Оленьку такое поведение супруга вполне устроило. В последующие семь с половиной месяцев она не раз решала свои проблемы легким закатыванием глаз и полуобмороками. Даже бледнеть научилась по собственному желанию.
Но потом артистической карьере пришел конец: родилась Лиза.
Ноябрь 1986 г.
Макс тихо-тихо, на цыпочках добрался до двери, ласково повернул ручку.
– Куда? – Оля стояла в проеме кухонной двери, невыспавшаяся и лохматая.
– В общагу, – как можно небрежнее ответил Макс, – конспект забрать.
– Не ври. До сессии еще два месяца, на черта тебе конспект.
Максим повернулся. Тихое бегство не получилось, теперь нужно было пробиваться с боем.
– К любовнице!
По расчетам Макса жену это известие должно было сразить наповал. Но Оленька только сузила глаза и сказала:
– Имей в виду, квартира записана на папу, тебе ничего не обломится.
– Да подавись ты своей квартирой!
– Не ори, ребенка разбудишь. Минуту они смотрели друг другу в глаза.
И вдруг Макс совершенно изменился в лице, его аж перекосило от злости.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, слышишь! Не смей! Я свободный человек, я могу ходить, куда хочу, понятно!!!
Оля вжалась в стенку, а глаза у нее стали огромными. Таким она своего мужа давно не видела и испугалась не на шутку.
А Макс уже рванул на себя входную дверь, уже сделал шаг за порог… Но тут дверь комнаты заскрипела, и оттуда высунулась белокурая головка с заспанными глазюками. Глазюки моргнули, привыкая к свету, увидели Макса, и тут, словно лучик света заглянул в темную прихожую, мордашка разулыбалась так счастливо, как могут улыбаться только маленькие дети.
– Па-па, – сказала мордашка, – лю-би-мы!
И потянула ручки вверх.
Макс еще несколько секунд балансировал между домом и улицей, но под взглядом небесно-голубых глаз сдался, вернулся, взял дочку на руки. Она счастливо вздохнула, обняла его двумя ручками за шею, ткнулась в щеку.
– Папа, коль!
Поелозила еще секундочку и засопела, положив головку на плечо.
Оля ретировалась на кухню, ей нужно было переварить увиденное. Макс еще минутку постоял в коридоре с дочкой на руках, потом вздохнул, с трудом разулся и исчез в комнате.
Оля долго потом сидела на кухне и нервно грызла морковку – успокаивалась. А заодно пыталась понять, как она относится к тому, что сейчас произошло. С одной стороны – поругались, это плохо. Но с другой стороны, муж, нежно держащий на руках ребенка, прекрасно вписывается в общее полотно «счастливая семейная жизнь». И Оля решила, что раз так, то все хорошо, значит, все идет по плану.
Июнь 1987 г.
– Макс, мама отказывается с ней оставаться! Совершенно несчастная, Оля сидела на стуле, обняв телефон.
Макс только что пришел домой и, не переодевшись, ел суп.
– Она же еще вчера обещала!
– Она говорит, что плохо себя чувствует. – Оля всхлипнула. – Макс, это же мой выпускной, я две недели готовилась, я так мечтала, ты же меня отпустишь, правда?
Макс угрюмо уставился в тарелку.
– Но меня ж там ждут. Оля зарыдала в голос:
– Макс, но ты же в академке…
– Я в академке, потому что кому-то вечно денег не хватает!
– Макс, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Оля, у меня на этом вашем выпускном три очень важных дела. У меня есть одна идея… Но я пока не хочу об этом рассказывать… Это единственный шанс поговорить со всеми одновременно. Ты пойми, что я деньги не из воздуха достаю. Вагоны разгружать – это, конечно, хорошо, но и если мы хотим…
– Я только в ресторан, а потом приеду домой, а Лизоньку только ужином покормить нужно, вот все в холодильнике есть. А потом ты ей сказку на ночь почитай, и она заснет, ты же знаешь, она быстро засыпает, все – чмок-чмок-чмок – я побежала.
Оля выпорхнула из дома так стремительно, что Максим даже пикнуть не успел. Так и остался сидеть за остывающей тарелкой супа.
Декабрь 1990 г.
– Так, мужики, сюда заносим!
