Доехав в полном молчании до дома, Сара прошла к себе в комнату и приказала Дженни помочь ей раздеться. Отпустив служанку, она вошла в общую с мужем спальню. Как бы ей хотелось провести эту ночь отдельно от мужа, но здесь, как и в Сулгрейве, хозяин и хозяйка по заведенному обычаю спали вместе.

Саре захотелось поскорее забраться в кровать и с головой укрыться одеялом, но атмосфера в комнате была настолько напряженной, что об этом нечего было и думать. Она осторожно опустилась в глубокое кресло и стала ждать, что будет дальше. Ссоры не миновать, но надо постараться смягчить ее.

Микель уже переоделся в свой черный бархатный кафтан и сейчас смотрел в окно, потягивая виски. Когда на балу они занимались любовью, он был возбужден, но весел. И вот теперь перед ней стоял незнакомец с лицом мрачным и опасным. Он повернулся и посмотрел на Сару. Его вид говорил о внутреннем напряжении.

— Что это ты меня так разглядываешь? — со смехом спросила Сара, стараясь свести все к шутке. — Это я должна разглядывать тебя после того, что узнала о твоем прошлом.

Ее слабая попытка пошутить не увенчалась успехом.

— Значит, Велдон во время танца сказал тебе обо мне нечто ужасное, — мрачно констатировал Перегрин. — Что же он тебе рассказал? То же, что королеве, или гораздо хуже?

Значит, разговор будет нелегким, решила Сара. Ей хотелось, чтобы все скорее кончилось. Рассказывать обо всем, что она узнала сегодня, — это все равно что открыть пресловутый ящик Пандоры, источник всяческих бед, и тем самым погубить свой брак.

Сделав глубокий вдох, Сара ответила:

— Хуже. Велдон сказал мне, что впервые вы встретились в Триполи.

Тело мужа было натянутым, как струна.

— Что еще сказал тебе дорогой Чарлз?

Сара не посмела отвести взгляда.

— Он сказал, что, когда впервые встретил тебя, ты был порочным мальчиком, который торговал своим телом, и что ты ненавидишь его за то, что он выгнал тебя из своей постели.

Атмосфера в комнате стала еще более напряженной. Сара задрожала, чувствуя, что еще немного, и гнев мужа обрушится на ее голову. Но он не сдвинулся с места и не стал угрожать ей, а просто спросил:

— Ты поверила ему?

— Я понимаю, что им руководила злоба и он не сдерживал себя, думая, что я побоюсь рассказать тебе. — Сара помолчала не в силах продолжать. Но затем взяла себя в руки и произнесла: — Мне все же кажется, что в чем-то он прав.

— Из всего того, что тебе наговорил Велдон, что ты считаешь правдой? — спросил Перегрин, не сдерживая гнева.

— Я не знаю, — медленно начала Сара, — просто мне кажется, что он не мог все придумать.

Тучи сгущались.

— Если я буду все отрицать, кому ты поверишь: мне или своему бывшему поклоннику-аристократу?

— Ты мой муж, — тихо сказала Сара. — Думаю, что я поверю больше тебе, чем ему.

— Но ты пока в этом не уверена, — с горечью заключил Перегрин. — Печально слышать такое от своей жены.

— Я бы хотела верить тебе, Микель, — заметила Сара, начиная злиться, — но у меня мало оснований для этого. Почему бы тебе не рассказать мне всю правду о твоем прошлом? Мне кажется, что сейчас самое подходящее время.

В глазах Перегрина мелькнуло удивление: он явно не ожидал такого поворота событий.

— Мне кажется, ты знаешь все, что тебе положено знать, — сказал он, допивая виски. — Такая аристократка, как ты, не способна опозорить свое имя, выйдя замуж за человека, ее недостойного. Следовательно, я человек достойный, и Велдон просто все выдумал.

— Это не ответ, — сердито возразила Сара. — Почему ты не хочешь ответить на мои вопросы и пытаешься запутать меня?

Микель с шумом поставил на стол стакан и, подойдя к жене, уперся обеими руками в подлокотники кресла, заглянув ей в лицо. Его глаза сверкали, как изумруды.

— На какие вопросы ты ждешь ответа, дорогая Сара? — спросил он с угрозой в голосе. — Ты хочешь знать, действительно я проститутка или лондонская трущобная крыса? Что ты будешь делать, если я скажу — да? Вернешься в дом отца и найдешь достойного любовника?

