- Тетушка, к чему ты ведешь?

- Не перебивай, сейчас поймешь! – одернула меня тетушка. - Так вот, графиня эта очень любила драгоценности, скупала их все время, у нее ожерелье жемчужное было - загляденье… - тетя мечтательно закатила глаза.

- Ну и что?

- Да ничего! Гляди, какая нетерпеливая! – фыркнула Анна Ивановна. – Так вот к чему веду: когда старуха слегла, вызвали сыновей, только пока те приехали, она уж в беспамятство впала. Думали, так и помрет, бедная, не приходя в себя, а она возьми да и очнись! Завещание надиктовала, и драгоценности свои велела принести, что бы наделить сыновей, значит. Вот тут и открылось, что некоторая часть украшений пропала, в основном последние приобретения графини! Оказалось, это ее слуги, супруги те, припрятали! Рассудили так: старуха в себя уже не придет, что она там покупала в последнее время, никто из ее родных не знал и вряд ли стал бы узнавать, а им пригодятся каменья, добавка к пенсиону, значит.… Да не тут-то было: старуха оказалась крепкой! Они долго у нее служили, к тому же все вернули, и хозяйка их перед смертью простила, но супругов, конечно, уволили без пенсии и рекомендаций. Думаю, за время службы они и так себе не плохое обеспечение скопили. Так к чему я веду? Может, горничная баронессы знала, что та вскорости умрет?

- Может, и знала… - пожала плечами я, – да тогда получается, что она ее отравила? Но зачем? За парюру? Она, конечно, дорогая, но все равно состояние на этом не сколотишь, и завещание к тому же зачем ей было красть?

- А может, это не она?

- Что не она?

- Не она отравила хозяйку? Может, она просто видела, как кто-то что-то сыпал хозяйке, или, скажем, лекарство подменил?

- Может, и видела. Но все равно что-то тут не сходится, и более всего завещание никак не помещается в наши рассуждения! Ну, видела горничная, как, может, даже Каролина матери яд в бокал сыпала….

- Почему в бокал? – удивилась тетушка.

- Не знаю, это я так, к слову! В общем, убедилась она, что хозяйка долго не протянет, украла драгоценности, которые, как я поняла, из родных никто не видел пока, значит, не хватятся. Да? Но зачем тогда было завещание брать, ведь из-за него весь сыр бор и начался!

- Ну, ты хочешь, что бы я сразу все ответы и знала! – опять рассердилась тетя. – То, что знаем мы, знает и Семен Михайлович, он, как чиновник сыскной полиции, эту горничную и опросит, думаю, та скоро скажет, что к чему! – Заключила тетушка и добавила. – Подъезжаем, уже юнкерское училище проехали, вон и колокольня Введенской общины видна. Я доктора плохо помню, да и жену его, Богумилу Глибовну, не очень. Аркадий Иванович у нас земским доктором служил когда-то, хороший был врач; да и то, если посчитать, что в его округе шесть тысяч душ, было, мог опыту набраться. Он тогда незавидной партией был для дочери господ Левицких, а когда они разорились, только дом в Киеве и остался, с радостью отдали за доктора Богумилу, – тетя умолкла, поскольку экипаж остановился у чугунной калитки.

Дом, в котором проживали врач с семьей, был красивый двухэтажный особняк с колоннами при входе и пристроенным одноэтажным флигелем, имевшим отдельный вход. На дверях флигеля красовалась солидная медная табличка «Врачъ Долиновскій А. И. Заболъванія внутреннія, нервныя, кардіологія». Нас встретил лакей и препроводил в гостиную к хозяйке. Внутри дом соответствовал всем представлениям о добротности и респектабельности, а гостиная говорила об особой любви хозяйки к рукоделию, ибо вышитые салфетки, подушки, скатерти и покрывала были всюду, где только возможно.

Богумила Глибовна, несмотря на свою физическую немощь, оказалась на удивление энергичной женщиной, ее постоянной спутницей была плотная, высокая и несколько высокомерная женщина, Клавдия Ивановна, незамужняя родная сестра Аркадия Ивановича, оставшаяся жить в доме у брата. Клавдия Ивановна, судя по всему, исполняла обязанности хозяйки дома с тех пор, как жена доктора оказалась прикованной к инвалидному креслу, но две женщины, кажется, отлично ладили между собой.

