Донья Кончита решительно заявила:

— Боб, я еду с вами! И берем Вулкана с собой. Он волнуется неспроста.

Матросам Боба не надо было утруждать себя поисками. Вулкан, как только выскочил из шлюпки, напрямую помчался к боио королевы гуанахатабеев. Беглый взгляд на обстановку сразу определил, что жилье это не принадлежало семье индейцев. Но красноречивее всего заявляла о том надпись «Каталина». Донья Кончита прильнула лицом к подушке, набитой морскими водорослями, втянула в себя ее запах и ощутила, как в груди стала разливаться приятная теплота.

— Это она! Боб, соображайте! Ее немедленно надо вызволить отсюда! Учтите, она узнала «Скорую Надежду» и потому дала о себе знать. Надпись эта сделана явно несколько часов тому назад. И Вулкан умница!

— Не волнуйтесь, донья Кончита, я знаю один способ… Теперь нам лишь следует хорошенько изучить местность. Со стороны моря у северной окраины селения — мощный риф. Шхуна не может близко подойти к берегу. Если бы с юга от селения его не оказалось, — и Боб рассказал донье Кончите свой план со всеми деталями.

Лотовые на двух шлюпках отправились обследовать берег к югу от селения и вскоре, примерно в трех четвертях мили от него, обнаружили широкий разрыв в теле рифа. Группа матросов во главе с боцманом пошла в том же направлении, но уже по суше. Им следовало изучить дорогу, по которой ночью можно будет окружить селение, дабы отрезать индейцев от леса.

Пираты ушли на корабль вскоре после полудня и у боио касика оставили разные подарки. Вулкана пришлось тащить за собой силой. Рядом с циновкой, на которой спала Каталина, капитан пририсовал ножом к ее имени «Боб».

«Добрая Надежда» снялась с якоря и ушла на юг к следующему поселению индейцев. Так Боб усыплял бдительность тех, у кого обнаружил Каталину.

Прошло три дня. Гуанахатабеи, увидев, корабль ушел, вернулись в свои боио. Охвативший их было страх уже отступил, когда под утро, за час до наступления рассвета, жители селения поняли, что пираты вернулись и теперь плотным кольцом окружили их с суши. Проход к лесу был отрезан, и касик повелел бежать всем к пирогам, которые были спрятаны в зарослях пляжного винограда. Но и там уже были чужеземцы, извергавшие из своего оружия смертельный огонь. Правда, пираты, по указанию Боба, стреляли из мушкетов в воздух, но индейцы от страха попадали ниц. Боб в сопровождении боцмана и еще трех матросов с факелами в руках помчался прямо к боио королевы. Там он застал Каталину в обществе касика и таина. Касик утратил свой прежний важный вид, таина трясло, как в приступе тропической лихорадки, он повалился на землю.

Каталина, облаченная в праздничные ритуальные одежды и с золотым венцом на голове, вытянула вперед обе руки, жестом призывая их успокоиться, и громким голосом произнесла:

— Мой народ, ничего не бойтесь! Нам не сделают ничего плохого! Это мои братья!

Таин, которому предстояло разъяснить касику сказанное королевой, с минуту не мог прийти в себя. Тогда Каталина подняла его за плечи и повторила:

— Это пришли мои братья. Моему народу нечего бояться. Они нам не сделают ничего плохого!

Касик продолжал стоять в оцепенении, взгляд его будто потух. Таин повторил сказанное королевой. Она же приблизилась к вождю рода и положила руку ему на плечо. Боб изумленно наблюдал за происходящим. Однако, как только касик вышел из боио, Боб догнал его и на глазах у индейцев выдернул из-за пояса свой нож и вручил его касику как символ мира.

С рассветом касик собрал своих верноподданных у батея и сообщил им сказанное королевой, чем вызвал истошные крики радости. По-своему умный старик добавил: «Братья нашей королевы — добрые люди. Повторяю, они не причинят нам зла. Просто они давно не видели свою сестру. Королева решит сама, как ей следует поступить», — касик понимал, что вот-вот должно было произойти важное для его рода событие. Королева оставит их.

