Надо отдать должное тем, кого он любил. Они смогли нанести раны, до которых не додумался бы ни один самый изощрённый враг.

Равновесие.

Таш подалась вперёд, в бездне её очей звёздной вьюгой стояли слёзы.

— Тэй!

…сорвалось.

Ураган смёл клановые табу. Но Тэйон вер Алория оказался быстрее своей магии. Рука мелькнула в воздухе так стремительно, что даже соколиные глаза не в состоянии были уследить за движением. Первая леди начала уклоняться, но медленно, так медленно по сравнению с жившими в его теле ураганами…

Ребром ладони по лицу. Коротко. Страшно.

Женщину отбросило на другой конец комнаты, на обломки разбитого Шаэтанной стола.

Тэйон замер в кресле, опустив голову и закрыв глаза, занесённая рука так и осталась поднятой в воздухе. Магия исчезла, растворённая в хищной вспышке. С глухим стуком падали на пол книги.

Глубокий вздох. Восстановить пошатнувшиеся барьеры. Укрепить их. Маг владеет своей силой. Не наоборот. Не наоборот.

Вечность спустя он выпрямился, бросил равнодушный взгляд в сторону лежащей неподвижным комом женщины. Воздушные течения льнули к продолжавшему излучать тепло телу, тонкие струйки ритмично влетали во всё ещё работающие лёгкие. Первая леди была жива. Невероятно. Любого человека (да и вера, если на то пошло) подобный удар убил бы, а эта умудрилась так повернуть голову, что избежала даже перелома скулы. Регенерационные способности, принёсшие расе шарсу репутацию всерьёз бессмертных существ, уже вступили в действие, через несколько минут она придёт в себя, отделавшись всего лишь сотрясением мозга да почти мгновенно сойдущим синяком.

По уму, нужно было её добить. После всего произошедшего поступить иначе, вполне возможно, означало подписать себе смертный приговор. Ни одна дочь клана не позволит мужу заниматься рукоприкладством — это вопрос принципа. Хотя Таш не обязана теперь отправлять его на тот свет, помимо законов, в горах существуют ещё и освящённые веками традиции.

По уму… Тэйон тряхнул головой. Когда это в его отношениях с Таш присутствовал хоть намёк на ум? Теперь, разрушив всё, можно признаться хотя бы самому себе: он любит эту женщину. Хотя и не должен быть на это способен.

Навалилась усталость, и под её чугунным гнётом проснулось наконец чувство абсурдности происходящего. «Семейный разговор по-халиссийски». Имеет место быть не чаще раза в столетие. При закрытых дверях, высланных из замка слугах и задёрнутых шторах. Но главное — все стороны обращаются друг к другу исключительно на «вы».

Хотелось чувствовать… хоть что-нибудь.

Маг тщательно поправил манжету рубашки. Смахнул несуществующую пылинку. И, развернув кресло, беззвучно покинул разгромленную комнату.

Маг не слишком хорошо представлял себе, куда направляется и что собирается делать. Из водоворота меланхоличных мыслей о бессмысленности своей жизни и вреде, наносимом культурными стереотипами, его выдернул всклокоченный, злой и явно не совсем трезвый Рек ди Крий. Недоучившийся целитель стоял, уперев руки в створки дверей и загораживая проход в расписанную футунскими узорами галерею.

Тэйон смерил так называемого ученика холодным взглядом, чувствуя, как всё глубже проваливается в ставшее легендарным среди кланов настроение «сами напросились».

Ведь действительно напросились!

Прежде чем ди Крий успел открыть рот, Тэйон подарил блудному сыну высших (или почитавших себя высшими) сил свою самую радушную улыбку, заставив того резко протрезветь.

— Айха [10], ученик. Вот вы-то мне и нужны!

Вздохнул, как перед прыжком в воду, и…

Пророчество, всё это время казавшееся далёким, заснувшим, взвилось в его теле опаляющим пламенем. Слова хлынули, точно слёзы. Где-то далеко звучал его голос, где-то замер ошеломлённый дворец, в котором впервые за долгие столетия звенела божественная сила.

