Опять кровь. О Боже, Кэтрин…

Как бы то ни было, она спасла ему жизнь. Из благородства? Или опять-таки из соображений целесообразности? Ведь что ни говори, а Майкл — сын герцога. Как оказалось, не родной. Вот что могло сыграть свою роль. Но Кэтрин говорила совсем другое, лишь перед самым уходом он уловил в ее словах намек на свое происхождение. Все его усилия добиться чего-то в жизни ни к чему не приводили. Так будет и впредь.

Уже после полуночи Майкл с горечью понял, что принял случившееся как должное. Он был шокирован, оскорблен, но не удивлен. Все было слишком хорошо, в том числе и

Кэтрин, чтобы оказаться правдой. В стуке копыт Майклу слышалось: «Она не для тебя. Любовь не для тебя».

Святой Михаил пытается убить всех злых драконов.

Майкл не останавливался всю ночь. Ярко светила луна. Хотя Майкл машинально сдерживал лошадь, чтобы она не меняла темпа, к рассвету животное совершенно выдохлось. Майкл остановился у придорожной гостиницы, поменял коня, добавив пригоршню золотых монет, и снова пустился в путь. Но как ни старался, не мог подавить боль и обиду и все время упрекал себя в глупости.

Он заблуждался, считая, что у него есть семья, пусть не самая лучшая. Его большая любовь оба раза оказалась хуже, чем заблуждением, — просто пародией. Только с друзьями ему повезло — преданными и искренними. Отныне главным в его жизни станет дружба. Никакой любви! Он даже думать о ней не будет.

Он был в пути уже почти сутки, как вдруг обнаружил, что находится в знакомых местах, в окрестностях Великого Эшбертона. Меньше чем в трех милях от родового гнезда семьи Кеньонов.

А что, если заехать туда? Или слугам приказано его не впускать? Не исключено, что его примут из милости. Как того требуют приличия. Впрочем, какое это имеет значение? Он скорее сгорит в адском пламени, чем попросит прибежища под крышей Кеньонов.

Он уже горит в адском пламени.

У Майкла даже не было сил решить, ехать ли дальше на восток, в сторону Лондона, или же повернуть на север и вернуться к себе в Уэльс. Бросив взгляд на своего взмыленного коня, Майкл подумал, что пора его менять: еще немного, и он упадет.

Да и сам Майкл тоже. Придется где-нибудь переночевать. Как ни странно, в этом городке Майкл почувствовал себя спокойнее, хотя все здесь напоминало мрачные обстоятельства его появления на свет. Он остановился у «Красного льва», лучшей придорожной гостиницы, и оставил взмыленного коня на попечение конюха. Тот бросил на Майкла осуждающий взгляд, мол, надо же так загнать животное. Майкл между тем, прихватив седельную сумку, уже входил в гостиницу.

Будь на месте Барлоу другой хозяин, грязному и небритому Майклу отвели бы комнату где-нибудь на чердаке. Но хозяин «Красного льва» узнал сына герцога.

— Какая честь, лорд Майкл. Вы направляетесь в Аббатство?

— Нет, — резко ответил Майкл. — Мне нужна комната на ночь.

Барлоу с любопытством посмотрел на лорда, но спрашивать ни о чем не стал, сказал лишь:

— Хорошо, милорд. С ванной или отдельной гостиной?

— Только с кроватью!

Хозяин отвел Майкла в самую лучшую комнату и попросил позвонить, если что-нибудь понадобится. Как только Барлоу вышел, Майкл снял с плеча сумку, запер дверь, налил в стакан воды, выпил. Затем, даже не сняв сапог и одежды, бросился ничком на кровать и вскоре уснул как убитый.

Гром. Пальба. По старой армейской привычке Майкл моментально проснулся и, сонно моргая, никак не мог понять, где он находится.

Снова грохот. Но не пальба. Кто-то барабанил в дверь.

— Майкл, это я, Стивен, — раздался тихий голос. — Открой!

Боже, новоявленный герцог Эшбертонский. Человек, которого он еще недавно считал своим братом.

— Убирайся! — заорал Майкл. — Я хочу спать.

Стук прекратился. Майкл перевернулся на спину. Последние солнечные лучи долгого летнего дня бросали отблеск на небо. Видимо, он проспал всего час-другой. Все тело ныло от долгой езды верхом. К тому же мучила жажда. Но не было сил подняться. Майкл закрыл глаза в надежде снова уснуть.

