— А еще что он тебе говорил?

— Спят они там мало. По три часа в сутки. А так работают и молятся.

— И что думаешь?

— Дело хорошее. Только я не выдержу.

— А тебя просят?

— Что?

— Молиться?

— Я сам хочу.

— Это хорошо. Ты что, в монахи собрался?

— Не… Я так. На всякий случай. Сравниваю.

— Ты верующий, Саша?

— А ты?

— Я тебя первый спросил.

— У нас свобода совести…

Более Пес вести диспут был не в силах. Он только выяснил, что после беседы отец Кузьма подарил Саше Молитвослов на греческом языке. Теперь тот пробовал догадаться, как произносятся слова молитвы, сравнивая их начертание с кратким разговорником из рекламной брошюрки…

— На Афон мы сегодня не поедем, брат.

— Почему?

— Не готов я. С такой рожей в монастырь не пускают.

— Кто, монахи?

Пес тяжело вздохнул.

— Люди постятся, перед этим делом… Себя блюдут. Короче, сегодня — немножко пива, чтоб не подохнуть. И… можно рыбу половить… А, хочешь, вернемся. Не поздно еще.

— А как же дело твое?

— Знать, не судьба. Не пускает меня Богородица.

— Пустит.

— Ты почем знаешь?

— Знаю.

Завтракали омлетом. Саша пил пиво, Пес — фрапе. Примерно час они копались в развалах одежды, сувениров, раковин, декоративных полотенец и посуды.

Пес купил ослика, с седлом, шлейкой, колокольчиком, кнопкой на боку. Нажмешь кнопку и закричит, негромко но противно. Глаза у ослика делал большой мастер. Если бы такой глаз вставить из озорства человеку, предварительно вынув его собственный, то подмены никто бы не заметил. Разве что размером мелковат. Ослик из папье-маше, в семь евро. Дорогой сувенир. Саша разорился на корзинку с раковинами и морской звездой. Поставит потом дома и будет вспоминать причуды судьбоносного сюжета.

Потом Саша не выдержал, и предобеденный час они снова провели на пирсе. Красные черепичные крыши среди платанов, неизбежная башня крепости и с полста лодочек и катерков, качающихся на волнах. Пес задремал на бетоне, положив под голову сумочку и накрыв лицо шляпой. Сон этого часа был коротким, и не было в нем войны.

Потом день продолжился, как и вчера…

После ужина Пес попросил Сашу найти аптеку и купить нечто кардинальное для его сердечной мышцы и артерий. Давление нужно было сбить.

Саша уже вполне освоился в городке и очень быстро обнаружил, что никакой аптеки здесь нет в помине, вернее, она была, но не работала. Покрутившись и прикинув «свои котировки», он отправился к Рати. Тот объяснил, что получить доктора сейчас, по некоторым причинам проблемно, но возможно. И это будет стоить несколько денег. Если они туристы, то у них есть страховка и телефон, по которому можно вызвать доктора. Но все равно это стоит денег.

— Да плевать ему на деньги. Врача мы ждать устанем.

— Правильно.

— Дай таблеток каких.

За таблетками послали девушку «гречку». От себя Рати добавил бутылку дорогого красного вина. По его словам, снимает любые приступы.

Пес лежал в номере, осклизлый от пота и жалкий. Приступили к лечению.

Пес таблетки стал жрать, как будто это креветки, и Саша коробочку отобрал. Первый раз он такое видел. Потом Пес воды выпил литра два и уснул. Храпел сильно и как-то навзрыд. Противоестественно храпел. Саша испугался, посидел рядом, потом успокоился.

Проснулся Пес после полуночи.

На пирсе он искупался в море.

Потом молился про себя. Молитвы этой не было в Молитвослове.

Утром Пес решил оставить ослика в номере, когда настанет долгожданный отъезд на Афон. Он под утро представил себе конвейер ослиной фабрички, на котором одни глаза. Умелые руки гречек монтируют их, клеят, доводят до товарного вида, чтобы и хрусталик, и роговица, как живые. Потом эти живые глаза идут по конвейеру и падают в глазонакопитель.

Саша забрал ослика и полез было за деньгами, но Пес его решительно обсмеял. За всех козлов и баранов заплачено.

