– Прям не может мамке выпить притащить! Мелкая ленивая дрянь! Че, думаешь, я не знаю, чем ты там занимаесся? Потаскушничаешь все. Ноги раздвигаешь перед каждым мужиком, кто тебя захочет! Я вырастила шлюху! Чертову гребаную шлюху!

Привычная к маминому «раздвоению личности», я вышла из ее комнаты и отправилась на кухню за шваброй, по дороге через гостиную ощутив кипящую ярость Коула. Мамин голос перешел в крик, оскорбления сыпались все быстрее, и, проходя мимо брата, я увидела, как он мнет в кулаке лист бумаги. Я покачала головой, давая ему понять, что со мной все в порядке, и вернулась в мамину спальню.

– Что ты делаешь? – прервала она свою тираду, когда я наклонилась, чтобы убрать разбитую бутылку.

Я не ответила.

– Оставь все как есть!

– Мам, ты порежешься, если я оставлю.

Она снова захныкала, и я ощутила перемену в настроении. Я имела с ней дело достаточно долго, чтобы понимать, с какой ее стороной сейчас столкнусь. Было только два варианта: бедненькая милашка или ядовитая стерва. На сцену собиралась выйти первая.

– Прости меня. – Она всхлипнула и начала тихонько плакать. – Я ничего такого не имела в виду. Я люблю тебя.

– Знаю. – Я встала. – Но я не могу принести тебе выпивку, мам.

Она села, нахмурившись, и потянулась к кошельку на тумбочке. Ее пальцы затряслись.

– Коул принесет. Я дам денег.

– Мам, Коул еще слишком маленький. Ему не продадут.

Пусть лучше она верит, что это никак не связано с его нежеланием помогать. Я не хотела, чтобы ему пришлось попасть под огонь ее желчности, пока я на работе.

Ее рука упала.

– Ты поможешь мне подняться?

Значит, собирается идти сама. Я прикусила язык, чтобы не начать спорить. Мне нужно было удержать ее в хорошем настроении, чтобы уйти спокойно.

– Сейчас выброшу стекла и вернусь помочь тебе.

Когда я вышла из комнаты, Коул уже ждал у двери, протягивая руки.

– Давай мне это, – кивнул он на стекло, – а сама помоги ей.

У меня защемило в груди: какой хороший он все-таки мальчик.

– Когда выбросишь, уноси комиксы к себе. Сегодня с ней лучше не встречаться.

Коул кивнул и отвернулся, но я заметила, как напряглось его тело. Мальчик становился старше и все больше расстраивался из-за нашей ситуации и собственной неспособности что-либо с ней сделать. Мне нужно было только, чтобы он продержался еще четыре года. Тогда ему исполнится восемнадцать, и я легально смогу увезти его отсюда, подальше от нее.

Когда Джосс выяснила правду о моей семье, она спросила, почему я просто не заберу Коула и не уеду. А я не делала этого, потому что мама уже угрожала позвонить в полицию, если я осмелюсь: такова была ее гарантия, что мы останемся при ней, чтобы кормить ее и составлять компанию. Я даже не могла подать в суд ходатайство об опеке: был риск, что брата я не получу, а социальные службы, как только узнают о нашей матери, скорее всего, отдадут Коула на воспитание в другую семью. Более того, им пришлось бы связываться с моим отцом, а я совершенно не жаждала его возвращения в нашу жизнь.

Я потратила полчаса, чтобы привести маму в достаточно приличный вид для выхода из дому. Мне не приходилось беспокоиться, что она ударится в загул, отправившись по барам или ресторанам на нашей оживленной улице. Она, похоже, так же стеснялась своего состояния, как и мы. Только неодолимая потребность в спиртном могла побудить ее покинуть квартиру, и мама даже наловчилась покупать выпивку через Интернет, чтобы не приходилось бегать в магазин слишком часто.

К тому времени, как я вымылась и оделась для работы, мама уже вернулась с бутылками джина. Она уселась перед телевизором, и я порадовалась, что велела Коулу уйти к себе. Я просунула голову в дверь его комнаты и, как всегда, попросила звонить мне на работу, если что-нибудь понадобится.

Уходя, я не стала прощаться с мамой. В этом не было никакого смысла.

