Мид подняла на нее глаза и укоризненно покачала головой.

– Придумаешь тоже, Айви!..

Служанка ответила ей задорной улыбкой уличной девчонки.

– Ладно-ладно, не буду! Просто мой парень опоздал, мы и общались-то всего минут пять. Он очень симпатичный, и девчонки бегают за ним просто толпами, ну вот мне и пришлось ждать. А уж когда я увидела прямо перед собой миссис Андервуд и еще мисс Роланд…

– Ты хочешь сказать, они шли вместе?

Айви хихикнула.

– Это вряд ли! Мисс Роланд была впереди, я видела, как мелькало ее белое платье. И она вошла в дом, прежде чем я подоспела, а миссис Андервуд стояла внизу, в холле, и ждала, когда спустится лифт. Мне пришлось подождать, понимаете? Так и болталась на крыльце, пока не увидела, что лифт пришел и миссис Андервуд поднялась. Интересно, к кому это она заходила?

– Может, сама ее спросишь, Айви?… – ответила Мид с улыбкой.

Как всегда пунктуальный, ровно в половине девятого Белл «пошел прошвырнуться», так он делал всегда с приятным осознанием того, что рабочий день позади и потрудился он на совесть. Поднявшись в холл по лестнице из подвала, он заметил, как хлопнула входная дверь. Кто-то только что вышел, а вот кто, он не видел, потому что человек уже оказался на улице. Однако, выйдя на крыльцо, Белл различил быстро удалявшуюся фигуру мужчины – тот торопливо шагал в сторону тех ворот, что справа. На выходе из дома было двое ворот, одни справа, другие слева, и вела к ним дорожка из гравия, окаймленная живой изгородью.

Итак, мужчина пошел вправо, а Белл двинулся к тем воротам, что слева, потому что оттуда было ближе к городу. И едва приблизился к ним, как услышал звук взревевшего мотора, а затем увидел и машину, проехавшую мимо него по дороге. В темноте он толком не разглядел вышедшего из дома мужчину, да и видел его лишь мельком, но скорее всего именно этот человек завел мотор, а потом отъехал от правых ворот дома, но опознать его позже Белл не смог бы.

Итак, Белл направился к пабу «Рука и перчатка», где встретил своего шурина мистера Уильяма Бейкера, и они славно сыграли в дартс. Мэри Белл звалась Мэри Бейкер – в ту пору, когда сам Белл купил ей обручальное кольцо в лавке мистера Джексона. Теперь Уильям Бейкер, как и он сам, был вдовцом, жил с дочерью Адой и ее мужем. Он был мясником и очень добрым парнем. В глубине сердца Белл жалел бедного Уильяма. «Совсем себе не принадлежит, разве только вечерами, когда идет в паб… а она бы его и туда не пустила. Ну разве только ради того, чтобы не кормить его ужином». Белл недолюбливал свою племянницу Аду, про себя называя ее гордячкой, жадиной и воображалой. «Чванливая бабенка, уж слишком много о себе мнит».

В перерывах между игрой и поглощением пива они обсуждали Аду и ее замашки. Только здесь мистер Бейкер мог отвести душу, как-то немного подбодриться и продолжить затем влачить унылое и рабское существование с дочерью, которая каждый день заставляла его надевать жесткие накрахмаленные белые воротнички.

– И если бы по воскресеньям можно было нацепить сразу два, она бы меня заставила, точно тебе говорю.

– Только палец им дай, всю руку отхватят, так уж они устроены, эти женщины, – заметил Белл.

Мистер Бейкер помрачнел.

– Да, ее мать была из той же породы. В общем-то хорошей и доброй женой была моя Энни. Правда, уж больно нос задирала перед соседями. Это Ада унаследовала от нее. Помню, как Энни подарила мне на день рождения пару синих ваз – скопила денег, экономила на всем. Они просто шикарно смотрелись на каминной полке, а на синем фоне были нарисованы золотые свечи и цветочки. И тут вдруг я возьми да ляпни, что предпочел бы набить живот хорошей жратвой, чем смотреть на эти синие вазы на полочке. Ну и завелась она тогда! Сказала, что это мне подарок, а я даже не поблагодарил ее, и мне должно быть стыдно, и все такое. – Мистер Бейкер отпил большой глоток пива. – Вот и Ада, – добавил он, – вся в нее пошла. Мы тогда переругались из-за дурацких ваз, и последнее слово осталось за ней.

