— Женат? — спросил шофер автокрана.
— Через три недели свадьба.
— Да, не очень ловко вышло. А отложить нельзя?
— Нельзя.
— Куда-нибудь в гараж вас пока пристроят, на черную работу. Дня два мусор пометете, потом к ремонтникам поставят. Если, конечно...
— Что если?
— Да нет... Не должны посадить...
Варью сидел и смотрел на дорогу; смотрел на дорогу и игрушечный кенгуру у него на коленях. Иногда у Варью дергались руки, словно он все еще сидел за рулем, нога нажимала на несуществующую педаль. Иштван Варью уже смирился со своим положением; он знал, что едет в чужой машине пассажиром. Но его руки и ноги еще не знали этого.
8
Иштван Варью мчался на своем «ЗИЛе» по незнакомой дороге с двузначным номером к далекой, скрытой за горизонтом цели. Солнце стояло уже высоко, но лучи его падали на землю бледными, обессиленными. Выехал он давно; точно не помнил, когда именно. Усталые руки тяжело лежали на руле. Правая нога уже несколько часов назад одеревенела на педали газа, но останавливаться он не решался: слишком тоскливой, плоской была местность, по которой он проезжал. Нигде ни холмика, ни пригорка, ни куста, ни делянки с кукурузой. Земля, сколько хватало глаз, лежала голая, ржаворыжая. Местами на ней проступала соль, матово поблескивая в лучах солнца. Варью не тянуло смотреть по сторонам. Не отводя взгляда от дороги, он протянул правую руку вбок, нащупал магнитофон на сиденье, включил его. Он твердо знал, что на магнитофоне стоит кассета с записями «Осмондса» и что сейчас должна зазвучать песня «Дикие лошади». Но вместо этого послышались какие-то сдавленные, дрожащие звуки, они все усиливались, перебиваемые время от времени щелчками или ударами. Потом возникли тягучие, бессвязные голоса, перебивающие друг друга. Варью стало не по себе. Он перекрутил ленту назад и снова включил звук. Результат был тот же. Хаотичная, никогда прежде не слышанная музыка рвалась из магнитофона, заполная кабину. В сумятице звуков можно было уловить то крики чаек, то человеческие вопли. Варью собрался выключить магнитофон, как вдруг у дороги, на обочине, увидел официанта-двоеженца. На Гиммике была белая рубашка с галстуком-бабочкой и белый пиджак — в точности, как на рекламе «Кэмела». Черные брюки держались на подтяжках, толстый живот был стянут широким полосатым шелковым поясом, в петлице краснела гвоздика. Стоя на обочине, он изо всех сил махал Варью: мол, остановка, нельзя дальше. Иштван Варью нажал на тормоз, но «ЗИЛ», как ни в чем не бывало, мчался вперед. Варью отпустил педаль, снова нажал. И не почувствовал никакого сопротивления. Тормоз не работал. В зеркальце видно было, что Гиммик стоит уже на середине шоссе, делая руками отчаянные круги в воздухе. Иштван Варью еще раз нажал на педаль — «ЗИЛ» и не думал останавливаться. «Выключить мотор»,— мелькнуло в голове. Варью повернул ключ зажигания влево. Мотор продолжал работать. Варью еще раз резко крутанул ключ — тот провернулся на полный оборот. Снял ногу с педали газа — мотор гудел, как ни в чем не бывало. И Варью с леденящей отчетливостью понял, что ему придется мчаться по этой незнакомой дороге с двузначным номером до тех пор, пока не кончится в баке бензин. Стиснув в руках руль, он смотрел на дорогу. Свет мерк. Солнце, багровое, разбухшее, огромным шаром висело над горизонтом, почти не освещая местность. Черные птицы большими стаями летели над землей. Это были странные, огромные птицы, каждая больше солнечного диска. Варью вдруг увидел, что справа, на ржаво-красном поле, бегут куда-то люди. Они машут белыми флагами и что-то скандируют хором. Непонятно было, откуда они появились и куда спешат по бесплодному, голому полю. Потом и по другую сторону дороги показались люди. У этих не было флагов; они шли куда-то, рассыпавшись небольшими кучками. Одни группы двигались параллельно шоссе, но в обратную сторону, другие направлялись от дороги в поле. Становилось все сумеречнее. Птицы летели уже так низко, что Варью постоянно видел перед ветровым стеклом их машущие крылья. Люди