- Что ты здесь делаешь? - немедленно спросил он.
- Я... я была немного взволнованной этим диалогом, который нам надо будет играть на сцене, и я подумала, что ты бы не отказался прорепетировать его, и пришла сюда, чтобы предложить сделать это завтра. Но поскольку тебя не было в комнате, я решила подождать тебя... Так как не могла уснуть, - сладко промурлыкала она.
- И поэтому ты зашла в мою комнату без разрешения? - спросил он, откровенно раздраженный, не только из-за ее наглости, но и из-за очевидных намерений Марджори, по которым она подкупила персонал гостиницы, чтобы войти в эту комнату.
- Тебя не должно беспокоить мое ребячество, - ответила она, медленно приближаясь к актеру. - Вместо того, чтобы портить себе настроение, мы могли бы найти способ хорошо провести время вместе... Так как ни ты, ни я, кажется, не хотим спать этой ночью, ты так не думаешь?
- Нет, я собираюсь лечь спать прямо сейчас, и тебе бы лучше сделать то же самое, - ответил он, стараясь контролировать свое раздражение.
Актриса снова улыбнулась, не собираясь сдаваться так легко. Заученными и быстрыми движениями она приблизилась к молодому человеку на расстояние вытянутой руки.
- Возможно, мне следует выразиться яснее. Не говори мне, Терренс, - прошептала она, - что мужчина как ты ничего не чувствует, когда рядом с ним такая женщина как я, и почему бы нам не воспользоваться тем, то что мы оба здесь, и не сделать то, в чем мы оба нуждаемся... Без обязательств, конечно.
И говоря это, девушка сделала шаг назад и одним движением руки развязала пояс своего халата из красного шелка. Халат упал на пол, обнажая красивое тело Марджори. Молодая актриса была одной из тех девушек, которые уже в четырнадцать лет знали о власти, которую имели над мужчинами.
- Твоя жена никогда об этом не узнает, - сказала она, решительно глядя на Терренса, и надеясь, что его реакция не заставит себя долго ждать, и также подумала, что все же смогла победить его. Спустя несколько секунд Терренс незаметно моргнул и твердыми шагами направился к постели.
- "Он сдался", - торжествующе подумала она.
Однако, к ее изумлению, Терренс раздражительно бросил на нее покрывало, постеленное на кровати.
- Ты замерзнешь, если не прикроешься, и еще тебе сейчас же придется покинуть мою комнату, если, конечно, ты не хочешь, чтобы я позвал служащих гостиницы, чтобы они тебя убрали, и я больше тебя не видел!
- Грубиян! - пожаловалась она, удивленная его неистовым тоном, которым он говорил.
- Может, и грубиян, но не раб своих инстинктов, за кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, я бы рискнул любовью своей жены ради минутного наслаждения? Возможно, тебе это покажется странным, но чтобы лечь в постель с женщиной, мне нужно от нее нечто большее, чем ее тело. Ищи для развлечения другого и убирайся из моей комнаты по-хорошему! – вспылил он, и его глаза возмущенно блестели.
- Хорошо, я уйду! Но ты многое теряешь! - ответила Марджори, поднимая свой халат. - И ты еще пожалеешь об этом.
То было каплей, переполнившей чашу. Разгневанный актер взял женщину за плечи с таким выражением лица, которого ей никогда не забыть.
- Смотри, девчонка, не смей мне снова угрожать, или это тебе придется сильно пожалеть, - и с силой взяв ее за руку, он выставил ее за дверь, и, закрывая дверь, подумал, что наверняка разбудил той ночью не одного постояльца.
Когда Терри остался один, он глубоко вздохнул и рухнул на кровать. Этот инцидент привел его в самое худшее из настроений, не только из-за наглости молодой актрисы, а из-за того, каким образом она показывала то, что он старался игнорировать последние дни. Однако вид Марджори напомнил ему, что он вновь хотел быть со своей женой, и то, что тур только что начался, не заставляло чувствовать его лучше. Его яростный ответ актрисе был способом продемонстрировать свое глубокое безразличие к ней, так как женщина, которая старалась его обольстить этой ночью, была не его женой.