– Женщины, они такие, всегда норовят вставить последнее слово, – заметил Белл и подмигнул.

Мистер Бейкер печально вздохнул.

– Ада очень на нее похожа, – пробормотал он.

Ровно в половине десятого Белл вышел из паба и зашагал к дому Вандерлёра. В десять он запер входную дверь, затем спустился в подвал, проверить, все ли там в порядке, перед тем как лечь спать. Все было в порядке, аккуратно и чисто прибрано. На доске, прибитой к старому кухонному шкафу, висели в ряд восемь ключей от квартир, каждый на отдельном медном крючочке. Все на месте. Мисс Андервуд вернула ключ от квартиры миссис Спунер. Должно быть, спускалась сюда, когда его не было. Все ключи здесь. Белл отправился в постель и спал до тех пор, пока в четверг утром, ровно в шесть тридцать, его не разбудил звонок будильника.

К тому времени все обитатели дома Вандерлёра, за исключением троих, уже улеглись в постель, и некоторые из них заснули. Среди тех, кто не улегся в постель, были мисс Карола Роланд, миссис Уиллард и мисс Гарсайд. Мистер Уиллард тоже не лег в постель – ну по крайней мере свою собственную, ту, что в квартире. Как выяснилось позже, его вообще не было в доме Вандерлёра – одна из причин, по которой миссис Уиллард провела всю ночь без сна, даже не ложилась.

Мид Андервуд легла в постель и уснула. Легла в постель, потому что ей хотелось побыть одной, а уснула потому, что слишком устала за этот день. Но сон был беспокойный, наполненный сновидениями, какими-то невнятными и неразличимыми, но омрачавшими ее мысли.

Разбудил ее резкий телефонный звонок. Она сняла трубку после второго же гудка. Голос Джайлза звучал встревоженно:

– Мид… Мид, это ты?

– Да, – ответила она, и тут розовые с эмалью часы на камине начали бить двенадцать.

– Что это? – спросил Джайлз.

Она ответила:

– Просто часы бьют.

И тогда он сказал:

– Плевать на часы, не обращай внимания, дорогая. Все в порядке. В подробностях рассказать сейчас не могу, но все в порядке, она нас больше никогда не побеспокоит. Просто это не телефонный разговор, но верь мне, проблема разрешена. Зайду утром.

И голос в трубке умолк. Часы закончили бить полночь. Мид довольно долго лежала без сна, потом задремала, и печальные мысли и невнятные сны уже не мучили ее.

Первое, что она услышала утром, – Карола Роланд была найдена мертвой в своей квартире.

Обнаружила ее миссис Смоллетт. В квартире номер восемь она всегда появлялась в восемь утра, пунктуально, минута в минуту. Позже она представила драматическую версию случившегося. Рассказала, как, сняв ключ с крючка, вдруг ощутила какую-то внутреннюю дрожь, и сердце тревожно екнуло.

– Ключ показался таким холодным… каким-то не таким, как всегда. Холодным и еще… страшно тяжелым, если вы понимаете, о чем это я. И на всем пути наверх, по этой лестнице – любой женщине, особенно пожилой, подниматься трудно, того гляди, сердце разорвется, но в лифт я бы не зашла ни за какие деньги, – так вот, на всем пути я думала: «Нет, тут что-то не так. Все это неспроста». И когда увидела, что дверь нараспашку, ну тут…

На самом деле миссис Смоллетт ничего такого не чувствовала, ну разве что по лестнице было подниматься трудно, впрочем, то было постоянным источником ее недовольства и жалоб. Она поднялась на площадку верхнего этажа, повернулась лицом к двери в квартиру номер восемь и увидела, что ключ ей не понадобится. Но даже и тогда ей в голову не пришло, что могло случиться что-то плохое. Она подумала, что мисс Роланд, должно быть, уже встала и открыла для нее дверь. Миссис Смоллетт сунула ключ в карман фартука и вошла. В прихожей было светло, но в этом тоже ничего необычного не было, поскольку прихожие в таких домах часто освещались через стеклянные фрамуги над дверьми. Если бы шторы в комнатах были задернуты, в прихожей было бы темно. Она прошла прямо на кухню. Раздвинула на окнах шторы затемнения, подняла жалюзи и поставила чайник на плиту. А потом отворила дверь в гостиную.