Внезапно Сару осенила догадка. Микель злится на Велдона и его разоблачения, но он также злится и на нее, и теперь она знала почему. Как ни странно, ее сильный, уверенный в себе муж боится, что она отвергнет его, узнав правду о его происхождении.

Сара подняла руку и погладила мужа по щеке, ощущая под своими пальцами напрягшиеся мускулы.

— Я знаю, кем ты являешься сейчас, Микель, — сказала она нежно. — Именно поэтому я и вышла за тебя замуж. Но мне бы хотелось знать, кем ты был в прошлом.

Сердитое выражение исчезло с лица Перегрина, и Сара увидела, что перед ней очень ранимый человек. Он разогнулся не в силах выдержать нежность, которую излучали ее глаза. Подойдя к окну, он стал смотреть в него, и сейчас Сара видела только его широкую спину. Атмосфера в комнате начала разряжаться.

Прошли минуты, прежде чем Сара услышала тихий голос мужа:

— Большая часть того, что ты услышала сегодня вечером, — правда. — Он подошел к столу и налил себе виски. Его рука слегка дрожала. — Хочешь немного бренди, Сара? Если ты желаешь узнать историю моей печальной жизни, приготовься слушать ее всю ночь.

— Пожалуйста, — ответила Сара.

Она с облегчением вздохнула и закрыла глаза. Микель снова стал человеком, которого она знала и любила. Он подошел к ней и протянул стакан с бренди.

Сара открыла глаза.

— Ведь это неправда, что ты торговал собой и был безумно влюблен в Чарлза, не так ли? — спросила она.

Вздрогнув, Перегрин посмотрел на жену.

— Иногда ты меня просто удивляешь, Сара. Почему ты задаешь такой вопрос?

— Мне в это трудно поверить.

— И правильно делаешь, что не веришь. В этом он солгал. — Перегрин стал взволнованно ходить по комнате. — Все остальное — правда. Я родился в пяти милях отсюда, в районе Ист-Энда, недалеко от доков.

— Значит, ты настоящий англичанин? — удивилась Сара. — Невероятно!

— Я родился в Лондоне и прожил в нем восемь лет своей жизни, но это не сделало меня англичанином. Во всяком случае, Англия, которую я знал, очень отличается от той, где выросла ты.

Сара немного слышала об Ист-Энде и понимала, что он говорит правду. Однако он был таким же англичанином, как и она сама, и, возможно, даже больше, чем она: он видел и знал гораздо больше, а ее жизнь была ограничена только узким кругом.

— Кем были твои родители? — спросила она.

— Никем, по твоим понятиям, — ответил он сухо. — Моя мать — деревенская девушка из Чешира, сбежавшая из дома с солдатом. Когда он бросил ее, она стала работать в портовой таверне, где и познакомилась с моим отцом — матросом. Он был женат и поэтому не мог жениться на матери, хотя сильно ее любил. По крайней мере так она мне говорила. Не знаю, правда это или ей просто хотелось верить.

— Что с ним стало?

— Отец погиб при Трафальгаре, когда мне исполнилось два года. Мать говорила, что я очень похож на него. Ее звали Энни. Она была несчастной, но очень веселой. Никогда не жаловалась на судьбу и всегда находила повод, чтобы посмеяться. Она не занималась проституцией, но имела дружков, живших в нашем доме во время стоянки их судов в порту. Они помогали ей сводить концы с концами. Когда я подрос, она продала золотую цепочку, подаренную одним из любовников, и определила меня в начальную школу. Таким образом мать спасла меня от влияния улицы и научила грамоте.

— Ты помнишь свое настоящее имя?

— Майкл Коннери. Так звали моего отца. Он был ирландцем. Не думаю, что имею право носить эту фамилию, ведь, по сути, я незаконнорожденный, но мать называла себя миссис Коннери и дала эту фамилию мне. Мне неведомо ее девичье имя.

Майкл Коннери созвучно Микелю Канаури. Сара посмотрела на мужа другими глазами: высокий, с копной темных волос, зелеными глазами, способный очаровать любого, если ему это выгодно.

— Как я фазу не догадалась, что ты ирландец? — удивилась Сара. — В первый раз, когда мы встретились, ты говорил, что зеленые глаза встречаются часто у твоего народа.