— А что ослик? Почему ослик?

— Почитай Святое писание. Поймешь. Очень нужное и своевременное животное. Так что, не пожалеешь.

— Не пожалею, — согласился Саша.

…На следующий день море стало неспокойным и некоторое время возможность прихода парома оставалась проблематичной. Пес успокоился. Они сидели с Сашей у немца и пили кофе с пирогом. Диметрионы получены, списки сверены, законы соблюдены. Наконец пришла весть: паром будет, но до Дафнии. В такую погоду Пантелеймон не принимает.

— Это из-за меня, — прокомментировал Пес.

— Ты-то тут при чем?

— Всегда есть кто-то, кого грехи не пускают, — добавил он.

— Да ладно тебе, — стал его успокаивать Саша, — может быть, это я более отвратный.

— Не льстите себе, товарищ из Каргополя.

На паром пускали по предъявлению паспорта, диметриона и билета. Те, кто купил билет на берегу, в конторке заплатил больше. На борту вышло меньше. Саша все это считал и прикидывал. Наверное, если бы его вырвать из Каргополя, отвадить от рыбалки бесконечной и бражки, приставить к делу и научить тыкать в клавишки, он стал бы достойным членом общества. Как тот туземец. Только у него было другое предназначение.

Суденышко, набитое донельзя, качалось на волнах. Внизу, в каюте для монахов, было не многолюдно. Кто-то пил кофе, кто-то перебирал четки. Буфетчик выдавал тосты с сыром или ветчиной и сыром, пиво, фрапе, воду и пепси-колу. Пес пресек Сашино движение к стойке. На верхней палубе они сели в кресла у левого борта. Моросил теплый дождичек, бросал капли в лицо добрый ветер, проплывали берега полуострова — скиты, монастыри, пещеры, облака повыше и небо еще выше. Краски открытые, композиция лобовая, устойчивая.

— И что это вот слева? — прервал плавный ход путешествия Саша.

— Там люди живут.

— А рыбу там ловят?

— Нет. Впрочем, есть одно озерцо.

— Отведешь. Вот это что, усадебка?

— Это скит.

— Как это?

— Ты отвыкай от сибирского понимания жизни… Это у нас скит — изба рубленая и староверы с обрезами. Так ты все это усвоил.

— Примерно.

— Здесь скит может быть еще круче. Пещера с узким лазом и там матраска или солома. А, может быть, и вот так. Дом, каменный, добротный, с верандой, с кухней, с солнечной батареей, обязательно с огородом и садом.

— Да как же так? Зачем столько?

— А паломников где принять? Накормить, уложить, помолиться?

— И что? Всех принимают?

— На четверо суток. Только не свинячь, и молитвенное правило выполняй с ними.

— А потом?

— А потом договаривайся. Если есть вакансия и надобность, можешь работать. Тебе поесть дадут. Рицинки.

— Это что?

— Это узнаешь. И то не везде и не всегда. Но припасено. Винцо местное.

Саша задумался. Тем временем верхняя палуба почти освободилась, только они и еще несколько мужиков, по разговору — сербов, прикрываясь полиэтиленом, остались наверху.

Потом снова было солнце, поближе к Дафни, и на палубе появился монах с торбочкой, откуда пошли по рукам путеводители по Афону на греческом, на английском, иконки, крестики.

— Кстати… У тебя крест-то есть? — спросил Пес.

— Так оно вышло, что нет.

— То есть?

— Ну, потерял. А потом, все как-то не доходили руки.

— Ты Саня… Как бы мне слово подходящее подобрать…

— А, давай, купим.

— Я тебе сам куплю.

Пес выбрал мельхиоровый крестик с зеленью. В качестве бонуса они получили от монаха брошюрку.

— Отлично. Тут фотографии. И карта. Все понятно.

— Чего тебе понятно?

— Что надо, то и понятно, — опять обиделся Саша и отвернулся…

Паром, естественно, тащил на себе и автомашины, числом в четыре. Один потешный грузовичок «тойоту» и «вольво» — белую и оранжевую. На берегу паслись ослики.

— Нет здесь осликов, — прокомментировал Пес.

— А это кто?

— Мулы. Мулашки. Получаются скрещиванием лошадей и ослов.

— И кто кого скрещивает?