– Жалко, что нельзя попасть в подземелье, – сказал Андерс.
– Почему нельзя? – поинтересовался дядя Эйнар.
– Там теперь толстенная дверь, и она заперта, – объяснил Калле. – Внизу, должно быть, много всяких переходов и закоулков и очень сыро, вот они и не хотят, чтобы кто-нибудь туда ходил. А ключ, кажется, у бургомистра.
– Там уже столько людей ноги переломали, падая, – добавил Андерс. – А один ребёнок чуть не заблудился. С тех пор туда никого и не пускают. А жалко: как было бы здорово!
– Вам правда хочется туда пойти? – спросил дядя Эйнар. – А то я, пожалуй, могу вам это устроить.
– Ой, а как? – удивилась Ева-Лотта.
– А вот так, – ответил дядя Эйнар.
Он вынул из кармана какую-то штучку, немного повозился с замком, и дверь со скрипом отворилась. Поражённые дети смотрели то на дядю Эйнара, то на дверь. Чистое колдовство!
– Как же это? Можно мне посмотреть? – Калле сгорал от нетерпения.
Дядя Эйнар показал маленький металлический предмет.
– Это что, отмычка? – спросил Калле.
– Она самая, – ответил дядя Эйнар.
Калле был на седьмом небе. Он так много читал об отмычках и ни разу ни одной не видел.
– Можно мне её подержать? – попросил он.
Калле благоговейно взял отмычку, потрясённый величием момента, но тут же насторожился: в книгах с отмычками ходили главным образом всякие подозрительные личности. Этот вопрос требовал ясности.
– А почему у вас отмычка? – спросил он.
– Потому что я не люблю запертых дверей, – сухо ответил дядя Эйнар.
– Ну, пойдёмте же вниз, – позвала Ева-Лотта. – Есть вещи поинтереснее ваших отмычек, – добавила она, словно всю жизнь только и делала, что открывала замки отмычками.
Андерс уже спускался по полуразрушенной лестнице в подземелье. Его карие глаза горели жаждой приключений. До чего здорово! Подумаешь, какая-то отмычка… Вот старинные темницы – это да! Казалось, стоит только прислушаться – и услышишь звон цепей, которыми были скованы несчастные узники сотни лет назад.
– Надеюсь, тут нет привидений, – заметила Ева-Лотта, спускаясь по лестнице и робко озираясь по сторонам.
– Кто его знает! – сказал дядя Эйнар. – А вдруг выскочит старое, замшелое привидение да как ущипнёт тебя! Вот так!
– Ай! – вскрикнула Ева-Лотта. – Перестаньте щипаться! Ну вот, теперь будет синяк, уж я знаю.
Она возмущённо растирала себе руку. Калле и Андерс шныряли вокруг, как две ищейки.
– Вот если бы можно было остаться тут сколько хочешь, – мечтательно произнёс Андерс, – и начертить план всего подземелья, а потом устроить здесь тайник.
Он заглянул в тёмные переходы, разветвлявшиеся в разные стороны.
– Здесь можно искать человека две недели, и всё без толку. Самое подходящее место, если ты натворил что-нибудь и хочешь спрятаться.
– Ты так думаешь? – спросил дядя Эйнар.
Калле ходил и вынюхивал что-то, чуть не тычась носом в землю.
– Послушай, что это ты делаешь? – удивился дядя Эйнар.
Калле слегка покраснел.
– Я хотел посмотреть, может, остались какие-нибудь следы после тех бедняг, которые сидели здесь в тюрьме.
– Чудак ты, здесь же с тех пор перебывало столько народу! – сказала Ева-Лотта.
– Дядя Эйнар, наверное, ещё не знает, что Калле у нас – сыщик? – В голосе Андерса послышались насмешка и превосходство.
– Да что ты говоришь? А я и не знал!
– Да, и притом один из лучших на сегодняшний день.
Калле мрачно посмотрел на Андерса.
– Никакой я не лучший, – сказал он. – Просто мне нравится думать про всякие такие вещи. Ну, про бандитов там, как их ловят… Что ж тут плохого?
– Абсолютно ничего, мой мальчик! Желаю тебе поскорее изловить целую шайку преступников. Знай себе вяжи в пачки и отправляй в полицию!
Дядя Эйнар загоготал. Калле возмутился, но виду не подал. Никто не воспринимает его всерьёз…
– Не забивай себе голову, – сказал Андерс. – Самое большое преступление было совершено в этом городе Хромым Фредриком. Это когда он в воскресный день стащил из ризницы кружку с пожертвованиями. Да и то он её тут же вернул, как только протрезвел.