Когда таин перевел сказанное касиком, Каталина произнесла слово на языке гуанахатабеев, которое означало: «Поднимитесь на ноги!» Затем она сняла с головы золотой венец, усыпанный драгоценными камнями, и передала его касику с обещанием, которое тут же перевел добрый хромоногий таин:

— Я скоро вернусь! Ждите меня!

Жизнь не прощает промашек. Де ла Крус превосходно это знал, но во всем обвинить себя ему не позволяли обстоятельства: за просроченный срок патента и за то, что в Гаване оказался проанглийски настроенный губернатор, к тому же еще мошенник, — он никак не мог.

Педро знал, что верные друзья непременно его разыщут. Однако он и сам пытался сообразить, как быстрее выбраться из сложившейся ситуации. После недолгих раздумий он пришел к заключению, что лучший выход из данного положения — откупиться. Однако как и через кого можно было довести это его намерение до губернатора, Педро понятия не имел. Дело было верным, но весьма и весьма щекотливым и даже опасным.

Было ясно, что губернатор материалы в суд на де ла Круса не передаст. Состава преступления как такового не было. Арест явился самоуправным наказанием за то, что капитан де ла Крус захватил английского пирата, с которым губернатор вел торговые дела. Разглашение этой информации было опасно прежде всего для самого губернатора. Вместе с тем держать корсара в одиночной камере инквизиции губернатор мог, сколько он пожелает.

Де ла Крус лишился сна от сознания того, что теряет время, необходимое для поисков Каталины. В тюрьме его могли продержать и год. Жалобу на губернатора старший судья инквизиции не принимал.

Ни Доброй Души, ни Медико, ни Тетю, ни Девото рядом не было. Каждый получил неделю на отдых. На «Каталине» осталось не более двадцати моряков.

— Убей меня гром, не могу себе представить, что стряслось с Педро? Хотя склоняюсь к тому, что это точно проделка губернатора! — Девото, упражнявшийся в фехтовании с Тетю ранним утром на палубе «Каталины», утирал со лба обильный пот. — С ним что-то случилось, а мы тут тренируемся!

— В жизни лишь крепкие телом и духом обладают живым умом и способны одержать победу над судьбой. Она же, к сожалению, как правило, далеко не потворствует успехам человека. Жизнь состоит из испытаний! — Тетю снимал с себя нагрудник. — Я все-таки сегодня еще раз навещу французского консула.

— Но рассказывать правду ты ему не станешь? Это может спутать все карты. Ухудшить положение. Нам только бы узнать, где содержат Педро. Мы его освободим! А там полные кошельки помогут уйти нам в Санто-Доминго, где и получим продление срока патента.

— Ты прав. Однако у нас, кроме консула, нет никого, кто бы мог нам помочь.

— У меня есть план! — и Девото поведал другу следующее: он переоденется в форму старшего армейского офицера и в отсутствие начальника крепости пройдет с конвоем (переодетые матросы) в Эль-Морро. Там он заберет английского пирата и затем, дабы тот не выдал губернатора, предложит «обменять» пирата на де ла Круса и на разрешение покинуть гавань. — Мы дадим слово молчать, и губернатор согласится.

— А ты не думаешь, Андрес, что с нашим Педро могло просто что-то приключиться? — спроси Тетю. — Может, он ранен или болен…

— Абсолютно исключаю. Если б что и случилось, город давно бы знал. Он арестован! Но вот где содержится?!

— И беда в том, что никто не может нам помочь в поисках места заточения Педро.

— Погоди, вот возвратятся Медико и Добрая Душа, и дело наше сразу сдвинется с мертвой точки.

Вдоволь наговорившись с доньей Кончитой, Каталина почувствовала, что проголодалась. И тут же услышала, как с палубы донесся колокольчик кока призывавшего команду к обеду.

Обед проходил в дамской каюте с участием Боба и его старшего помощника. Каталина рассказывала о прелестях жизни на острове Пинос.

— Климат мягкий, теплый, сильной жары не ощущается благодаря почти постоянно дующим то морским, то береговым бризам: днем с моря на сушу, а вечером и ночью — наоборот, — во время своего рассказа она то и дело прикасалась к кулону — подарку Педро, который вновь красовался на ее груди [86].