет повидать вас снова, и, если вы позволите, я отведу вас к нему.
— И кто же это? — изобразил я недоумение. — И какое ему или ей дело до бедного странника?
— С вашего разрешения, я не стану отвечать на ваш первый вопрос. На второй же вы получите ответ, если пойдете со мной.
Я призадумался и вновь вспомнил быстрый взгляд хозяйки шатра, который, как теперь показалось мне, был исполнен не только любопытства, но и любви и надежды. Какое мне дело до нее, зачем мне с ней связываться, думал я, но, должно быть, сам шайтан толкал меня в спину, и вместо того, чтобы проявить благоразумие и отказать девушке, я дал свое согласие, о чем мне пришлось вскоре горько пожалеть. Воистину, как часто незначительные события заставляют нас сворачивать с ясного и, казалось, предопределенного пути! Видать, на то воля Аллаха, ибо без нее ничего не может совершиться, однако, признаюсь, виноваты были прекрасные глаза незнакомки и мое собственное неуемное желание увидеть ее, владевшее мною весь день.
— Хорошо! — сказал я. — Пойдем!
— Отлично! — обрадовалась девушка. — Только прошу вас: не идите рядом со мной, а держитесь немного сзади. Когда мы подойдем к шатру, смело входите туда следом за мной.
Мы зашли вместе с рабыней в шатер, где она отвесила мне глубокий поклон и тотчас же ушла. Я остался один на один с незнакомкой, которая сидела в дальнем углу шатра, отгороженном легкой занавесью.
— Госпожа! — сказал я. — Твой раб пришел и готов исполнить любое твое приказание, которым ты захочешь осчастливить его!
— Садись! — услышал я тихий и нежный голос. — Я хочу кое о чем попросить тебя.
Я повиновался и сел на край ковра, на должном расстоянии от занавески, как подобает человеку, знающему приличия.
— Наверное, ты можешь подумать обо мне, что я веду себя слишком смело, не так, как полагается скромной женщине, — продолжила она, — однако прошу, выслушай меня. Я бедная вдова, и мне предстоит дальний путь, в котором меня некому будет защищать. Скажи, куда ты едешь?
— В Нагпур, — ответил я. — Я прибыл в это жалкое местечко из Джабалпура и завтра утром собираюсь тронуться дальше.
— И я приехала оттуда, и тоже направляюсь в Нагпур. Воистину, судьба будет добра ко мне, если ты позволишь мне присоединиться к твоему каравану.
— Странно, — заметил я, — что мы не встретили друг друга по дороге.
— Я ведь ехала со своими людьми на один переход за вами. Я узнала о вас и поспешила опередить вас по соседней, более короткой дороге, чтобы прибыть сюда заранее и просить тебя о помощи.
— Конечно, дальше мы поедем вместе, если ты того желаешь, — согласился я. — Я буду счастлив оградить тебя от всяческих напастей, которые могут встретиться на пути. Сделаем так: завтра утром я пришлю своего человека разбудить тебя, и поверь мне, что без тебя я не тронусь с места. Я, Амир Али, обещаю тебе это.
Она горячо поблагодарила меня, и в этот момент занавесь, разделявшая нас, внезапно упала — не знаю, случайно или нет, — и я замер на месте, как громом пораженный. В жизни своей мне не приходилось видеть такой прекрасной женщины, перед красотой которой поблекли бы прелести всех небесных гурий. Я не могу описать ее красоты! Скажу только, что мне показалось, будто весь шатер озарился божественным светом, который можно увидеть лишь в раю. Потрясенный, я хрипло прошептал слова прощания, ибо от восторга язык присох к моей гортани, и стремглав вышел, нет — выбежал из шатра, ослепленный ее бесподобными глазами.
«Аллах, Аллах!» — шептал я, быстро, почти бегом, двигаясь к лагерю. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, все мое существо подсказывало мне немедленно уйти из этого места, где шайтан расставил мне сети, однако соблазн был слишком велик! Я был уверен, что меня ждет беда, если я позволю себе попасть под чары этой женщины, однако она уже овладела моей душой.
Собравшись, наконец, с духом и успокоившись, я решил, а точнее, сам уговорил себя, что ничего страшного не произойдет. Да, я провожу ее до Нагпура, ну и что с того? В Нагпуре мы расстанемся, и больше я никогда ее не увижу!
Вернувшись в лагерь, я решил избежать насмешек и дурацких шуток своих приятелей и на их расспросы о хозяине шатра ответил со смехом, что в нем живут всего лишь девушки-танцовщицы, отправившиеся в Нагпур. Это сразу угомонило интерес моих друзей и положило конец их надеждам на богатую добычу, ибо Кали запрещает нам убивать танцовщиц.
Каково же было их удивление, когда следующим утром Шуфрун — а именно так звали нашу новую попутчицу — присоединилась к нашему отряду со своими людьми. На меня тут же обрушился поток острот и шуточек, вроде того, что я, дескать, здорово придумал, решив обзавестись на дорожку прекрасной незнакомкой, в то время как им, моим лучшим друзьям, остается теперь только облизываться, и прочее в том же духе. Я решительно заявил, что она меня совершенно не интересует, однако это вызвало такой взрыв хохота, что я разозлился не на шутку.