Возможно, для других мужчин его реакция показалась бы очень глупой, но он прекрасно знал, что минутное удовольствие имело бы болезненные последствия для той, кого он больше всех любил, и, в конце концов, это нельзя было сравнить с истинным удовольствием, которое появляется, когда душа и тело объединяются в одно целое. Он не сожалел об этом поступке...
- Почему ты на меня так смотришь? - спросила Кенди, позабавленная выражением лица, с которым ее муж смотрел на нее, пока она укладывалась. - У меня появилась еще одна веснушка?
- Тысячи! - ответил он, шутя, несмотря на то, что ушел в свои мысли на долгое время.
- Ты никогда не изменишься! - сказала она, поднимая глаза и притворяясь расстроенной, устраиваясь на подушке.
- Я никогда не изменюсь, и это только твоя вина. Это неизлечимая болезнь, - ответил он, наклоняясь над ней и облокачиваясь на руку.
- Болезнь? И что же у тебя за болезнь такая? - спросила она, озорно улыбнувшись.
- Ты моя добродетель... Ты моя неизлечимая болезнь, - ответил он, смеясь.
- Элиза говорила мне много гадостей с первого дня нашего знакомства, но твое оскорбление - сравнивать меня с болезнью, - превосходит все, о чем она могла даже подумать, - ответила она, отворачивая лицо, притворяясь обиженной и избегая губ своего мужа.
- Я превосхожу любого, - ответил он с улыбкой, - но это не оскорбление, а правда, - заключил он, и когда не смог поцеловать губы девушки, то предпочел целовать ее шею.
- Ты не должен этого делать, если хочешь избавиться от этой болезни, - смеялась она, чувствуя щекотку.
- А кто сказал, что я хочу выздоравливать? Эта болезнь самая восхитительная. Иногда причиняющая боль, если я далеко от тебя... Но большую часть времени - радость.
- Терри! - сказала она, потрясенная, и направила лицо к губам мужа.
Мелкие летние капли дождя начали падать на землю в тишине ночи.
Кенди смотрела, как капли дождя падали и медленно скользили по стеклу окна. Из-за летнего ливня температура понизилась, оставляя в воздухе холодное и влажное ощущение, из-за которого она слегка вздрагивала. В эти дни Кенди не могла избавиться от меланхолии, и непроизвольно ее разум возвратился к берегам озера Мичиган, где в то время отдыхали ее дети. Если утро было солнечным, то она была уверена, что Альберт и Том приведут своих детей в дом Пони, чтобы поиграть в бейсбол. Это уже стало традицией: дети дома Пони против девяти кузенов.
Блондинка улыбнулась, думая о четырех крепких сыновьях Патти и Тома; о белокуром Альбене и о его лучшем друге Энтони - единственном сыне Рейчел и Альберта; о маленьком Алистере Корнуолле, который предпочел быть вратарем; о Дилане - капитане команды, и о Бланш, которая в свои шесть лет превратилась в красавицу. На минуту ей захотелось быть рядом с ними, но потом она признала, что нуждалась в небольшом отдыхе от обременительной ответственности материнства.
Сейчас, должно быть, в Америке два часа дня, вздыхая, подумала Кенди, а в Шотландии уже стемнело. Вдали раздавался шум дождя в роще, и солнце медленно садилось за плотными и большими черными тучами, которые не позволяли увидеть закат. Вдруг она почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, и инстинктивно оглядела весь сад, и дошла до ворот особняка. Тогда она заметила мужскую фигуру, стоявшую напротив главного входа.
Она присмотрелась и смогла различить рыжеволосого человека, одетого в грязный дождевик, и как только он заметил ее взгляд, он развернулся и побежал к роще, теряясь в зарослях.
- Бедный бездомный нищий, - подумала она. Но секунду спустя, она подумала, что этот человек, несмотря на расстояние, очень сильно напомнил ей кого-то.
Кенди отошла от окна и направилась к камину, чтобы разжечь огонь, который начинал угасать. Пока она водила кочергой по углям, она подумала, что нищий старом непромокающем плаще немного напомнил ей Нила Легана, но потом она отказалась от этой мысли, полагая, что это лишь ее воображение.