– Кто такие сфинксы? – прервал я Смолянина. Переводчик замолчал и скосил глаза на Кубатая. Потом неумело соврал:

– Не знаю…

Тем временем всем раздали тарелки с кусками кальмара. Мы осторожно отколупали глину и стали есть.

– А что, – промычал через минуту Стас, – вкусно. Вначале жевать трудно, – он глотнул, – а потом ничего.

Кулинары, дегустируя блюдо, вступали в дискуссию. Сразу же наметились оппоненты – молодой и тихий кулинар Еголя, который упрямо и монотонно твердил, что на каждый килограмм кальмара нужно было добавить еще сорок миллиграммов соли, и остроумный Измайлай, вся аргументация которого сводилась к вопросу: «Почему я должен есть этого многоногого?» На защиту Витманца встали сидящие с ним рядом Фишманец и Козинец, знаменитый дегустатор Ереслег и бородатый мужчина, который был не кулинаром и даже не дегустатором, но зато замечательно раскладывал пищу по тарелкам. Кубатай, увлеченный происходящим, подпрыгивал на месте, то грызя кулак, то выхватывая из-за пояса столовый нож и рубя им воздух. Под конец он вытащил еще одну пригоршню слипшихся семечек и принялся их лузгать. Треск заглушал даже тарахтенье Смолянина.

Меня тем временем пихнули сзади. Я обернулся. Рыжий пацан показал мне завернутую в блестящую фольгу пастилку, потом показал на рот, потом энергично замотал головой. Он советовал не есть. «Почему?» – глазами спросил я. Пацан скорчил жуткую гримасу и умоляюще прижал руку к сердцу.

– Ладно, – прошептал я, кивнув. – Не буду. – И сунул пастилку в карман.

Пацан указал мне на Стаса и снова принял внимательно-задумчивый вид. Обернувшийся Кубатай подозрительно оглядел его и вновь замахал своим ножом. Я выждал минуту, придвинулся к Стасу, вынул у него изо рта пастилку и шепнул:

– Ук па-шенгар[17]!

– Ухр[18]? – кротко спросил Стас.

– Шен армахетга некеке[19]!

Стас вздохнул, но спорить не стал. Смолянин удивленно таращился на нас. Он не понимал, на каком языке мы говорим, а спрашивать стеснялся. Шишки у него на голове запульсировали от натуги.

– Выскажу итог обсуждения, – говорил тем временем Бормотан. – Никто из вас, коллеги, не решился приготовить такого огромного кальмара. А Витманец решился. Честь ему и хвала! И даже на вкус недурно.

После этого решили отдегустировать пастилки. Измайлай повозмущался немного, что они пахнут плохо и в процессе лизания липнут к языку. Но Толяро гордо ответил:

– Настоящая еда всегда невкусная! Вспомните пищу предков! В этом истоки неудач сладеньких конфеток и тортиков. И, кстати, поэтому плохи блюда автоповаров: они стараются готовить вкусно.

С этим спорить не стали, видимо, мысль была неожиданной и новой. Лишь Фишманец удивленно спросил, почему настоящая еда должна быть невкусной. Толяро ответил:

– Дайте человеку вкусную пищу – он будет жрать ее и плевать в небо от скуки. Нет уж, еда должна даваться через муки, через катарсис… Впрочем, этих пастилок мои слова не касаются. Они сладенькие. Ешьте, не бойтесь.

Народ дружно зачавкал. Потом звуки смолкли. Мы со Стасом, так и не взявшие пастилки в рот, огляделись.

Все присутствующие вяло развалились на стульях. Они не то спали, не то умерли. Смолянин плавно, но неотвратимо упал, трахнувшись головой о коробку с глиной из-под кальмаров, но все равно не проснулся. Тренированный Кубатай почуял неладное и уснул в тщетной попытке выковырять пастилку изо рта кончиком ножа. Менее подготовленные охранники лежали с блаженными улыбками на лицах.

Из всего зала бодрствовали лишь мы со Стасом, рыжий пацан, мудрый Бормотан, который предусмотрительно не спешил с разжевыванием пастилки, и сам кулинар Толяро. Ой, нет. Еще не попались на эту удочку Фишманец, переевший кальмара, Витманец, не евший того, что готовил Толяро, и Козинец, вообще не евший того, что готовили его коллеги.