постепенно исчезали вдали. Позже, когда все вокруг утонуло в красновато-коричневых сумерках, у дороги, за кюветом, появились стаи каких-то животных. Они двигались тихо, без шума. Иногда Варью казалось, что это лошади, но они почему-то были с хоботами. Следом за лошадьми появились тени. Бесформенные, мягкие, они наплывали из пустынной дали и, вытягиваясь, проскальзывали через дорогу прямо перед радиатором «ЗИЛа», Увидев эти тени, Иштван Варью содрогнулся. Он снова поставил ногу на педаль газа, нажал изо всех сил. Но «ЗИЛ» не ускорил хода. Ни на что не отзываясь, машина ровно шла вперед. Иштвану Варью она больше не подчинялась. Дорога пошла вверх и взбежала на мост, стоящий на стальных фермах. Варью с любопытством взглянул вбок, потом перевел взгляд вперед. И судорожно уцепился за баранку, зубы его лязгнули от ужаса: продолжения дороги за мостом не было. Она обрывалась прямо в воздухе. Варью чувствовал, что летит вниз, машина затрещала и рухнула не то в реку, не то в пруд. В кабину ворвалась мутная вода. «ЗИЛ» лежал на боку в нешироком канале. Варью, опираясь на приборную доску и на руль, вылез в окно кабины. Вода была ему по пояс. Он добрел до высокого берегового откоса, вскарабкался на него. И обнаружил, что находится на территории какого-то завода, контуры которого расплывались в густеющей мгле. На фоне красновато-коричневого заката можно было различить лишь угрюмые силуэты заводских строений. Среди железных балок извивались во множестве какие-то гибкие трубы. Всюду что-то шипело, свистело, грохотало. Время от времени в воздух с гулом вырывались облака перегретого пара; в недрах огромных цехов глухо ухали, стонали, ревели какие-то механизмы. Ритмично содрогалась под ногами земля. Людей не было видно. Варью осторожно, на ощупь двинулся куда-то под переплетением труб. Дорогу ему преграждали то кучи железа, то ржавые, отслужившие свой век котлы и станки. После долгих блужданий он набрел на рельсовый путь и пошел вдоль него. Ему попадались стрелки, боковые ветки, где стояли черные как ночь цистерны с мазутом, из них сочилась на землю черная густая жидкость. Он брел дальше. Начался дождь. Сначала легкий, моросящий, он становился все чаще. И вот уже целые потоки нечистой, гнилой воды рушились на землю. Вода скапливалась между заводскими зданиями; во все стороны бежали грязные бурлящие потоки. Даже на рельсах вода доставала Варью до щиколоток; а к тому времени, когда он заметил в вышине канатную дорогу, по которой ползли в обе стороны черные ромбы вагонеток, Варью брел в воде уже чуть ли не по колени. Пытаясь найти укрытие, Варью не заметил, как потерял рельсы. Он свернул куда-то влево и вскоре увидел под канатной дорогой низенькие, по окна осевшие домики. Он толкнул дверь в первом попавшемся доме и оказался в совершенно темных сенях; лишь из-под одной двери сочилась полоска света. Варью постучал. Ответа не было. Он постучал еще раз — и снова напрасно. Тогда он нащупал ручку и вошел. Перед ним была маленькая комната с грязным, прогнившим полом.
В углу стояла женщина-малайка с худым, изможденным лицом. Длинные черные волосы доставали ей до пояса. Она прижимала к себе девочку. Позади нее теснилось еще несколько детишек. Малайка подняла глаза на Варью; взгляд ее выражал покой и облегчение. Похоже было, что она уже давно ждет его. Судя по ее лицу, по ее поведению, Варью приехал домой. Уже и у самого Варью появилось ощущение, что он не первый раз в этой комнате. Некоторые из детей тоже казались ему знакомыми. Он огляделся. На стене висела реклама «Кэмела». Варью подошел, хотел потрогать ее. И тут заметил, что на картине не хватает Гиммика, официанта-двоеженца. Его место было пустым. Варью обернулся, еще раз осмотрелся. В комнате не было никакой мебели. На полу стоял таз, несколько кастрюль и ночной горшок. В них капала вода с потолка.
— Крыша протекает,— сказала малайка.
Варью снова посмотрел на пол и увидел, что весь дом заметно наклонен в сторону улицы и возле стены на полу скопилась вода.
