Ники волновалась больше всех нас, внешне она, конечно, была спокойна, сидела в кресле, не шелохнувшись, уставившись в одну точку, в руках неосознанно теребила белый платочек, она была, похожа на туго натянутую струну, что вот-вот лопнет.

Наше ожидание прервалось неожиданно, в комнату вошли носильщики и внесли несколько чемоданов, очевидно пустых. Судя по тому, как резко побледнела Ники, эти чемоданы принадлежали ее матушке. Потом принесли еще несколько шляпных коробок, две из них были поразительно похожи на мои, но присмотревшись, я поняла, что коробки госпожи фон Айзенхард попутешествовали куда больше моих. Кроме того у каждой из них имелся кожаный ярлычок сбоку с вышитым золотыми нитками вензелем баронессы. Спутать их с другими можно было разве, что в страшной спешке.

Следующими внесли мои чемоданы, а горничная достала шляпные коробки и несессер из гардероба, теперь среди комнаты было не пройти.

Горничная и носильщики вышли, коридорный растеряно потоптался у двери и, получив мое разрешение, удалился. Напряжение все возрастало, я вдруг поняла значение выражения «звенящая тишина», я словно ощущала вибрацию воздуха вобравшего в себя наше нетерпение и непонятный страх перед предстоящим испытанием, хотя мы и не были напрямую причастны к произошедшим печальным событиям, меня, почему-то, охватило чувство вины.

Наконец-то за дверью послышались голоса и в номер вошли Семен Михайлович за ним – горничная баронессы и городовой, крепко державший ее за руку, следом протиснулся Николай со своим неизменным чемоданом и треногой для фотоаппарата.

Все вдруг засуетились и задвигались, рассаживаясь по местам. Николай устанавливал фотоаппарат, Семен Михайлович о чем-то шептался с Алексеем Петровичем, горничную усадили на стул около двери, рядом с ней занял пост городовой, крупный хмурый мужчина в своей черной форме, показавшийся мне ангелом возмездия, как ни высокопарно это звучит. Катерина выглядела осунувшейся, на ней было то же платье, что и вчера, когда мы видели ее в последний раз. Она устала, но не казалась отчаявшейся, эта девушка, несомненно, обладала твердым характером.

Когда все успокоились, слово взял Семен Михайлович.

- Итак, мы собрались здесь сегодня, что бы увидеть, как могли происходить события тем роковым вечером, когда пропали конверт с завещанием госпожи фон Айзенхард и парюра, состоявшая из диадемы, сережек и броши. Будьте любезны все присутствующие, назваться для протокола, который заполнит Николай Александрович.

Мы по очереди назвали свои имена и фамилии, даже тетя, ощутив всю важность момента, не возражала как обычно. Николай быстро записывал все в толстую тетрадь. Девушку полностью звали Григорьевой Екатериной Степановной.

Когда в комнате опять воцарилась тишина, Семен Михайлович продолжил, монотонным тоном, которым обычно лекторы задают риторические вопросы:

- Итак, Екатерина Степановна посмотрите внимательно, так ли расставлены чемоданы как было в тот вечер?

Девушка поднялась и, окинув взглядом, чемоданы, расставленные в беспорядке, ответила, пожав плечами:

- Я не уверена, не помню.

Семен Михайлович, подумав, предложил.

- Хорошо, возможно вы не помните этого, поскольку такие вещи обычно редко запоминаются, потому предлагаю вам, рассказать по порядку как происходили события в тот день, пятнадцатого июля. Вы прибыли с утра поездом в Киев и сразу поехали в гостиницу?

- Нет! – воскликнула Катерина, бросив гневный взгляд на пристава, - вы сами знаете, что в Киев мы прибыли за неделю до того.

- Хорошо. – Успокаивающе произнес Семен Михайлович, привычным жестом поправив галстук. – И где вы поселились в начале? Прошу отвечать на все мои вопросы подробно, это нужно для протокола и для вашей же пользы. – Последние слова он выделил почти угрожающим тоном, пристально уставившись на бедную девушку. Она поежилась, чувствуя некую опасность.

- Мы приехали неделей раньше и поселились у Каролины Гердовны. – Ответила она уже много спокойней.

