Восемнадцать часов спустя почуявший неладное сторож нашел Гути под трибунами стадиона «Кэмп Рэндалл» среди гор оберток от жвачки и пачек из-под сигарет, пыльных использованных презервативов и разбитых полупинтовых бутылок. Как он с луга агрофакультета добрался до футбольного стадиона, Гути понятия не имел. Похоже, он вслепую искал убежища и случайно забрел на территорию спортивного комплекса. Сторож потолкал его в плечо и велел проваливать, Гути же в ответ поморгал и выдал цитату из Готорна: «Придерживаясь уединенных троп, он тем самым собирается сохранить в себе простоту и ребячество… с благоуханной свежестью и незапятнанной чистотой помыслов…»[40]

Сторож притащил его в свою каморку и вызвал полицию.

В седьмом часу мы с Доном вернулись в гостиницу и на несколько минут разошлись по номерам. Приветствуя в баре Дона, заказывая бокал вина, болтая с барменом, неся напитки через все помещение, чтобы занять наш маленький круглый стол, я раздавал извиняющиеся улыбки и упреждающие взгляды, выдававшие озабоченность важной новой информацией.

Мы сели, и Дон сказал:

— Давай выкладывай, а то лопнешь.

— Знаю, знаю, — ответил я. — Похоже на полное совпадение. Только ты не поверишь.

— Уже не верю.

— Придется. — Я помедлил. — В номере на автоответчике было сообщение. От Ботика. Он позвонил мне домой, и моя ассистентка, которая только что вернулась из Италии, сказала ему, где мы. И знаешь, где Джейсон Боутмен сейчас живет?

— Конечно, — ответил Дон. — Если не ошибаюсь, в Мэдисоне. В своем маленьком схроне.

— Значит, переехал. Нынче Джейсон живет минутах в десяти-пятнадцати езды отсюда. В восточной части, где-то в районе Вилли-стрит. Говорит, у него потрясающие новости, и хочет поделиться при личной встрече.

— Какой у него был голос?

— Голос у него был… Я б сказал… радостный был у него голос.

— Здорово, — сказал Дон. — А как он узнал, что мы здесь? Как узнал, где мы обитаем?

— Именно это я и спросил у него. Но если задуматься, узнать о нас он мог только одним путем.

— Хочешь сказать… ему позвонила Минога? Хотя с чего это я удивляюсь. Она ведь и мне позвонила, помнишь?

— А может, послала ему имейл, — предположил я и добавил, что понятия не имею, с кем она общается.

— Ты что, правда не знаешь? — спросил он.

Инструкции Боутмена привели нас к просторному двухэтажному каркасному дому на Моррисон-стрит. Вряд ли это здание можно назвать красивым, как и похожим на «схрон». Дорожка из растрескавшейся брусчатки вела к трем деревянным ступеням и длинному крыльцу, нуждающемуся в шлифовке и покраске. Весь дом, когда-то славного цвета листвы, казался немного желтушным. Чахлые, увядающие папоротники свисали с цементной облицовки по обеим сторонам ступеней. Следы шин вели к гаражу, готовому в скором времени развалиться. Напротив дома, через улицу, заросший утес обрывался на пятнадцать или двадцать футов к берегу озера Монона. Это строение и соседствующие с ним, да, пожалуй, и весь квартал словно отреклись от изначальной респектабельности среднего класса в пользу малобюджетного жилищного строительства. Когда-то давно вдова или мать-одиночка сдала пару комнат аспирантам — для студентов район располагался слишком далеко от кампуса, — а со временем примеру последовали тысячи, и как грибы стали расти на первых этажах продовольственные лавки, магазинчики, плохие рестораны национальной кухни и забегаловки с привлекательными названиями. Что в подобном месте делал Джейсон Боутмен?

Мы поднялись по ступеням и нажали на кнопку звонка рядом с забранной сеткой дверью. Вскоре дверь из дома на крыльцо распахнулась, явив нечеткий из-за сетки силуэт дородной стариковской фигуры. Силуэт двинулся вперед и потянулся к ручке сеточной двери. В нем уже можно было узнать Джейсона Боутмена. Он улыбался, и для нас обоих, Олсона и меня, непринужденность и дружелюбие улыбки свидетельствовали о том, что внутренний стержень в этом человеке сломан. Пожар затих. Человек у порога был слишком расслабленным для Джейсона Боутмена, а еще — старым и толстым: реденькие седые волосы зачесаны назад, глубокие морщины на тревожно бледном лице, небольшой, однако заметный животик, катившийся по миру перед хозяином.

