– Это и есть Бертилла? – уточнил брат Майкл.

– Больше некому. – Сэм присвистнул. – А недурна кобылка!

Брат Майкл смотрел не дыша и на один еретический момент пожалел, что принял постриг. Бертилла, неверная графиня де Лабруйяд, была не просто недурной кобылкой, но настоящей красавицей. На вид никак не старше двадцати, с милой мордашкой, не испорченной шрамами или оспинами, с сочными губками и темными глазами. Волосы у нее были черные и вились, зрачки ее расширились, но вопреки очевидному ужасу лицо Бертиллы казалось столь прелестным, что брат Майкл, сам едва отметивший двадцать второй день рождения, затрепетал.

Никогда прежде не встречал он создания столь прекрасного. Монах глубоко вздохнул, перекрестился и мысленно взмолился Пресвятой Деве и архангелу Михаилу с просьбой уберечь от искушения.

– Она стоит цены пороха, честное слово, – оживленно заметил Сэм.

Брат Майкл смотрел, как супруг Бертиллы, сняв шлем и обнажив седые волосы и жирное, поросячье лицо, заковылял к ней. Из-за тяжести напяленных доспехов графа настигла одышка. Не дойдя пары шагов до помоста, он остановился и уставился на платье жены, на груди которого был вышит золотой кречет – эмблема ее побежденного любовника.

– Сдается мне, мадам, что вы проявили дурной вкус, выбирая наряд, – сказал граф.

Графиня упала на колени и протянула стиснутые руки к супругу. Она хотела заговорить, но из горла ее вырвалось лишь визгливое рыдание. Свет факелов отражался в слезах на щеках. Брат Майкл напоминал себе, что перед ним изменщица, грешница, распутница, отлученная от милости Божьей. Сэм посмотрел искоса на монаха и подумал, что однажды женщина может довести до беды его нового приятеля.

– Сорвите с нее этот герб, – приказал граф своим воинам, указывая на вышитого на платье жены золотого кречета.

Эти двое, звякая кольчугами и тяжко топая подбитыми железом сапогами по плитам пола, взобрались на помост и схватили графиню. Та пыталась сопротивляться, один раз вскрикнула, но утихла, когда первый из мужчин завел ей руки за спину, а второй вытащил из-за пояса короткий нож.

Брат Майкл инстинктивно дернулся, словно намереваясь помочь женщине, но Сэм ухватил его рукой.

– Она жена графа, брат, а значит – его собственность, – вполголоса напомнил лучник. – Он может делать с ней все, что вздумается, а если ты вмешаешься, вспорет тебе брюхо.

– Я не… – начал было монах, затем решил лучше умолкнуть, чем солгать, потому как собирался именно вмешаться или по меньшей мере выразить протест. Но теперь просто смотрел, как воин кромсает дорогую ткань, отпарывая от алой материи золотые нити.

Он изодрал весь перед платья до самой талии графини, завладел наконец вышитым кречетом и швырнул его под ноги хозяину. Освободившись из лап второго солдата, молодая женщина согнулась, прижимая к груди остатки одеяния.

– Вийон, посмотри на меня! – скомандовал граф.

Пленник, удерживаемый двумя людьми Бастарда, неохотно поднял глаза на врага. Это был молодой мужчина, красивый как сокол. Не далее часа назад он был владельцем этого замка, господином земель и собственником крестьян. Теперь же превратился в ничто. Он был в кольчуге с нагрудником и наножными пластинами, а пятно крови на темных волосах указывало на то, что он дрался с осаждающими. Но сейчас Вийон оказался в их руках и был вынужден смотреть, как жирный граф пыхтит, задирая подол своей кольчуги. Никто в зале не шевелился и не говорил, все просто наблюдали, как его сиятельство раздвигает сталь и кожаную поддевку и с ухмылкой на лице мочится на кречета, содранного с платья его жены. Пузырь у него был вместимостью с бычий, и урина лилась длинной струей. Где-то в замке раздался крик. Крик тянулся и тянулся, наконец, слава Всевышнему, оборвался.

В тот же миг граф покончил со своим занятием, потом протянул руку, в которую его оруженосец вложил небольшой нож с хищно изогнутым лезвием.