– А теперь он каждую субботу и воскресенье проводит в кутузке, так что кружка в безопасности, – со смехом подхватила Ева-Лотта.
– Не то Калле устроил бы засаду и схватил его на месте преступления! – не унимался Андерс. – Был бы хоть один жулик на твоём счету.
– Ну ладно, не будем обижать господина знаменитого сыщика, – вмешался дядя Эйнар. – Вот увидите, в один прекрасный день он ещё себя покажет – засадит за решётку кого-нибудь, кто стянет шоколадку в магазине его папы.
Калле так и кипел от злости. Он ещё мог допустить, чтобы над ним подшучивал Андерс или Ева-Лотта, но уж никто другой, и меньше всего этот зубоскал дядя Эйнар.
– Да, милый Калле, – сказал дядя Эйнар, – ты далеко пойдёшь, если тебя не остановят! Э, нет, это ты брось! – Последние слова относились к Андерсу, который, достав огрызок карандаша, приготовился расписаться на каменной стене.
– А почему нет? – удивилась Ева-Лотта. – Давайте распишемся и число поставим! Может, мы придём сюда ещё раз, когда станем совсем-совсем старыми, и нам стукнет лет по двадцать пять! Вот здорово будет, когда мы найдём здесь наши имена!
– Да, это напомнит нам об ушедшей молодости, – важно произнёс Андерс.
– Ладно, делайте что хотите, – сказал дядя Эйнар.
Калле всё ещё дулся и сначала не хотел писать вместе со всеми, но потом передумал, и скоро на стене выстроились в ряд их имена: Ева-Лотта Лисандер, Андерс Бенгтсон, Калле Блюмквист.
– Дядя Эйнар, а вы разве не напишете своё имя? – поинтересовалась Ева-Лотта.
– Нет уж, я лучше воздержусь. Кстати, здесь холодно и сыро, а это совсем не полезно для моих старых костей. Айда на солнышко!.. И вот ещё что, – сказал дядя Эйнар, когда за ними захлопнулась дверь, – нас здесь не было, понятно? Чтоб не болтать!
– Как так – никому не говорить?! – возмутилась Ева-Лотта.
– Ни в коем случае, прелестная сеньора! Это государственная тайна, – заявил дядя Эйнар. – И не вздумай забыть об этом, а то я опять тебя ущипну!
– Только попробуйте! – огрызнулась Ева-Лотта.
Солнце ослепило их, когда они выбрались из-под тёмных сводов старого замка, жара казалась почти невыносимой.
– А что, если я попробую завоевать ваше расположение, предложив вам пирожные и лимонад? – сказал дядя Эйнар.
Ева-Лотта милостиво кивнула:
– Вас иногда посещают дельные мысли!
Они устроились в открытом кафе за столиком возле перил, над самой рекой. Отсюда можно было бросать крошки прожорливым окунькам, которые оказывались тут как тут, приплывая со всех сторон и от жадности чуть ли не выскакивая из воды. Высокие липы давали приятную тень, и когда дядя Эйнар заказал целое блюдо пирожных и три стакана лимонада, даже Калле смирился с его присутствием в городе.
Дядя Эйнар покачался на стуле, бросил окунькам несколько крошек, побарабанил пальцами по столу, немного посвистел и наконец сказал:
– Ешьте сколько влезет, только поскорее! Мы не можем здесь сидеть весь день.
«Чудной он какой… – подумал Калле. – Непоседливый и вечно куда-то торопится».
Он всё больше и больше убеждался в том, что дядя Эйнар беспокойная натура. Сам Калле готов был сидеть здесь сколько угодно, наслаждаясь пирожными, игрой весёлых окуньков, солнцем и музыкой. Он не понимал, зачем куда-то спешить, если и здесь так хорошо.
Дядя Эйнар посмотрел на часы.
– Стокгольмские газеты, наверное, уже пришли, – оживился он. – Слушай, Калле, ты молодой и шустрый, сбегай-ка купи мне газету!
«Вот ещё! Так и побежал!» – подумал Калле. Но вслух сказал:
– Андерс гораздо моложе и шустрее меня.
– Правда?
– Да, он родился на пять дней позже, хотя, конечно, он не такой воспитанный, – сказал Калле и поймал крону, брошенную ему дядей Эйнаром.