Максим, серьезный и небритый, влетел в квартиру, припер дверь, чтобы не распахивалась, и отодвинул с прохода жену.
– Оль, нас из лабы выгоняют, так получается. Пока железо нести некуда, оно у нас полежит.
Оля поджала губы.
– Ну, не злись, пару недель, не больше.
Оля демонстративно ушла, хлопнув кухонной дверью. Макс опасливо посмотрел ей вслед и продолжил:
– Так, вот с этими коробками осторожно, их на самый верх, там «мамы».
– Что там? – Лиза вертелась под ногами и живо интересовалась происходящим.
– Там… ну, такие штуки… они в компьютерах самые главные.
– В компутерах?
– Да. Так, вот эти коробки туда заталкивайте, под диван…
– А компутеры, они какие?
– Умные.
– Как я?
– Представляешь, даже умнее.
– Как ты?
– Еще умнее.
У Лизы округлились глаза.
– Как мама?
Мужики с коробками начали неприлично ржать. Макс нервно дернулся, но нашел в себе силы отшутиться:
– До мамы им еще расти и расти…
Оля страшно расстроилась. Эти компьютеры были ей как нож в сердце, совершенно не таким она видела собственного мужа. Ее муж не будет грязным и копаться в каких-то железячках, ее муж каждое утро должен повязывать новый галстук и отправляться на службу на служебной машине. Ее муж должен отдавать ЦУ работникам, а не сидеть по полночи с вонючим паяльником.
Целую неделю Оля держала свое раздражение при себе. Конечно, она демонстративно спотыкалась обо все эти железные ящики, вздыхала, протирая пыль на колючих микросхемах, а однажды не поленилась и порвала о проклятые «компутеры» лучшие свои чулки. Оленька весь вечер оплакивала потерю, но Макс оставался бесчувственным истуканом. Его сострадания хватило только на фразу: «Ничего, скоро я тебе вагон колготок куплю».
Через семь дней мучений Оля открыто заявила о своих претензиях:
– Ты когда уберешь из дома эти железяки?
– Как только найдем помещение. – Макс, с красными от недосыпа глазами, сидел на полу и смотрел мимо жены.
– Почему все люди как люди, получили образование и живут по-человечески?! Один ты… Маешься дурью, пока все работают.
– Оленька, эта дурь приносит неплохие деньги.
– Где? Где деньги?
– Оль, я тебе уже сто раз объяснял. Нам нужно время. Я не могу сейчас забрать деньги, я лучше куплю за них еще комплектующие и сделаю лишних двадцать компов. Нельзя жить только сегодняшним днем, нужно хоть чуть-чуть думать о будущем…
– Вот именно! И если б ты думал… Если ты вообще умеешь думать… Ты б закончил универ! А то я тебя теперь даже на работу пристроить не могу.
– Слушай, не надо меня никуда пристраивать, я и сам прекрасно справлюсь.
– Ага, справится он… Я вижу, как ты справляешься. Когда уже этот бардак кончится?!
Но даже такой честный демарш остался без ответа. Ольга поняла, что пришло время действовать.
В одно прекрасное (в самом деле отличное!) утро она наконец почувствовала себя свободной от этой груды бессмысленного железа. На вопрос мрачного мужа: «Оля, где?» – ответила легко и четко:
– Вынесла на помойку. Целый день таскала, как рабыня Изаура.
И Оленька весело перемешала ложкой суп, не глядя на мужа.
– Оля, я не шучу!
– Я тоже.
– Оля!!!
После этого вопля в окне зазвенело стекло, и Оля наконец-то соизволила повернуться.
– Ты чего орешь? Ты сказал «две недели»? Прошло четыре. Я из-за твоих железяк даже убраться в квартире нормально не могла. Квартира моя, что хочу, то и делаю. Заработаешь на свою, будешь там хозяин.
– Оля, ты этого не сделала…
– Сделала, еще как сделала…
Максим побледнел и выбежал из квартиры. Вернулся через полчаса, уже не просто мрачный, а черный. Заорал дурным голосом:
– Оль, ты хоть понимаешь, что ты сделала? Все было зря, понимаешь? Ты всю прибыль выбросила!!! Я ночами не спал, я каждую копейку экономил, и все зря!!!