– Видишь это, Вийон? – Толстяк поднял клинок так, чтобы на него упал свет факелов. – Знаешь, что это такое? – (Вийон, которого удерживали двое солдат, ничего не ответил.) – Это для тебя, – продолжил граф. – Она поедет обратно в Лабруйяд. – Он указал ножом на жену. – И ты тоже, только сначала мы тебя обрежем.

Парни в зеленых и белых накидках осклабились, предвкушая удовольствие зреть чужую боль. Нож со ржавым лезвием и рукояткой из потертого куска дерева служил для кастрации – им холостили баранов, телят или мальчишек, которых предназначали в хоры больших церквей.

– Разденьте его! – приказал граф своим людям.

– О Боже! – прошептал брат Майкл.

– Жидковат для такого зрелища, брат? – осведомился Сэм.

– Он хорошо дрался, – раздался новый голос, и монах заметил, что Бастард подошел к краю помоста. – Он храбро сражался и заслуживает права умереть как мужчина.

Кое-кто из приспешников графа положил руку на эфес меча, но епископ взмахнул рукой, призывая успокоиться.

– Он преступил закон Божий и человеческий, – обратился прелат к Бастарду. – И поставил себя вне пределов рыцарства.

– Это моя вражда, не твоя, – рыкнул на командира наемников граф.

– Он мой пленник, – напомнил Бастард.

– Когда мы тебя нанимали, ты согласился, что все пленники будут принадлежать графу и мне, независимо от того, кто их захватит, – заявил епископ. – Ты станешь это отрицать?

Бастард замялся, но было очевидно, что церковник говорит правду. Высокий, облаченный в черное воин оглядел помещение, но его людей явно насчитывалось намного меньше, чем воинов епископа и графа.

– В таком случае я призываю вас позволить ему предстать перед Богом, как подобает мужчине, – обратился он к прелату.

– Он распутник и греховодник, – возразил тот. – И я предоставляю графу поступать с ним так, как ему вздумается. И напоминаю тебе, что условия твоей платы предусматривают подчинение всем нашим разумным приказам.

– Но этот не разумный, – не сдавался Бастард.

– Приказ отступить в сторону – разумный, – отрезал епископ. – И я отдаю его тебе.

Воины графа застучали по полу щитами, выказывая свое согласие, и Бастард, осознавая численный перевес соперника и силу его аргументов, пожал плечами и отошел в сторону. Брат Майкл увидел, как один из солдат взял нож для кастрации. Не в силах вынести дальнейшего, монах проложил себе путь к ведущей в башню лестнице и жадно вдохнул насыщенный дымом ночной воздух. Ему хотелось убраться подальше, но люди графа нашли в замковых стойлах быка и теперь мучили животное. Они кололи его мечами и копьями и бросались врассыпную, когда бык кидался на них. Поэтому цистерцианец не решился пройти через площадку для этой игры. А потом из зала донеслись крики.

На плечо монаху легла чья-то рука, и он повернулся и вскинул тяжелый посох, но увидел перед собой священника, весьма пожилого, который предложил ему флягу с вином.

– Похоже, ты не одобряешь поступок графа? – осведомился старик.

– А ты?

Священник пожал плечами:

– Вийон отобрал у графа жену, так чего же он ждал? К тому же Церковь благословляет месть графа, и не без причины. Вийон – человек презренный.

– А граф, значит, нет? – Брат Майкл пришел к выводу, что ненавидит толстяка с его седыми волосами и жирными щеками.

– Я его капеллан и исповедник, поэтому знаю, какой он, – промолвил пожилой священник. Голос его звучал уныло. – А что тебя привело в эти края?

– Я принес послание для Бастарда, – ответил брат Майкл.

– Какое послание?

Англичанин мотнул головой:

– Я не читал.

– Всегда следует читать письма, – с улыбкой заявил старик.

– Оно запечатано.

– Тут способен помочь нагретый нож.

Монах нахмурился:

– Мне было велено не читать его.

– Кем велено?

– Графом Нортгемптонским. Он сказал, что послание срочное и личное.

– Срочное?

Брат Майкл перекрестился.

– Поговаривают, принц Уэльский собирает новое войско. Думаю, Бастарду приказывают примкнуть к нему. – Молодой человек пожал плечами. – По крайней мере, это вполне правдоподобно.