Бормотан что-то сказал.

– Вы их отравили, Толяро? – замогильным голосом, явно продолжая спать, прошептал Смолянин. И через секунду перевел ответ:

– Нет, конечно. Это гипнопастилки, заменители гипносна. Гипносон, как я считаю, должен даваться человеку не извне, а изнутри, через пищу, через креп… креп… крепкий сон…

– Вот это верность долгу! – с восторгом сказал Стас, глядя на поверженного, но продолжающего трудиться Смолянина. Остатки кулинаров завязали бурную дискуссию, не обращая на нас никакого внимания. Смолянин побулькал-побулькал, пытаясь перевести пятерых одновременно говорящих, и затих.

А рыжий пацан схватил нас со Стасом за руки и жестами стал показывать на выход. Мы переглянулись.

– Похищают нас, что ли? – задумчиво сказал Стас.

– Ну и пусть, интересно же, – храбро ответил я.

И мы бросились вслед за незнакомым пацаном из зала, полного сладко дремлющих кулинаров.

Оказавшись на поверхности, мы помчались за пацаном к ближайшей кочке, под которой стоял его прыгоход. Я думал, что поведет он сам, и слегка оробел, увидев, что возле машины, непрерывно махая руками, стоит молодая женщина в блестящем темно-лиловом комбинезоне. Неужели ловушка?!

– Это его сестра, – предположил Стас.

Я мысленно согласился: она была такой же рыжей и веснушчатой. Меня порадовало, что мода на разноцветные волосы, похоже, не распространяется на женщин: ее густые вьющиеся волосы спадали ниже плеч. И вообще, если я что-то понимаю в женщинах, она была очень красивой.

Мы сели в прыгоход, тот забрался на вершину кочки, двигатель взвыл, и первый прыжок вдавил нас в кресла. Мне понравилось, что женщина не стала отделяться от нас перепончатой стенкой и не включила гипносон. Вместо этого она нажала кнопку автопилота и, развернувшись на вращающемся кресле лицом к нам, приветливо улыбнулась.

– Ква-ква! – поздоровалась она.

Ох и задам же я когда-нибудь Стасу за эту его лягушачью выходку. Тем более эти прыгоходы похожи не на лягушек, а на кузнечиков. Мы вежливо квакнули. Она, ткнув себя пальцем, произнесла: «Ай-на», затем указала на пацана и сказала: «Ант». Мы понимающе закивали и тоже представились. Женщина о чем-то горячо заговорила с пацаном, а мы, прижав носы к окнам, с любопытством разглядывали окружающий город.

В общем-то ничего особенного мы не увидели – просто красивый современный город. Типа Нью-Йорка или Токио (сколько раз по телеку видели): высокие светлые здания, сделанные будто целиком из стекла. Вот только привычных автострад нигде не было. Вместо этого промежутки между домами были засажены деревьями и цветами. Из зелени повсюду торчали бетонные площадки для прыгоходов. А те кишмя кишели, проскакивая порой в сантиметре друг от друга. Пару раз у меня екало сердце, когда мы падали на площадку, где за секунду до нас приземлился другой прыгоход. Но мы всегда ухитрялись разминуться, и я понемногу успокоился.

– У них единая компьютерная сеть, – с видом знатока заявил Стас.

– Дураку ясно, – огрызнулся я. Меня слегка мутило от болтанки.

Видно, мы добрались до окраины, а может, и вовсе вырвались за город, только прыгоходов стало поменьше, и дома тут были небольшие – двух-трехэтажные. Теперь нам не приходилось скакать в обход, мы перепрыгивали прямо через коттеджи.

На кочке возле одного из них мы и остановились. Айна перестала болтать с Антом, развернулась к нам спиной, и прыгоход вразвалочку спустился на лужайку перед домом.

Мы выбрались наружу. У меня кружилась голова и подкашивались коленки. Стас уселся на траву и помотал головой. Ант и Айна озадаченно смотрели на него, на их лицах ясно читалось нетерпение.

– Вставай давай, каракуц хилый, – потряс я его за плечо, хотя и сам не понимал, куда и зачем мы спешим. Но наши спасители (или похитители?) выглядели все-таки не такими психами, как сотрудники Департамента и кулинары. Это вселяло надежду.