Но тут ключ в замке повернулся, дверь открылась, и комнату вошел человек высокого роста. Майкл снова закрыл глаза и заслонил рукой лицо от неожиданно вспыхнувшего света.

— Ты болен? — спросил Эшбертон своим тихим голосом. Меньше всего Майклу сейчас хотелось ссориться с братом, но, видимо, безобразной сцены не избежать.

— Мне следовало знать, что во владениях герцога Эшбертонского такого понятия, как частная жизнь, просто не существует, — сухо произнес он.

— Барлоу сообщил в Аббатство, что ты приехал, что похож на мертвеца и как-то странно себя ведешь, — так же сухо ответил брат. — Разумеется, я забеспокоился.

— Забеспокоился? — Майкл невесело усмехнулся. — Но я всегда вел себя странно. Старый герцог не раз упрекал

Эшбертон скорее выдохнул, чем сказал:

— Почему, черт побери, мы хоть раз не можем поговорить нормально? Ведь ты ни на одно мое письмо не ответил!

Майкл тяжело вздохнул. Эшбертон прав: он ведет себя отвратительно.

— Извини, — уже спокойнее произнес Майкл. — Честно говоря, твои письма я сжег, не читая, полагал, что нам нечего друг другу сказать. Но может быть, возникли какие-нибудь сложности, связанные со смертью герцога, и есть документы, которые я должен подписать, принеси их прямо сейчас или пришли мне в Уэльс.

Скрипнул стул, и в комнате запахло дымом сигары.

— Какие, к дьяволу, документы? Давай просто поговорим. По-человечески. Открой глаза и сядь. Посмотри на меня!

Да будь я проклят, подумал Майкл, если хоть пальцем шевельну ради этого наглеца, вломившегося ко мне в комнату. И все же он убрал с лица руки и открыл глаза. Эшбертон сидел в дальнем углу, устремив взор на кончик сигары.

Глядя на брата, Майкл подумал, что трудно отрицать их родство. Те же строгие черты лица, темные, с красным отливом, волосы, те же тонкие, изящные пальцы.

Эшбертон поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Майкла.

— Боже, да у тебя совсем больной вид. Лихорадка?

Он подошел к кровати, положил ладонь Майклу на лоб. От такой наглости и от сигарного дыма Майкл пришел в ярость и сбросил его руку.

— Все в порядке. Просто мне нужно помыться, побриться и отдохнуть после дальней дороги.

— Все ты врешь! — Стивен отвел глаза и нахмурился. — Берлоу прав. Ты как мертвец. Еще страшнее!

В этот момент Майкл закашлялся и, когда хотел сказать брату, чтобы тот убрал эту чертову сигару, в рот ему попал дым.

Майкл стал задыхаться, скорчился, его бросило в жар. Напрасно он пытался распрямить спину и сделать вдох. В панике он стал царапать одеяло, в то время как где-то глубоко внутри огненные обручи все сильнее и сильнее сжимали легкие. Ну, не ирония ли судьбы? Вернуться живым после стольких лет войны, чтобы умереть в постели, в городе, о котором ему хотелось забыть, да еще на глазах у брата, в общем-то чужого ему человека…

Вдруг Майкл почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его, беспомощного, и усадили на кровати. Кто-то успокаивал его, снова и снова протирал ему лицо и шею влажной тканью. Это было приятно. Внутри больше не жгло, дым улетучился.

Вместе со спазмом постепенно уходил страх. Легкие больше не сжимали огненные обручи, и в них понемногу стал проникать воздух. Держа руки на коленях, Майкл сделал выдох. Потом вдох. Глубже. Еще глубже. Темнота отступила, и Майкл понял, что опасность миновала, не испытав при этом особой радости, только удивление.

Это был первый приступ астмы у Майкла с тех пор, как умерла Кэролайн. Самый тяжелый, едва не стоивший ему жизни, Майкл перенес после смерти матери. С мрачным юмором он подумал о том, что женщины для него смертельно опасны.

Кэтрин. При мысли о ней его легкие снова сжались. Но сейчас он уже контролировал ситуацию и способен был предотвратить приступ.

Наконец дыхание нормализовалось, и Майкл открыл глаза. Его гнев почти прошел, и теперь Майкл напоминал выжатый лимон, хотя чувствовал себя более или менее нормально.