– Радуйся, богоравный Диомед, басилеи Аргоса, брат наш...
Увы, это не Зевс. Это всего лишь Агамемнон.
– ...Приветствую тебя в Микенах наших и во всяком нашем благоволении заверить спешу...
А я стою – котлом медным закипаю. За кого он меня принимает, этот носатый? За вшивую деревенщину, что сандалий красных не видела? Нужно мне его благоволение, как кентаврам колеса!
А даматы с теретами щеки, охрой намазанные, надувают, на меня не смотрят. Ждут. Вот сейчас аргосский басилеишка на колени хлопнется, на живот брякнется...
Раскинул я руки пошире, ухмыльнулся радостно:
– Атридик! Сколько лет, сколько зим! Дай-ка я тебя поцелую, душка! У-у, ты мой бородатенький!
И – полез лобызаться. Прямо на трон.
– Ну, извини, Тидид! Извини! Сам понимаешь, церемонии эти... Насели даматы, кричат, мол, лица терять нельзя, Микены с Аргосом равнять...
– Ладно!
Свиту прогнали, теперь сидим. Не на троне – на ступеньках. Оно и удобнее, и проще. Когда не на троне и без скипетра, Агамемнон даже на человека походить начинает. Не то чтобы совсем...
– Менелай приехал. И Нестор из Пилоса. Знаком?
Нестор? Ах да, папаша Антилоха. Еще один ванакт!
– Познакомимся. Я тут Одиссея Итакийца встретил...
– Он уже здесь? – дернулся длинный нос. – Это хорошо, Тидид! Мне Менелай говорил, что этот Одиссей кого угодно уговорить может...
– Это точно, – улыбнулся я. – А кого уговаривать будем?
– Приама, – вздохнул Атрид. – Елена в Трое, Диомед! Десять дней назад корабль пришел, рассказали. В Трое Елена! Приам признал ее женой Париса...
Нехорошо свистеть в тронном зале. Но я все-таки присвистнул.
Ну и дела!
* * *
– Обряд в Лаомедонтовом дворце провели. Все были, все Приамиды – Гектор, Арет, Гиппофоой, Кебрион, Деифоб – все. Эней с сыновьями тоже был. Кассандра только не пришла, отказалась...
Этого длинного, с плоским носом и совиными глазами, я видел впервые. Зато слыхать и раньше приходилось. Калхант-троянец, смертный враг Приама, а заодно – прорицатель. Поговаривают, именно он помог в давние годы Гесиону из Трои увезти. С тех пор тут, в Микенах, кормится.
– Приам ее, Елену, обнял, в щеки расцеловал, дочерью назвал...
Тихий стон – жалобный, полный боли. Бедняга Менелай! Сидит рядом со мною, головой белокурой мотает, ни на кого не смотрит...
А я смотрю. Смотрю – и удивляюсь. Семеро тут нас, в маленькой горнице, что за парадными покоями спряталась. Мы тоже спрятались, чтоб не мешал никто. Хвала богам, трона тут нет, на лавках сидим. У окна – Агамемнон нос в грудь уткнул, одесную от него Нестор Сивая Борода (бородища!), ошую – Менелай, рядом с белокурым – я. Любимчик у дверей пристроился, Калхант-троянец посреди стоит (негоже ему сидеть!). А рядом с Лаэртидом кто?
Вот этот «кто» меня и занимал. Низенький, толстенький, улыбчивый, борода светлая кудряшками. Сидит жмурится, словно ему светильник глаза режет. На пухлых пальцах – перстни, фибула камнями белыми светится...
Зачем мы здесь – понятно. Зачем Калхант – тоже (кого же еще по такому делу советчиком звать?). А пухлый для чего?
– В Трое праздник начался – целый месяц продлится. Игры, пиры... Соседи съезжаются – из Мисии, из Карий, из Лидии...
Это все я уже знал – Атрид поведал. Разве что про соседей не сказал. Выходит, вся Азия на свадьбу пожаловала!
– Это вызов, господа мои! – вздыхает Нестор Сивая Борода. – Вызов нам всем! Всей Элладе!
Никто не спорит. Вызов, конечно. А я-то надеялся, что Приам образумит сынка-козопаса!
– Продолжай, Калхант! – негромко бросает Агамемнон.
– Да, ванакт, – кивает троянец. – Хочу напомнить, что со всеми соседями у Приама – военный союз. Но не это главное. Приам – данник Тиллусия, хеттийского ванакта. По сведениям лазутчиков, хеттийские войска перебрасываются с севера, где они воевали с каска, на запад, к Геллеспонту. Сыновья Солнца, личная стража Тиллусия, покинули столицу и тоже идут на запад. Якобы на учения. У хеттийцев – железные мечи...
