Через два месяца вернулся и Хуссейн со своим отрядом. Как было условлено ранее, накануне нашего общего выхода в поход, вся добыча была поделена между всеми участниками, причем ее общая сумма достигла необыкновенно большого размера — около ста тысяч рупий. Мне, как джемадару, причиталась одна восьмая часть, по стольку же получили Бадринатх и Сарфраз Хан.

На полученные деньги я провел два безмятежных года и, хотя время от времени я предлагал отцу выбраться на промысел ненадолго куда-либо в окрестности, он и слышать об этом не хотел.

Зачем? — говорил он. — У тебя пока достаточно денег; немалое богатство есть и у меня.

Стоит ли рисковать еще раз в погоне за добычей, которая нам пока не нужна?

Я соглашался с ним, но душа моя протестовала против безделья. Я чувствовал, как сонная одурь блаженного ничегонеделания все более овладевает мной. Азима родила мне близнецов — сына и дочь, однако вскоре злой рок унес моего мальчика. Он умер от проклятия, которое наслал на нашу семью один бродячий дервиш. Меня не было в то время дома, ибо я отлучался ненадолго по кое-каким делам. Горе мое было безмерно, а месть, которая настигла дервиша, была ужасна, но об этом я расскажу позже. Так прошли, как я говорил, два года. На третий год Бадринатх и его друзья обратились ко мне с настойчивым предложением отправиться вместе с ними в богатую и процветающую Бенгалию, где мы уже очень долго не бывали и где нас, как считал он, ждет немалая удача.

Когда я сообщил своему отцу о желании составить им компанию, тот воспротивился этому самым решительным образом. Что-то подсказывало ему, что этот поход будет несчастливым. То же самое подсказала ему и Кали, когда он обратился к ней за советом — по крайней мере, так утверждал он, отговаривая меня от этого предприятия. К несчастью, все вышло именно так, как и говорил отец, — большой отряд под предводительством нескольких лучших джемадаров отправился все же в дорогу, но не успели они отойти и двух десятков коссов от дома, как между ними начались ожесточенные ссоры и им пришлось разделиться на несколько небольших отрядов. Один за другим они возвращались домой разочарованные и злые и с такой ничтожной добычей, которой им едва-едва хватило бы до следующего раза. Один из отрядов пропал бесследно — он состоял из шести человек под предводительством моего бедного друга Бадринатха.

Лишь через много лет я узнал о судьбе, постигшей его: отряд действительно добрался до Бенгалии и довольно долго промышлял в ее главном городе — Калькутте, и все шло гладко, пока, окрыленные успехом и большими деньгами, некоторые из людей Бадринатха не ударились в пьянство и безудержное распутство. Бадринатх не смог остановить их, и через самое малое время, спустив все деньги, им не оставалось ничего другого, как бесславно возвращаться домой. На обратном пути, уже достигнув Бенареса, мучимые голодом, наши несчастные товарищи напали на каких-то путешественников и предали всех их смерти. Торопясь скрыться, они не стали закапывать свои жертвы, и один из путешественников, которого эти пьяницы задушили не до конца, очнулся и дал знать о происшедшем жителям ближайшей деревни. Наши несчастные товарищи были опознаны, схвачены, осуждены и повешены. Что тут поделать? Судьба!

Печальна была и участь Сарфраз Хана. Получив разрешение вернуться из Хайдарабада отдельно от нас, во главе собственного отряда, но дороге домой он пристроился к одному купцу, вместе с которым ехала его необыкновенно красивая жена. Сарфраз Хан, страстный и недалекий человек, позволил себе влюбиться в нее до безумия, и, после того как с купцом и его слугами было покончено в одном глухом месте, он, вопреки требованиям своих товарищей, решил сохранить ей жизнь. Он говорил им, что Кали запрещает нам убивать женщин, хотя на самом деле она не то чтобы запрещает, но не одобряет этого. Впрочем, дело было не в Кали, а в страсти Сарфраз Хана к этой женщине. На ее беду, она не смогла разделить это чувство с ним и те последние два дня, что ей осталось жить, горько оплакивала своего мужа. Отряд должен был вскоре выйти на оживленную дорогу, с минуты на минуту могли появиться другие путешественники или даже, не дай Бог, какие-нибудь солдаты, и, конечно, причитания и плач жены купца выдали бы наших товарищей с головой. Сарфраз Хану не оставалось ничего иного, как, скрепя сердце, предать ее смерти.

