Туземцы подбирают выброшенную в море одежду.

Что касается нападения туземцев, то однажды я уже пережил нечто подобное — нас тоже было очень мало, а их много, и случилось это вскоре после гибели капитана Кука. Как вы понимаете, тогда я тоже выжил, хотя отделался некоторым испугом. Однако ни тогда, ни сейчас я не понимал причины их враждебности. Это с одной стороны. А с другой — меня и тогда, и сейчас удивляла легкость и быстрота, с которыми они оставляли намерение разделаться с нами и переключались на совсем другое. Например, на ловлю и разглядывание наших курток и штанов. Сущие дети, прямо-таки!..

Еще день назад я намеревался плыть к острову Тонгатабу, но после того, что сегодня произошло, опасался столкнуться там с еще одним не слишком дружеским приемом. Даже если для нашей жизни не будет угрозы, тамошние жители вполне могут отобрать у нас баркас и лишить тем самым последней надежды на возвращение в Англию.

Я поделился своими сомнениями с командой, и все меня заверили, что хотят одного — вернуться домой, и ради этого готовы на любые лишения. Что ж, я думал так же. Я сказал им, что в таком случае нам нужно держать курс на большой остров Новая Голландия. Еще его называют Австралия. А на севере от него есть другой остров — Тимор, на котором, насколько мне известно, расположены голландские поселения. Если доберемся туда, нас снабдят всем, что нужно для благополучного возвращения в Англию.

Ставят паруса и держат курс на Новую Голландию.

Так я говорил своим товарищам по несчастью, сам не очень веря, что такое осуществимо. Но надеясь на это.

На них обрушился яростный шторм.

Стояла глубокая ночь. Мы шли под двумя парусами. Какое-то подобие порядка мы уже навели на нашем судне — немного прибрали его, распределили дежурства, не переставая при этом благодарить Бога за чудесное спасение. Спутники, как мне казалось, продолжали доверять мне, отдавая должное моим знаниям и опыту в морском деле. В общем, настроение у нас у всех немного улучшилось, хотя, в сущности, мы оставались в том же почти безнадежном положении, которое нисколько не изменилось и не улучшилось с того момента, как нас выкинули с «Баунти». Но все же мы плыли вперед и даже знали — во всяком случае, представляли — нашу ближайшую цель.

С рассветом ветер заметно усилился. Появившееся солнце пылало каким-то яростным огнем — это был признак надвигавшегося шторма. Он не заставил себя долго ждать и обрушился на нас. Волны вздымались на такую высоту, что мы проваливались между ними, как в глубокую пропасть, и паруса обвисали, словно тряпки. А когда наше суденышко взлетало на гребень, нас безжалостно хлестал ветер, угрожая сорвать паруса. И конечно, в баркасе было полно воды, которую мы беспрерывно вычерпывали, но от этого ее не становилось меньше. Мы опасались не только за свои жизни, а за то, что многие продукты будут окончательно испорчены соленой водой. И, если такое случится, наша гибель неминуема. Одновременно с вычерпыванием мы продолжали освобождать лодку от кое-каких вещей — тяжелых мотков веревок и канатов, дополнительных кусков брезента и парусины. Это помогло существенно облегчить ее, и она уже не так глубоко сидела в воде, а внутри стало больше места для того, чтобы даже прилечь. Удалось и переложить некоторые продукты в более безопасное место.

Продолжают вычерпывать воду и выбрасывать тяжелые вещи.

Мы совершенно вымокли, жутко замерзли, и я угостил каждого, не забыв и себя, ложкой рома, запасы которого, увы, подходили к концу. Заели мы этот скудный глоток таким же скудным куском подмокшего хлеба. Я понимал: на такой еде долго не продержишься, но, скрепя сердце, был обязан держать всех на строгой диете — на полуголодном пайке, чтобы не оказаться вскоре перед угрозой самого настоящего голода.

Ложка рома для каждого.

К полудню я попытался уточнить наш курс и направить баркас точно на север, где надеялся увидеть берега архипелага, который туземцы называют словом «Фиджи». (Намного позднее я узнал, что наш насквозь промокший баркас был первым из европейских судов, нашедших путь к этим островам.)

Погода не улучшалась. Волны вздымались все выше (если такое вообще было возможно), люди измучились до предела, беспрерывно вычерпывая воду, чтобы не пойти ко дну, куда шторм тянул нас с завидной настойчивостью. Однако в эти страшные минуты — не минуты, а часы! — я убедился, что устойчивость баркаса просто великолепна, и почти перестал беспокоиться, что он перевернется.

Надвигалась еще одна ночь, сильно похолодало, и мы, промокшие и замерзшие за весь день, с трудом двигались. Пришлось выдать еще по глотку рома, а закусили мы мокрыми клубнями земляного картофеля, которые завалялись на днище баркаса. Хлеб, уже начавший покрываться плесенью, решили все же оставить на будущее.

Капитан Блай определяет широту и долготу.

Можете удивляться или не верить мне, но ведь не зря говорят, что привычка — вторая натура, и я продолжал урывками вести судовой журнал. (Теперь его следовало бы назвать «баркасный».)

Итак, среда, 6-е мая. Проплываем мимо десятка островов, самый крупный из них примерно 20 миль в диаметре. Причаливать не решаюсь после того, что случилось совсем недавно: у нас нет оружия, а сил еще меньше, чем тогда, на острове Тофуа. Такое впечатление, что большой остров необитаем, но зато очень плодороден… Я бы, может, писал обо всем подробней, но это нелегко: нас часто швыряет из стороны в сторону и то и дело окатывает водой.

Все же я сумел довольно точно определить широту и долготу места, где мы находимся, и вычертить наш путь в районе этих островов. Мы выбросили за корму кусок дерева и приспособили его служить лаглинем, прибором для измерения скорости. Разумеется, все это далеко от совершенства, но, ей-богу, как-то легче на душе становится.

Рыба сорвалась с крючка.

На обед я выдал только кусок хлеба и воду, но все так измучились и притихли, что не стали выражать возмущение. Тем более, что удалось выловить на крючок большую рыбину. Правда, она сорвалась с крючка, когда ее вытягивали на борт!..

Я уже говорил, что разделил команду на дежурных (действующих) и недействующих (отдыхающих). И чтобы одни по возможности не мешали другим. Впрочем, сидеть, лежать или что-то делать было одинаково неудобно. Прибавьте к этому холод, влажность. Мышцы тела почти постоянно напряжены, часто их сводит судорога. Спали мы мало и плохо по тем же причинам.

На рассвете 7-го мая мы снова увидели землю и как от берега отделились две большие туземные лодки под парусами и направились в нашу сторону. Не зная их намерений, мы решили уйти. Они двинулись за нами и некоторое время преследовали, но потом отстали. А кто знает — может, у них были самые дружеские замыслы и мы получили бы вдоволь пищи и воды. Очень жаль, однако рисковать мы не имели права. Только сейчас мы окончательно поняли, как все ослабли, а некоторые уже по-настоящему больны… Но тем не менее вперед! Вперед!..