Ботик распахнул пыльную сеточную дверь со словами:

— Парни, как здорово, что вы приехали. Ну, давайте, проходите.

Он приветствовал нас совершенно не в духе прежнего Джейсона Боутмена, замкнутого, напряженного, а зачастую мрачного. Тот Джейсон наверняка бы выдал что-то вроде: «А, явились. Наконец-то». Прежде чем шагнуть на крыльцо, Олсон бросил на меня взгляд, словно спрашивая: «Что этот тип сотворил с Ботиком?»

— Господи, вы оба здесь, у меня, как же здорово. — Источая вместо беспокойства любезность, Боутмен отступил и распахнул внутреннюю дверь с жестом «после вас, джентльмены». — Входите, друзья. Добро пожаловать в мой замок.

Они сразу попали в гостиную, где только ряд крючков для пальто и секция напольной плитки обозначали зону прихожей. Далее проход вел к меньшим помещениям. В большой комнате удобная низкая коричневая мягкая мебель окружала деревянный кофейный столик. Телевизор занимал большую часть передней стены. Стену справа и полстены, отделяющей гостиную от обеденной зоны и кухни, занимали полки из темного дерева, населенные лишь небольшим количеством СД-дисков, несколькими маленькими статуэтками и глиняными горшками. Несмотря на широкие окна, в гостиной было темновато из-за крыши веранды, перекрывавшей солнечный свет. Джейсон поманил нас к креслам и дивану.

— Садитесь, ребята, садитесь. Фух, даже не верится, что вы у меня. Вы остановились в «Перекрестке»?

— Да, — ответил Дон. — Приехали повидаться с Гути.

— Ну да, она вроде говорила мне…

Джейсон опустился в кресло, вновь указав нам на диван, и, прежде чем я успел заговорить, выпалил:

— Черт, что это с моими манерами? Ребята, выпить хотите? По-моему, самое время, а? В холодильнике есть пиво, немного водки, вот, пожалуй, и все.

Мы попросили водки.

— Если, конечно, хватит, — сказал я. — Нет — так пива. Здорово, что Ли отправила тебе имейл и нам удалось собраться. Не знал, что она с тобой общается.

— Да не сказать, что общается. Получаю от нее имейл раз, может, в год. Минога всегда будто знает, где меня найти, ума не приложу, как ей удается. А насчет водки не переживай, у меня полно. Сам-то я, пожалуй, выпью пива.

Мы уселись на диване, а Ботик поднялся, чтобы отправиться на кухню.

— Как у Гути дела? Я вот почему-то не догадался навестить его. Думал, мало ли, вдруг он говорить не может или еще что…

— Не совсем так. — Я объяснил ему прежний способ общения Гути Блая. — Но надобность цитировать Готорна отпала, поскольку теперь его память в очень необычном состоянии: каждое предложение, каждое слово из всего прочитанного доступно Гути, и он может комбинировать их как ему заблагорассудится. Одним словом, сейчас у Гути абсолютная вербальная свобода. И, по-моему, в половине случаев он жульничает — говорит от себя, делая вид, будто что-то цитирует.

— Но это же грандиозный прорыв. Мне, наверное, тоже можно повидаться с ним?

— Конечно, — сказал Дон. — Только поторопись. До конца года он переедет в реабилитационный центр в Чикаго.

— Ого. Это вы постарались?

Мы переглянулись, и я ответил:

— Пожалуй, можно сказать, мы положительно повлияли на него. Я очень рад, что мы съездили в Ламонт, уверен, Дон — тоже.

— Безусловно, — кивнул Дон.

— Вот так новости, — сказал Джейсон. — Только успевай удивляться. Ладно, ребята, схожу принесу нам выпить.

Было слышно, как он гремит кубиками льда, выставляет стаканы на стойку. Пока он возился в кухне, я сделал о друге школьных лет два вывода. Во-первых, самый неприкаянный и отвязный из моих друзей, более беспризорный, чем Дон Олсон, угомонился. Олсон частенько делил жилище со своими последователями, Боутмен же постоянно менял один сомнительный отель на другой.