А это уже не просто вызов. На ловушку смахивает!
(А хорош прорицатель! С такими лазутчиками и волю богов угадывать не требуется!)
Хмурится Агамемнон, носом дергает, бороду свою козлиную на палец наворачивает.
– Что нам делать?
Тихо так спросил. Словно пожаловался.
Переглядываемся. Айв самом деле – что делать?
– Посольство направить, – вздыхает Сивая Борода. – Потребовать, к богам воззвать... Да только поможет ли?
– Закрыть все гавани! Схватить троянских купцов, задержать товары. Наши корабли – на море! Ни одной их лодки не пропускать!
Ого! Молодец, Менелай! А я думал, он только вздыхать да стонать будет!
– Диомед?
А что – Диомед? Куретов я своих через море направлю, что ли? Верхом на нереидах...
– Посольство надо, – задумался я. – И не только к Приаму. Следует написать ванакту Хаттусили. Но не прямо, а через кого-нибудь из ахейцев, его данников. Через Телефа Гераклида, например, того, что в Мисии правит. Думаю, хеттийцы не захотят войны. На севере у них каска-людоеды, на востоке – урарты. Скорее всего, можно будет сторговаться. И еще...
Говорить? Пожалуй, стоит. Надо!
– Следует прекратить этот крик о войне! Заткнуть глотки! Иначе не мы решать будем, и даже не те дураки, что в харчевнях орут. Эллада просто взорвется. Как котел с закрытой крышкой!
...Прав Протесилай Чужедушец! Кипит по всей земле, кипит! Пьяницам дали понюхать вина...
– Одиссей?
Встал Любимчик, ухо почесал. Ну, чего скажешь, рыжий?
– Посольство... Можно посольство. Только купцов хватать я бы не спешил. Тут иначе нужно...
А сам мне подмигивает. Сейчас выдам, мол!
– Сначала нужно написать на Кипр, Исин-Мардуку, представителю Дома Мурашу. Вся торговля на Лиловом, то есть Эгейском море, ведется на их серебро. Войны они не захотят. А Приам им две тысячи талантов должен. И в Трое кое с кем поговорить можно, из тех, что с нами торгуют. Отец там знает некоторых...
– Возьмешься?
Повеселел Агамемнон, нос копьем выставил. Да и мне легче стало. Хитер Любимчик, нечего сказать! А главное, никто из нас о войне не заговорил. И вправду, одно дело аэдам-винопийцам внимать и про Лигерона-поджаренного языками молоть, другое – со всей Азией сцепиться!
– Возьмусь, – вздыхает Лаэртид. – Только побыстрее бы мне! Домой, на Итаку, нужно...
– Я... Я тоже поеду! – Вскочил белокурый, шеей худой дернул. – Ее... ее увижу, поговорю! Бедняга Менелай!
– Паламед?
Какой такой Паламед? Ах да, пухлый! Ну-ка, изреки слово золотое!
Встал толстячок, пальчиками повертел, стер улыбку с лица.
– Война! И только – война!
АНТИСТРОФА-II
Может, я не прав, мама? Ведь люди всегда воевали, папа воевал, все мои родичи, друзья, их родичи. Да и я сам! С шестнадцати лет – четыре войны, а мне ведь только двадцать! Но тут что-то не так. Не так! И дело даже не в нас, недобогах, выродках с ИХ кровью. Верно сказал дядя Геракл – чего нам бояться? Все равно жизнь известно чем заканчивается, куда мы все от Гадеса денемся? Но сейчас – зачем? Бросить Элладу на Трою, Европу на Азию – и что дальше? Уйдут тысячи, десятки тысяч, а сколько вернется? Атридова мечта о Великом Царстве – бред, мы не удержим даже Троаду, сил не хватит, а на севере еще Гилл с дорийцами, которые только и ждут, пока мы повернемся спиной. Воюют за землю – свою и чужую, за добычу, за многое еще, и не вспомнить даже. Но эта война – за что? За Елену? В такое только добрые микенцы, что в харчевнях Диониса славят, поверить могут. Ну и еще Менелай, конечно. Только белокурому не война нужна – Елена ему нужна! А нам? Что нам нужно?
Но ведь слушали этого пухлого! И еще как слушали! И про Великое Царство, и про хеттийскую слабость, которая нам всем на руку, и про то, что флот наш лучше, и про раздоры на Востоке – иди торной дорожкой хоть до самого Кеми да трофеи подбирай! Туда, быть может, и дойдем (если зверобоги кемийские пустят), дури хватит. А обратно?
