Оленюшка взяла из рук обезумевшей от горя матери ребенка и отдала отцу. А сама взяла Белену за руку и повела к себе. Три дня боролась она за душу жены бортника. Но все было бесполезно. Сгорела ее душа, и остался на дне только пепел, нельзя уже было зажечь в ней искру радости.
Пришел за женой бортник с туеском меда: «Не кручинься, Светлая. Теперь она хоть не кричит. А захочет Лада и детки у нас снова народятся». С тем и ушли.
Кончался разносол . Уже иногда небо окутывала хмарь, и шел мелкий, нудный дождь. С бортником пришла к Оленюшке страшная весть: в Полесье мор на деток, до двух зим. И было де его жене видение, мол, Перун требует жертву. Всех малышей до двух зим, а то совсем изведет Род Клестов.
- А тебе виденье было, Светлая?
- Нет, но отчего меня не позвали?
- А что звать то. Дети мерли зараз. В тот же день и отправляли по реке.
Дым очередного плота скорби Оленюшка увидела издали. Но в самом Полесье никого не было. У общинной избы сидел хромой Девятко и плел лапти.
- А где все?
- Ты же ведунья, пошто не знаешь? Все ушли к Перунову камню. Я на такой путь неспособный. А то бы посмотрел, как деток резать будут, - засмеялся Девятко. Был он бездетен.
Что было сил, бежала ведунья по лесу. Бортник не отставал. Еще в детстве слышала Оленюшка, тогда Неждана, о Перуновом камне. Когда чаша терпения Богов переполнялась, несли они детям своим Великий Мор и голод. И тогда только кровью невинной ,детской ,принесенный добровольно на Перунов камень, искупались все грехи.
Но за всю жизнь Оленюшкину этого не было.
Она увидела сначала склоненные спины людей: женщин, мужчин и детей. Все Полесье было здесь. У камня стояла Белена и один из волхвов, по имени Проклятий. Волхва ведунья давно считала потерявшим разум. А вот люди в общине , считали его приближенным к богам.
Проклятий уже отнимал у матери грудного малыша.
-Стойте, заклинаю вас Макошью дающей жизнь и Мореной, ее забирающую, Не того хочет Перун, отец наш.
-Не мешая нам, ведунья, Беляне было видение. А тебе нет.
Оленюшка поняла, что еще немного, и вся эта одурманенная страхом толпа и на нее наброситься.
- Хорошо, я сама спрошу у Перуна, угодна ли ему ваша кровавая жертва.
Она выбрала из толпы малышку и улыбнулась ей ,и та охотно пошла к ней на руки. Мать девочки тихо завыла. Ведунья понесла девочку к жертвенному камню, и все это время пристально смотрела ей в глаза. Ребенок не должен почувствовать боль и страх.
Ведунья поставила девочку на камень и достала костяной нож
- Перун, тебе о грозный и справедливый отец наш, дарую эту жертву. Люба ли она тебе?- и полоснула по ножке, чуть выше колена. По детской, золотистой от загара ножке потекла алая струйка крови. А сама, заслонив девочку телом, провела рукой по ножке снизу вверх, несколько раз.
И еле слышно произнесла: " «На море, на океане, не деревне Буяне там стояла хатка, в той хатке три сестры на колокола звонице. Они раны зашивали, они кровь останавливали. Ох ты, рана, заживись, ох ты, кровь, остановись. Кровь затворяю, рану заживляю" .
А потом отошла в сторону и снова спросила : « Люба ли, тебе Перун, наша жертва?»
Вся толпа увидела, как кровь начала подниматься вверх по ножке. И вот уже ее и следа нет, и даже ранка зарубцевалась. Девочка счастливо засмеялась.
-Не угодна Перуну ваша жертва. Идите домой люди. Я вам помогу.
Селяне почти бегом кинулись из леса.
А ведунья пошла в Полесье, и весь вечер ходила по избам. Выяснила, что малышей смотрели в общинном доме. Пошла к девке- няньке. Девка Пустеха лупала от страха глазами. И отвечала, заикаясь: « Никто в эти дни не был. Окромя старосты, он ей подзатыльников навешал. Чтобы радела на работе. И жены Бортника Белены. Та приносила детям мед».
Потом пошла к последней семье, Зайцам. Заяц, хозяин прятал глаза, а жена его Зайчиха даже не предложила гостье квасу.
-Все вижу, ничего не скроете - нарочито строго, сказала Оленюшка.
-Не губи, чем хочешь, откупимся. Не можем мы Зорюшку огню предать. Когда-то один человек из княжьей дружины сказывал, что есть де Вера такая. Что придет спаситель и оживит всех мертвых. И тем, кто чист душой будет вечная жизнь. Но это, если только тело земле предать. Вот мы прячем тело. А ночью и отнесем к березке на Заячий остров, никто и не узнает. У кого, как не у нашей девочки душа чистая.
Ведунья попросила зажечь очаг и принести ребенка. Потрогала ручки и ножки, они были словно вывернуты судорогой. Видно смерть наступила мгновенно. Несомненно, яд. Искала долго и нашла, маленькую ранку за ухом.
К Белене они пошли со старостой и кузнецом. Ибо ведала Светлая, какую силу имеет Тьма над человеком и в человеке.
Трава чемерица была у извергини в изголовье,в полотно завернутая.
Решали долго в общинной избе cудьбу супостатки. Из рода выгнать или утопить. Но вот одела мать погибшей Зорюшки на руку ухватку стеганую и взяла со стола траву - убийцу. И хлестанула по лицу детоубийцу.
И передала ухватку другой матери.
Поздно ночью бортник положил опухшее от яда тело жены на плот и поджег. И оттолкнул от берега. А сам ушел в лес.
А еще под луной на заячьем острове вырос свежий холмик Прямо под белой раздвоенной березой.
Все тело у Ведуньи болело и ныло, словно это ее травой-черемицой отхлестали. И она, прямо ночью пошла к Синему озеру.
«Вода водица, прими боль мою. Смой все злое и даруй здоровье».
А вот и Нечистая сила.
Синее озеро было расположено в заповедной чаще. Селений вокруг близко не было, ибо крутого нрава был озерный хозяин Водяной. До самого травника, иной год стояло оно скованное льдом, спало очарованным сном. А за одну ночь вода могла так подняться в озере, что заливало лес на много дней пути.
К этому самому озеру и поспешила Оленюшка после казни Беляны.
Вода своей синей прохладой остудила гнев и боль от прошедшего дня. Долго плескалась девушка. Все грезилось - вот выйдут с ней поиграть дочери Хозяина озера. И обретет она, наконец, подружек, славных и веселых.
Но так никого и не дождалась. Приятная прохлада в теле начинала уступать место ознобу. И пришлось покинуть озеро. Она выходила не спеша ,ибо никого не боялась и не ждала ни от кого каверзы. В лучах восхода на ее кипейно белом теле блестели, словно самоцветы, капли воды. Уже дошла до поневы своей, как из-за осины вышел на берег, хромоногий Девятко.
Он, ковыляя, устремился к Оленюшкиной одежде и встал на нее обеими ногами. Он бесстыдно рассматривал обнаженную ведунью. В глазах его загоралось пламя вожделения. Дквятко переминался с ноги на ногу и костыль, на который он опирался, словно приплясывал в его руках.
