Высшая математика
Вовка вошел бесшумно. Сначала он поскребся, но я не обратил внимания. Как-то сосредоточился. А Вовка проскользнул и со словами: «Толик, одолжи до получки два рубля…» – застыл возле стола в позе просителя.
Я сижу на стуле и думаю. А Вовка все продолжает стоять. Как-то даже заскучал.
Если я сейчас не дам Вовке два рубля, то, хотя Клавдия Ивановна мне два рубля и не отдаст, зато они от меня больше ничего не получат.
Но, с другой стороны, на носу уборка, и мало того, что Клавдия Ивановна не отдаст два рубля, вдобавок она еще и откажется убирать. И тогда придется уламывать дворничиху.
Конечно, на рубль дешевле. Зато если я сейчас дам Вовке два да плюс те два, что должна Клавдия Ивановна, будет всего минус четыре. А если я найду дворничиху, то хоть и дам ей за уборку не четыре, а три, но плюс те два, что не отдаст Клавдия Ивановна, будет уже минус пять. Да плюс еще дворничиху надо искать.
Я протягиваю Вовке два рубля. Вовка меня благодарит и поворачивается к выходу. А уже из тамбура снова скребется:
– Только Клавке ничего не говори…
В мире животных
В продовольственном выкинули пельмени, и я стою после работы у плиты. Над помойным ведром соседка – та, что из комнаты возле поворота на кухню, – прикнопливает к «черному ходу» список. Вынимает из фартука карандаш и, зачеркивая свою фамилию, проводит черту. Башмакова Евдокия Николаевна.
Я подхожу к списку и всматриваюсь в сумму. Три шестьдесят. На кухне всегда чем-нибудь порадуют.
Нашу квартиру одолели клопы, и Евдокия Николаевна договорилась с одной своей знакомой, у этой знакомой какая-то особая жидкость. Такую и не достанешь в ДЛТ. Или в Гостином. И сделает на совесть. Не то что «Невские зори» (еще месяца два и промурыжат). Да и дешевле.
Я внимательно выслушиваю и убавляю под кастрюлей огонь. Поход в прачечную снова откладывается.
…В тамбуре я натыкаюсь на Клавдию Ивановну и, пытаясь отстраниться, уступаю ей дорогу. Клавдия Ивановна хватает меня за рукав и, затащив к себе в комнату, плотно прикрывает дверь.
Врубленные на полную катушку «последние известия» перекрывают звук телевизора. На экране насекомые.
Клавдия Ивановна, как всегда, навеселе, а Вовка, свесившись прямо в ботинках с матраса, как будто что-то ищет на полу. Собака бросается мне навстречу и, повизгивая, трется о тапочки.
На сковородке вперемешку с размазанным пюре обглоданные кости. Перешибая запах мочи, они излучают едкий аромат. Рядом с бутылкой почему-то лежит стакан.
Клавдия Ивановна достает из буфета рюмку и спрашивает:
– Хочете, Толик, выпить?
Я стою и молчу. Если я сейчас с Клавдией Ивановной выпью, то она сразу же что-нибудь попросит. А если откажусь, – значит, побрезговал. Что делать?
Клавдия Ивановна наливает вино и, махнув рукой на Вовку – ее жест означает: вот дурак, уже налакался, а могли бы выпить все вместе, – открывает мне всю правду.
Оказывается, Евдокия Николаевна всех обманывает. Все думают, что жидкость от клопов, а у нее на самом деле от вшей. Вовка – Клавдия Ивановна одобрительно косится на матрас и наливает мне еще одну рюмку – уже все разнюхал. Знакомая нашей соседки – обыкновенная халтурщица. А деньги между собой поделят. Обдурили Наталью Михайловну и довольны. Но еще поглядим, кто будет радоваться. Клавдия Ивановна все Наталье Михайловне расскажет, и Наталья Михайловна ничего не заплатит.
Клавдия Ивановна прерывается и поднимает на меня глаза:
– А вы, Толик, тоже хочете заплатить?
– Я еще, Клавдия Ивановна, не решил… – отодвигаю я рюмку, – мне еще надо подумать…
– Конечно, надо подумать!.. – радостно соглашается Клавдия Ивановна и, что-то вспомнив, снова поворачивается к матрасу и смотрит на Вовкин ботинок. – Вот скоро мой сладенький проснется… вы, Толик, им не платите…
Зато у Вовки на работе есть другая жидкость, настоящая. И не от вшей, как у них, а от клопов. Вовке обещали достать. Им он, конечно, никому не даст. Одному только мне.
Все. Теперь я пропал. Мало того, что всучат. Еще и потребуют денег. Что же делать?