Я предпочла выйти на улицу и морально подготовиться к вечерней смене, отгородившись от своей злости и тревоги, чтобы сосредоточиться на работе. У меня было настроение прогуляться, и я ушла из дома пораньше. По Лондон-роуд я двигалась быстро, одолев ее всю за десять минут вместо пятнадцати, но, выйдя на более привычную Лейт-уок, замедлила шаг. Чудесные запахи, доносящиеся из индийского ресторана под нашей прежней квартирой, вместе со свежим прохладным вечерним воздухом немного меня взбодрили. Я шла по улице, многолюдной широкой улице с ресторанами и магазинами, мимо драматического театра и торгового центра «Омни», и жалела, что одевалась не для вечера в театре или кино. У начала Лейт-уок я пересекла улицу, повернула на Пикарди-плейс и, направляясь к Джордж-стрит, молилась о том, чтобы суметь выбросить из головы ситуацию, которую оставила дома.

Су, наша менеджер, работала в странное время. Она редко приходила по выходным, когда клуб был открыт, перекладывая все заботы на плечи давних сотрудников и охранников, иногда появлялась вечером с понедельника по среду, отсутствуя с четверга по субботу – обычно самые горячие дни. Меня это совершенно не волновало. На самом деле было даже приятно, что менеджер не дышит тебе в затылок, особенно при таком вредном боссе на моей дневной работе.

Мне и в голову не приходило не дать Су номер телефона Кэма. Со мной он вел себя по-свински, но я не могла не сочувствовать человеку, потерявшему работу. Подозреваю, судьба испытывала к нему примерно то же, потому что впервые за долгое время мне удалось поймать Су до ее ухода. Мы встретились на Джордж-стрит, наверху лестницы в бар, и мне буквально пришлось заступить ей дорогу, не давая сбежать, – так отчаянно она стремилась прочь из клуба.

– Джо, что случилось? – спросила она, чуть ли не привставая на цыпочки и запрокидывая голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Ростом пять футов один дюйм, Су – крохотная, кудрявая, энергичная сорока-с-чем-то-лет – всегда была сосредоточена на чем угодно, кроме непосредственно нужного. Меня поражало, что она управляет «Клубом 39», но владелец, некая неуловимая личность по имени Оскар, был одним из лучших друзей Су.

Я лучезарно улыбнулась ей сверху вниз:

– Ты все еще ищешь бармена?

Она тяжело вздохнула, засовывая руки в карманы пальто:

– Ну да, ищу. Я хочу такого же парня, как Крейг, и у меня, понятное дело, целая тонна заявок от девиц, но ни одного жаркого красавчика.

«Очень мило».

Мимо меня не прошло, что весь барменский персонал в «Клубе 39» был весьма хорош собой, но услышать это вот так в лоб, безо всякого уважения к рабочей этике… Я ошарашенно фыркнула и тут же прикрыла это сочувственной улыбкой:

– Ну что ж, возможно, у меня есть решение твоей проблемы. – Я вытащила мобильник. – Звать Кэмом, есть опыт работы барменом, может начать прямо сейчас и довольно жаркий.

«Абсолютный козел, но выглядит неплохо».

Су записала его телефон, широко заразительно ухмыляясь:

– Звучит многообещающе, Джо. Спасибочки.

– Не вопрос.

Мы пожелали друг другу доброго вечера, и я поспешила по ступенькам в подвал, приветственно улыбнувшись Брайану, охраннику, и Филу, сегодняшнему вышибале.

– Добрый вечер, Джо, – подмигнул мне Брайан, когда я проходила мимо.

– Добрый. Миссус простила, что ты забыл про день ее рождения? – спросила я, замедляя шаг и поворачиваясь к нему в ожидании ответа.

Бедный Брайан в субботу вечером пришел в ужасном настроении. Он забыл о дне рождения собственной жены, и Дженнифер, уже десять лет состоящая с ним в браке, вместо того чтобы разозлиться, обиделась. Были слезы, и Брайан, похожий на медведя-гризли, но гораздо более милый, расстроился не на шутку.

Сейчас уже полегче, если верить ухмылке.

– Ага. Сводил ее в то кино, как ты сказала. Сработало как волшебство.

– Рада слышать, – довольно хмыкнула я.

Я предложила, чтобы Брайан поговорил с Сэди, студенткой, работавшей в баре и состоявшей в киноклубе Эдинбургского университета. Я подумала, что она могла бы добыть разрешение воспользоваться университетским проектором и Брайан устроил бы Дженнифер персональный показ ее любимого фильма – «Офицер и джентльмен» – на большом экране.