Любовь к этой женщине и ее смерть надломили что-то в душе нашего отважного Сарфраз Хана. Вернувшись домой, он раздал свою долю самым бедным семьям в нашей деревне, продал свой дом и поселился в заброшенной хижине у дороги, где и прожил до конца своих дней в одиночестве, питаясь подаяниями случайных прохожих.

И все же подошло время, когда надо было снова отправляться в путь. Вместе с Пир Ханом и Моти Рамом, которые за эти годы также достигли высокого звания джемадара, мы придумали один замечательный план. Я получил благословение отца, который при полном собрании наших людей и при их одобрении поручил мне возглавить предстоящее предприятие. Принеся жертвы Кали и получив ее благословение, которое она послала нам через благоприятные знаки и знамения, мы тронулись в путь. Нас было пятьдесят крепких, ловких и опытных человек, и перед нами лежала долгая дорога — на юг через города Сагар, Джабальпур и Нагпур, потом на запад, в Бурханпур, откуда мы планировали завернуть в район Бомбея и Мальвы, а затем вернуться домой.

Лишь на пятый день похода нам подвернулось что-то стоящее — какие-то прилично одетые люди в сопровождении слуг, общим числом девять человек. Не скрою, все мы обрадовались, увидев их, и не только в ожидании добычи, но и потому, что, согласно нашим правилам, выйдя в поход, мы не имели права бриться, курить или жевать пан, пока не принесем первую жертву на алтарь Кали.

Предстоящее дело не представляло особенных затруднений — путешественники, которые ехали в Бенарес, чтобы купить тканей и посетить святые места, были рады найти в нашем лице надежных попутчиков. Я решил не откладывать и рано утром, после первой и последней совместной ночевки, мы быстро расправились с ними. Все получилось как нельзя лучше, и нам оставалось лишь закопать несчастных, как вдруг на вершине бугра, через который вилась дорога, показались двое странников. По моей команде наши люди прикрыли тела покрывалами, будто те спят, а сами притворились, что отдыхают и совершают омовение у ручья. Это были два бедно одетых человека — старый и молодой. Мне стало жаль этих путников, и я предложил Пир Хану пропустить их с миром.

— Дать им уйти? — вскричал он. — Ты что, с ума сошел? Если они догадаются, что тут произошло, то выдадут нас в первой же деревне. Мне и самому неохота убивать их, но еще менее мне хотелось бы оказаться на их месте. Глянь, наши люди уже вступили с ними в разговор. Забудь о ненужном милосердии, раз их направила к нам Кали.

— Салям! — приветствовал я путешественников. — Откуда это вы идете в такую рань?

— Здесь, дальше по дороге, есть деревня, где мы заночевали и откуда мы и идем. Нам предстоит сегодня еще очень длинный путь, добрые люди, так что мы пойдем дальше, — сказал старый путник, причем я уловил плохо скрытое беспокойство в его голосе.

— Постой! В этой самой деревне, где вы ночевали, были ли еще какие-нибудь путники?

— Да, два человека. Они вышли вместе с нами, но немного отстали в дороге. Они должны показаться в любую минуту.

— Сядь! — приказал я. — Вам придется подождать их здесь!

— Почему? — воскликнули они оба, садясь на землю. — По какому праву ты приказываешь нам? Мы пойдем дальше.

— Только троньтесь с места! — пригрозил я им сурово. — Знайте, что вы стали нежеланными свидетелями и будете наказаны.

— Наказаны! Кто вы такие — грабители? Если так, то возьмите у нас, что хотите, и отпустите.

— Мы не грабители, — спокойно пояснил им Пир Хан. — Мы гораздо хуже.

— Хуже! Тогда мы пропали, брат! — вскричал молодой путник. — Это же тхаги! Я сразу догадался, кто они такие, когда увидел с вершины бугра неподвижные тела у ручья. Зачем ты не послушался меня, когда я сказал, что лучше бы нам вернуться!