Бой, о богиня, воспой возле стен Аскалона-твердыни.
Страшный, немало исторгнувший душ достославных ахеян,
Что из-за моря пришли, совершив дел великих премного.
Начали бой аскалонцы, гордынею страшной ведомы,
Дети Астарты Великой, чей храм златостенный воздвигся
Стогнов среди городских. Лишь поднялася Эос над миром,
Керы послышался глас: то отверзлись врата городские,
Тяжкие, медью покрытые. К бою, сыны Аскалона!
Мерною поступью по полю движутся рати.
Вот броненосцы грядут в медно-звонких халебских доспехах.
Вот колесницы несутся, конями борзыми влекомы.
Страшные! Серп остролезвый колесные оси украсил.
Лучники всех впереди, и свистят медножальные стрелы.
Грозно идет Аскалон, но ахеи готовы к сраженью.
Исстари люб им Арей! Ополчились на битву герои.
Словно ко брегу гремучему быстрые волны морские
Идут, гряда за грядой, клубимые ветром-Зефиром;
Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув,
С громом о берег дробятся ужасным, и выше утесов
Волны понурые плещут и брызжут соленую пену, -
Так непрестанно, толпа за толпою, ахейцев фаланги
В бой устремляются; каждой из них отдает повеленья
Вождь, а воины идут в молчании; всякий спросил бы:
Столько народа идущего в персях имеют ли голос?
Войны молчат, почитая начальников. Пышно на всех их
Пестрые сбруи сияют, под коими шествуют стройно.
Их враг, словно овцы, богатого мужа в овчарне,
Стоя тьмочисленно, млеком наполнив дойницы,
Все беспрестанно блеют, отвечая блеянию агнцев, -
Крик же такой аскалонцев гремел по их рати великой.
Их возбуждает Астарта, ахеев же – боги родные.
Молча на битву грядет воевода Тидид-бранолюбец, на колеснице вздымаясь, с ним рядом Сфенел, Капанея,
Мужа великого, сын, сам же славы отцовской достойный.
Хмурится он, Диомед же, напротив, смеется: люб браноносцу
Арей – и сам он Арею подобен,
Богу ужасному, что ненавистен всем смертным,
Ниже бессмертным. Душа его к битве влекома.
Рати, одна на другую идущие, чуть соступились.
Разом сразилися кони, сразилися копья и силы
Воинов, медью одеянных, выпуклобляшные разом
Сшиблись щиты со щитами; гром раздался ужасный.
Вместе смешались победные крики и стоны
Воев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась.
Словно когда две реки наводненные, с гор низвергаясь,
Обе в долину единую бурные воды сливают,
Обе из шумных истоков бросаясь в пучинную пропасть;
Шум их далеко пастырь с утеса нагорного слышит,
– Так от сразившихся воинств и гром разлиялся, и ужас.
Грозно взглянув на врагов, воскипел Диомед благородный
Гневом великим: "Ужель не нужна им пощада?
Смерти-Таната они, что на крыльях летает железных,
Жаждут? Ну что ж, устремимся – и вспомним кипящую храбрость!"
Рек – и с высот колесницы с оружием прянул на землю.
Страшно медь зазвучала вкруг персей царя Диомеда,
В бой полетевшего; мужа храбрейшего обнял бы ужас.
Глянули боги на землю, и слово родилось златое:
«Горе тебе, Аскалон! И мужам аскалонским всем – горе!»
