По прошествии четырех лет было бессмысленно спорить и переубеждать тех, чье мнение уже укоренилось. Ходили слухи, что она отдалась своему жениху и что ее тетка использовала свое искусство повитухи, чтобы избавить Сару от последствий ее позора и не допустить рождения ребенка — и все это благодаря гнусному, чудовищному предательству Уэбстера.
Когда Уэбстер всего за несколько недель до свадьбы с Сарой разорвал помолвку с ней, чтобы жениться на Олив Бойс, языки заработали и запятнали репутацию Сары. Она надеялась, что ее скандальная слава быстро забудется. Как и другие женщины, чья помолвка была расторгнута, Сара рассчитывала на сочувствие своих друзей и соседей. В конце концов, она могла бы пережить перемену в общественном положении.
Если бы только скандал на этом закончился.
Но, к несчастью, Олив Бойс назвала Уэбстера отцом своего еще не родившегося младенца, что и вызвало их столь стремительный брак. В глазах общества Олив и Уэбстер искупили свой грех, но теперь гнусные слухи приписали Саре тот же грех, что и Олив, утверждая, что она не оттолкнула Уэбстера. Она действительно частенько оставалась с ним наедине, когда ее тетки не было дома. И теперь оказалась уязвимой и бессильной против обвинений, которые раз и навсегда заклеймили ее как падшего ангела, и у нее почти не было надежды восстановить свою репутацию.
Будь Уэбстер человеком чести, он сумел бы положить конец этим слухам и защитил ее честь. Вместо этого он усугубил ее положение тем, что добавил к слухам пикантные детали, тем самым обрекая ее на общественное презрение и одиночество. Все это он делал, чтобы упрочить свое положение за счет ее унижения.
Теперь мало кто верил в то, что она осталась непорочной. Ни один достойный мужчина не стал бы за ней ухаживать, а Уэбстер и по сей день продолжал отравлять ей жизнь, надеясь залезть к ней в постель и потребовать того, в чем она ему так долго отказывала.
Сара не питала никаких надежд на встречу с капитаном Хэйсом. То, что его прибытия ожидали заранее, а ее исключили из планов празднования, только подчеркивало ее место на задворках общественной и светской жизни города. Это событие радовало ее лишь потому, что давало ей шанс заработать в связи со стремлением молодых женщин перещеголять друг друга нарядами.
Сара медленно шла к своему пустому дому. Она больше не беспокоилась, что может встретить кого-нибудь из знакомых. В такую бурю даже Уэбстер не решился бы отправиться на прогулку, и в первый раз за много месяцев Сара не опасалась, что он последует за ней в ее хижину или просто будет ждать на ступеньках, зная, что ее тетки нет дома.
Капитан Томас Хэйс пошевелился и пришел в сознание. Он был завален снегом. Томас Хэйс попытался восстановить в памяти события, обрывки которых проносились в его мозгу.
Он заставил себя подняться на колени и увидел вокруг пропитанный кровью снег.
Он смутно припомнил, что упал и ударился головой, когда попытался идти рядом с охромевшим конем. Вспомнил, что направлялся из своего нового поместья в Нью-Йорк, хотя его и предупреждали об опасности путешествия в бурю.
У Томаса не было сил добраться до имения или до Ньютаун-Фоллз, но и оставаться здесь, на дороге, ожидая какого-то другого путника, было неразумно. Он не знал, куда забрел его конь и где может находиться ближайшее человеческое жилье, но понимал, что должен найти пристанище.
С трудом поднявшись, он все же сумел сохранить равновесие, хотя его ноги дрожали и подгибались. Оглядевшись, Томас Хэйс вдруг заметил какой-то слабый свет.
Он вглядывался во мрак. Снег вихрился, снова и снова окутывая его туманом, и он щурился, изо всех сил стараясь разглядеть источник света, суливший ему пристанище. На какое-то время ему показалось, что этот крошечный лучик света был порождением его больного воображения.
Но нет! Он снова увидел слабый проблеск чуть левее, чем ему показалось сначала, но теперь Томас Хэйс убедился, что этот свет ему не пригрезился. Он действительно существовал. Ошибки быть не могло, и он осмелился сделать несколько робких неверных шагов навстречу этому источнику света, но тот вдруг вновь исчез. Томас испугался, что его падение и ушиб головы повлияли на зрение, но свет снова появился, и это повторялось до тех пор, пока он не осознал, что время от времени свет заслоняют от него толстоствольные деревья.
Спотыкаясь, он все-таки двинулся навстречу этому огоньку. Ему было трудно идти, и он не слишком быстро приближался к источнику света, и все же свет становился ближе, и наконец он понял, что этот источник движется в его сторону. Буря, по-видимому, застала еще одного путника. Должно быть, он направляется к убежищу.
Капитан Хэйс отчаянно старался двигаться быстрее, и наконец его взору явилось волшебное видение — идущий ему навстречу ангел с фонарем в руке. Он тотчас же решил, что это видение порождено его болезненным состоянием, искажающим все доступное взгляду.
Так продолжалось, пока видение не приблизилось к нему. Этот ангел в развевающейся от ветра одежде оказался несколько плотнее эфирных созданий, изображаемых на картинах. Да и вообще этот ангел никак не походил на порождение фантазии. Томасу пришло в голову, что, возможно, это дитя леса было сродни тем морским нимфам, что заманивают моряков в морские глубины и обрекают на смерть, но выбора у него не было, и он последовал за ангелом и его фонарем.
Он надеялся, что не совершает величайшей в жизни ошибки.
«Уэбстер преследует меня до самого дома! И в такую бурю!» Замерзшая и дрожащая Сара не могла сдержать гнева, и сердце ее сильнее забилось от негодования. Некоторое время назад ей послышалось лошадиное ржание, но она приняла это за обман слуха или проделки ветра.
Однако она не могла избавиться от неприятного чувства, что кто-то следует за ней.
Теперь же она явственно слышала звук шагов. Тяжелые шаги раздавались каждый раз, когда ветер на мгновение затихал, будто набираясь сил для нового отчаянного порыва.
Тропинка давно исчезла, заметенная снегом, а до хижины оставалось еще не меньше мили. Сара не рискнула погасить фонарь из страха заблудиться, но если бы ей удалось добраться до дома быстрее Уэбстера, она смогла бы подготовиться к его приходу.