- Почему ваша хозяйка решила перебраться в отель?

- Потому что они сильно поссорились с Адольфом Петровичем, предыдущим вечером. Они вообще все те дни ссорились. – Добавила она тише, покосившись на Веронику Гердовну.

Ники услышав, что речь зашла об ее семье, взволновалась и кажется, собиралась что-то сказать, но встретившись с пристальным взглядом Семена Михайловича, решила промолчать.

- О чем были ссоры вам известно? – услышав очередной вопрос пристава, Ники решительно запротестовала:

- К чему вам ссоры моих покойных матушки и сестры? Разве это имеет значение?

- Госпожа Цапп, я понимаю вашу взволнованность, но прошу, вас не вмешиваться, позже вы поймете к чему эти вопросы. К тому же я обещаю вам, что наш сегодняшний разговор останется в тайне, поскольку это дело полиции, и все свидетели предупреждены о том, что все происходящее сейчас не подлежит разглашению, до суда. Но и далее можете, наедятся на их скромность. – Сухо заверил Семен Михайлович Веронику. Мы все согласно закивали головами. Алексей Петрович и правда предупредил всех заранее, что разговор будет конфиденциальным, и мы приглашены только потому, что, так или иначе, являемся свидетелями.

- Итак, продолжим, - обратился Семен Михайлович к Катерине, стоявшей как истукан, уставившись в одну точку. – Так о чем они ссорились?

- Я не подслушивала. – Холодно ответила она.

- И, тем не менее, что-то должны были знать? Вы же были личной горничной и много времени проводили с хозяйкой. Кроме того мы опрашивали других слуг в доме господина Витта….

- Ну, они очень громко кричали в последний вечер – нехотя сообщила Катерина, - их было слышно даже в кухне, они кричали о каких-то бумагах, Ангелина Федоровна назвала Адольфа Петровича вором и бездарным ростовщиком. – Последние слова она произнесла даже с некоторым злорадством.

Ники снова передернуло, но она молчала, крепко сжав губы. А для нас стало, кое-что прояснятся, хотя бы в отношениях, царивших в семействе. Скорее всего, баронесса некоторые свои средства поручила господину Витту, он же был банкиром, но его вложения, очевидно, не оправдались, в результате госпожа фон Айзенхард потерпела убытки. Вообще я слышала раньше некоторые тревожные слухи о неожиданных разорениях, казавшихся вполне надежными предприятий. Семен Михайлович тем временем продолжал задавать вопросы.

- Значит, сильно поссорившись с дочерью и зятем, Ангелина Федоровна решила перебраться в отель? – Семен Михайлович, подошел поближе к Екатерине, его голос стал тише, а тон вкрадчивым.

- Да так и было. – Катерина, кажется, удивилась вопросу пристава.

- И когда она сообщила вам о переезде?

- Поздно вечером, мне пришлось возиться до поздней ночи, собирая чемоданы.

- А что делала ваша хозяйка тем временем? – Напряжение нарастало, мы не понимали, к чему ведет Семен Михайлович, и сидели затаив дыхание.

- Писала новое завещание. – Удивленно ответила Катерина, словно сама не понимала к чему все это.

- О том, что хозяйка собирается изменить завещание, она сообщила своим родственникам?

- Да…, - неуверенно ответила девушка. – Да, наверно…. Ангелина Федоровна всегда так делала, и кроме того горничные, убирая кабинет хозяина нашли на полу разорванные бумаги…

Мы старались не смотреть на Ники, но она неожиданно совершенно спокойно заявила:

- Это, несомненно, были остатки старого завещания. У маменьки была скверная привычка к всевозможным эффектам, она не один раз рвала в клочки свои завещания и затем садилась писать новое, мы к этому уже как-то привыкли.

- Отчего вы решили, что Ангелина Федоровна пишет именно новое завещание, а не, к примеру, письмо? – задал очередной вопрос Семен Михайлович, теперь он стоял прямо напротив Катерины, внимательно всматриваясь в ее лицо, так ученые изучают диковинные экспонаты, мне показалось, что сейчас он возьмет лупу и примется разглядывать девушку сквозь нее. Она съежилась вся, чувствуя себя неуютно под столь пристальным взглядом.