Обед подали в большой столовой, светлой и уютной комнате. Тут мебель так же, как и в гостиной, стремилась одеться, только одна кочерга и не была задрапирована тканью. Доктор, полностью седой высокий худощавый мужчина, всем своим почтенным видом внушавший доверие пациентам, любил хорошо поесть. К обеду подали более десяти разнообразных блюд: тут был и борщ, сытный, щедро заправленный сметаной, и пирог с курицей, и колбаски, полукопченые и поджаренные, издавшие аппетитный аромат, и картофель, тушенный с салом и луком. К чаю подали сладкие булочки и сдобное печенье.

Разговор за обедом взяли на себя тетя, Богумила Глибовна и Клавдия Ивановна. Они с ностальгией вспоминали добрые старые времена, перебрали всех соседей, вспомнили всех знакомых. Я украдкой разглядывала других домочадцев лекаря.

Прямо напортив меня, сидел очень серьезный молодой человек, сын хозяев, Петр Аркадьевич, рядом с ним - миловидная девушка, как нам представили, помощница доктора, Евгения Карловна. Судя по всему, они были обручены. Рядом со мной посадили довольно юного помощника доктора, сына Вдовиных, Владимира, того самого, от которого любопытная маменька мало что смогла узнать. А напротив него сидела дочь Долиновских, Наталья Аркадьевна, бесцветная, унылого вида девица.

Для наблюдательного человека не обязательно нужны слова, что бы понять отношения, царившие в доме, и заботы его обитателей. Хотя никто ничего не сказал, кажется, мама Петра Аркадьевича не особенно радовалась будущей невестке. Это можно было понять по поджатым губам, когда взгляд ее останавливался на Евгении, и сухому тону, которым она обращалась к ней. Еще бы - молодому врачу нашлась бы партия получше, чем бедная девушка, вынужденная работать. Но, кажется, глава семьи помолвку поддержал, иначе не называлась бы она официально невестой его сына. Молодые люди украдкой обменивались влюбленными взглядами, что очень расстраивало юного Вдовина, очарованного красотой Евгении. Наталья Аркадьевна же, проследив преданный взгляд Владимира, стала еще печальней, если это возможно. Такой сложный любовный многоугольник, опутавший эту семью, заинтересовал меня, но обед закончился, и все разошлись по своим делам.

Нас с тетушкой пригласили в гостиную, куда подали кофе и торт. Компанию нам составили Богумила Глибовна и Клавдия Ивановна. Тетушка ловко ввернула в разговор упоминание о баронессе, о том, что она умерла прямо у нас на глазах, и обе госпожи Долиновские заметно оживились и наконец, заговорили на интересующую нас тему. Начала заговорщицким полушепотом Богумила Глибовна:

- Аркадий Иванович, знаете ли, пользовал госпожу фон Айзенхард, Царствие ей небесное, и мужа ее покойного, упокой Господи его душу, тоже; да, почитай, всю семью их, вот только Вероника Гердовна замуж за иногороднего вышла. И завещания баронессы несколько раз заверял, как свидетель - очень уж она любила их менять, – Богумила Глибовна покачала головой, словно осуждала за это бедную женщину.

- А что, правда, что последнее ее завещание пропало? – полюбопытствовала Клавдия Ивановна.

- Пропало и нашлось позже, – ответила я и решилась задать интересующий нас вопрос. – А, правда, что ее дочери просили доктора сделать освидетельствование маменьки, на предмет отравления ядом?

Дамы хитро переглянулись, Клавдия Ивановна встала, выглянула за дверь гостиной, и, плотно прикрыв ее, вернулась на место. Прекрасно понимая, что не следует выдавать врачебные тайны хозяина, любопытные кумушки все же решились поделиться тем, что знали.

- Просили, – все тем же полушепотом сообщила Боумила Глибовна.

- И, что узнали? – приглушенным голосом полюбопытствовала тетя.

- А то узнали, что кто-то подменил баронессе бутылочку с желудочными каплями на настойку наперстянки, называемой дигиталисом, – сверкая глазами, выдала распиравшую их тайну Клавдия Ивановна.

- Неужто! – воскликнула тетя, но, спохватившись, добавила тихо. – Выходит, ее отравили лекарством?