Кажется, телефон. Я прислушиваюсь и, еще раз отодвинув рюмку, вскакиваю. С другого конца коридора из-за поворота мне наперехват бежит Евдокия Николаевна. Я ее опережаю.
Спрашивают Наталью Михайловну. Евдокия Николаевна, делая мне знаки, мотает головой. Все ясно: Натальи Михайловны нет дома.
Я вешаю трубку и, вспомнив про пельмени, следом за Евдокией Николаевной тоже кидаюсь на крики. Наверно, уже ошметки. Зря простоял в очереди. На кухне в самом разгаре дебаты.
Оказывается, у Натальи Михайловны уже вовсю опрыскивают, а сама Наталья Михайловна смотрит «В мире животных». Евдокия Николаевна ее специально пригласила. На «телевизер». Чтобы не сопротивлялась. А деньги с нее можно взять и потом. Когда получит пенсию. Все-таки жалко старушку.
А Клавдия Ивановна с Вовкой объявили всей квартире бойкот. Они наотрез отказались платить три рубля. И теперь, если даже опрыскают и туалеты, то клопы из комнаты Клавдии Ивановны объединятся и, расползаясь, придут своим затравленным братьям на выручку.
Соседи долго совещались и решили долю Вовки и Клавдии Ивановны собрать сами. Все сбросились еще по шестьдесят копеек. Долю Натальи Михайловны внесли условно, и если Клавдия Ивановна ее не переубедит, то по тридцать копеек вернут. А на всякий случай пустили на переговоры Мишку Тихонова.
Он упорно стучался, и ему сначала не открывали. Но потом не выдержали и открыли.
Мишка подбил Вовке глаз, а Клавдия Ивановна поцарапала Мишке щеку. Хотели даже вызвать милицию. Но в последний момент опомнились: приглашенная все-таки халтурила. И теперь квартира обеспокоена, что Клавдия Ивановна может склонить на свою сторону и меня.
Я протягиваю четыре рубля, и Евдокия Николаевна, отсчитав мне сорок копеек сдачи, находит в списке мою фамилию и тоже ее перечеркивает. Передача «В мире животных» окончилась, и Наталья Михайловна ползет к себе обратно.
А вместо пельменей – ко мне стучится женщина с ядовитой жидкостью. С марлевой повязкой она похожа на врача в поликлинике, в которой свирепствует эпидемия.Я стою в коридоре, а женщина с ядовитой жидкостью опрыскивает все мои гравюры и гитару.
Я и вовка
Я вытаскиваю из пишущей машинки лист и закрываю глаза. Открываю и снова все перечитываю. Не то. Опять не то.
Сначала я вычеркиваю слова. Потом фразы. И, наконец, даже целый абзац…
Исчеркав и скомкав страницу, я выбрасываю очередной лист в корзину. Вставляю в машинку чистый и, прежде чем нажать на регистр, задумываюсь… И вдруг раздается стук.
Повернувшись к двери, я жду, когда стук повторится. Тишина… Выдержав паузу, я на цыпочках подкрадываюсь и, осторожно отодвинув задвижку (неужели ушли?), выглядываю проверить. И это меня губит. С бутылкой в руке на пороге стоит Вовка.
Обычно Вовка приходит за «рваным», а тут что-то новое. Вовка меня обезоружил. Все еще продолжая нервничать, я все-таки его приглашаю:
– Ну, че… проходи…
Вовка переминается с ноги на ногу и присаживается на край тахты. Бутылку он почему-то ставит прямо на пол и даже задвигает за ножку стула.
Помолчали. Вовка выглядит каким-то желтым, почти зеленым, что-то его давно не было видно. Вдруг исчез, и все. Говорят, лежал в больнице, вроде у него туберкулез. И теперь соседи ничего в раковине не моют, а в общественных местах ручки дверей обмотаны бумагой. И каждый день меняют. А на днях на кухне шумели: соседи кричали, пускай Вовка возвращается в больницу, но пьяная Клавдия Ивановна демонстративно свалила в раковину грязную посуду и ушла к себе в комнату спать. А потом пришла женщина, наверно, врач. Ей сначала не открывали, но она стала звонить всем подряд, и все сразу вышли. И соседи о чем-то долго с ней разговаривали. Клавдия Ивановна надеялась, что им с Вовкой дадут отдельную квартиру, и, чтобы дали поскорее, Вовка из больницы убежал. Да к тому же там было еще и не выпить. А на следующий день пришли санитары и тоже ко всем звонили, но все, кроме Варвары Алексеевны и Натальи Михайловны, были на работе, и пришлось открывать мне. А Вовка изнутри заперся. А когда попробовали выломать дверь, то придвинул к двери стол, и санитары уехали.