Тэйон провалился в видения, как в ледяной колодец. Образы мелькали перед глазами, слишком быстрые, чтобы он успел понять их смысл. Снежный вихрь в чёрно-чёрном тумане волос. Танцующая…

Разум Река ди Крия рассыпался перед ним фонтаном переливающихся в лучах света прозрачных брызг. Менялись, перетекая одна в другую, сложные, связанные в единое целое фигуры ощущений, мыслей, воспоминаний. Многомерным калейдоскопом изменялся витраж сознания, пытавшегося найти положение, способное удержать бушующие в слишком тесных для них рамках силы. И не находя его. Грань сумасшествия, расчерченная неизбывной ненавистью к самому себе.

Послание Фины ди Минерве ворвалось в этот мир пряным ветром, выбивая разноцветные витражные стёкла и из сияющих, острых осколков создавая нечто новое, качественно иное. И танцевала между граней слов и видений одинокая женская фигура. Вскидывала тонкие руки, падала, сломленная, и вновь поднималась. Отражением. Зеркалом. Завершением.

— …СЛИШКОМ ДАВАТЬ ВОЛЮ ВООБРАЖЕНИЮ, — голос был его собственный и в то же время чужой. Звуки чеканили воздух, застывая в тугие цепи выкованных из металла рун. Звонкие звуки, полные глубины и серебряных обертонов, напоминавшие о тревожном боевом набате, о глухом рокоте океанского прибоя, о тихом фырчании сытого кота. Тэйон замер, привычно позволяя чуждой силе спокойно нести себя по течению, наблюдая, как сотканные из слов золотые и платиновые ожерелья оплетают светоносную фигуру.

Рек ди Крий сиял. Мягкий внутренний свет, исходивший от его кожи, окутывал всю фигуру, обворачиваясь вокруг него мягким, изменчивым коконом. Как будто сама реальность была не уверена, какой она должна быть, и потому разбивалась дрожью неуловимых красок, готовая принять любую предложенную ей форму. Сам целитель казался человеком, получившим оглушительный удар по голове. Серые глаза слепо распахнулись, пальцы чуть подрагивали, пытаясь нащупать в воздухе что-то неуловимое.

— Ну конечно, — Тэйон не знал языка, на котором шептал сын Дома Вуэйн, но в оглушённом состоянии посланника богини мудрости он понимал каждое слово: — Зеркало. Симметрия. Идеальное решение!

На лице князя появилось выражение опустошённой решимости. Сияющий калейдоскоп его сознания завертелся быстрее, сливаясь с вспыхнувшими рунами, выстраиваясь в каком-то новом порядке. И этого человека обвиняли в неспособности себя контролировать? Тэйон не мог припомнить ни одного лаэссэйского мага, который способен был бы так работать с собственным разумом.

С чувством, которое должно было походить на шок, но скорее напоминало отстранённое любопытство, магистр понял, что целитель включил переданное богиней послание в осознание самого себя как личности. В нём осталась незавершённость, «половинчатость», но теперь она стала обманчивой. Достаточно представить, что напротив находится зеркало, отражающее переплетение бушующих за стальными глазами сил и способностей, как рисунок приобретал симметричность. Нерушимую, окончательную устойчивость и гибкость открытой новому опыту системы.

— Айха! — шепнул целитель на халиссийском, и что-то изменилось в его осанке, развороте плеч, лице. Как будто исчезло напряжение, надлом, о существовании которого Тэйон не догадывался в течение нескольких лет их знакомства, но который стал мучительно очевиден сейчас, когда опасность уже миновала.

Шаниль, чьего присутствия до сих пор не замечал ни один из мужчин, окинула своего подопечного долгим взглядом, затем церемонно поклонилась магистру Алория и исчезла под аркой. Тэйон рассеянно подумал, что ди Крий её, скорее всего, больше не увидит. Что бы ясновидящая ни обещала своей погибшей госпоже, это было выполнено, и фейш обрела свободу служить новой хозяйке. К вящему неудовольствию последней.

Пророчество растворялось в воздухе. Божественная ди Минерве покинула своего случайного посланника, оставляя на его месте чувствовавшего себя опустошённым и потерянным сокола. Встречный ветер, если ощущать себя частью чего-то бесконечно более великого, всегда так… так… Теперь он понимал фанатизм и непоколебимую верность кейлонгцев.