«Что произошло, пока меня не было?» – спросил у нее Эрагон, усаживаясь рядом.

– Эрагон, прошу тебя, садись со мной рядом, – пригласил его Ундин, указывая на кресло по правую руку от себя.

Эрагон пересел и обрадовался, увидев рядом с собой Орика. Арья сидела напротив. Оба, – и гном и эльфийка, – выглядели весьма мрачно. Эрагону очень хотелось расспросить Орика о кольце, но он не успел: Ундин стукнул рукой по столу и громко приказал:

– Ингх аз вотх!

Слуги ручьями потекли из дверей замка, неся на подносах червленого золота горы кушаний: различные мясные блюда, пироги, фрукты. Они выстроились в ряд возле каждого стола и с превеликим почтением принялись потчевать гостей.

Сперва подали различные супы и овощные рагу; затем последовала жареная оленина. Еще теплый хлеб оказался удивительно вкусен, как и медовые пряники, сбрызнутые малиновым сиропом. На ложе из зелени красовалось филе форели с сельдереем; рядом маринованный угорь задумчиво смотрел на тарелку с сыром, словно надеясь каким-то неведомым образом удрать со стола обратно в реку. Посредине каждого стола горделиво восседал лебедь, окруженный стайкой фаршированных куропаток, гусей и уток.

Почти во всех блюдах присутствовали грибы: приготовленные в виде сочных кусочков или же цельными шляпками, надетыми на головки жареных птиц; из грибов искусные повара выложили даже целые замки, рвы которых были заполненных соусом для жаркого. Грибов приготовили великое множество – от всем известных белых грибов с толстыми коричневыми шляпками до странных, коричневых грибочков, которые запросто могли сойти за кусочки древесной коры. Были на столах и нежно-голубые поганки, аккуратно разрезанные пополам, чтобы все могли видеть их изумительную лазоревую сердцевину.

Наконец подали главное блюдо: огромного жареного кабана, покрытого аппетитной густой подливкой. Кабан был столь огромен – не меньше жеребца Сноуфайра! – что внесли его сразу шесть гномов. Клыки у этого чудовищного зверя были длиной не меньше локтя, а в его пасть запросто поместилась бы голова Эрагона. А уж запах! Запах жареного кабаньего мяса сразу затмил все прочие ароматы застолья.

– Награ, – прошептал Орик. – Гигантский кабан. Ундин действительно постарался! Это большая честь, Эрагон. Лишь самые отважные гномы осмеливаются на нагру охотиться, а мясо его подают лишь тем, кого особенно ценят. Кроме того, мне думается, тут есть и еще один намек: похоже, Ундин готов оказать тебе поддержку против Дургримст Награ.

А Эрагон, склонившись к самому уху Орика и стараясь, чтобы больше никто его не услышал, спросил:

– Значит, это еще один зверь из тех пяти, что водятся только в Беорских горах? Каковы же остальные?

– Ну, есть еще лесные волки; они так велики, что нападают даже на нагру, и так быстры, что могут догнать фельдуноста. Потом – пещерные медведи, которых мы называем урзхад, а эльфы – беор; в их честь они и назвали эти горы, хотя мы, гномы, называем их совсем по-другому, но имя этих гор – великая тайна, и мы не раскроем ее ни одному народу. А еще…

– Смер вотх, – с улыбкой скомандовал Ундин слугам, и те мгновенно вытащили небольшие изогнутые ножи и принялись ловко отрезать порции жаркого, которое тут же подавали гостям, обойдя лишь Арью. Перед Сапфирой также появился увесистый кусок кабаньего мяса. Ундин снова улыбнулся, вытащил кинжал и отрезал небольшой ломтик.

Эрагон тоже потянулся за ножом, но Орик схватил его за руку и прошептал:

– Погоди.

Ундин сунул кусочек в рот, медленно его прожевал, явно смакуя, довольно кивнул и провозгласил:

– Ильф гаухнитх!

– Вот теперь пора, – сказал Орик, склоняясь над тарелкой; разговоры за столами на некоторое время затихли.

Эрагон никогда в жизни не пробовал ничего подобного. Кабанье мясо оказалось сочным, нежным и обладало удивительно богатым вкусом – словно его вымачивали в меду и сидре. Этот замечательный вкус как бы усиливал аромат мяты, которой обычно сдабривают свинину. «Интересно, – думал Эрагон, – как это они умудряются готовить такую огромную тушу целиком?» И услышал в ответ мысленное пояснение Сапфиры: «Очень медленно». Дракониха тоже явно смаковала свою порцию.

Орик, не забывая старательно жевать, время от времени пояснял:

– Ты не удивляйся, у нас этот обычай сохранился еще с тех времен, когда отравлением широко пользовались как наилучшим средством устранения врагов, так что хозяину дома полагалось первым пробовать то или иное кушанье и объявлять, что оно безопасно для его гостей.

Эрагон и сам старался попробовать все те яства, что стояли на столе. Одновременно он не забывал поддерживать разговор с Ориком, Арьей и остальными своими соседями по столу. Время летело незаметно. Ундин устроил столь грандиозный пир, что лишь к вечеру было подано последнее кушанье, проглочен последний кусочек и осушен последний кубок. Слуги начали убирать со столов, а Ундин повернулся к Эрагону и спросил:

– Трапеза доставила тебе удовольствие, верно?

– Она была просто великолепна!

Ундин кивнул:

– Я рад, что тебе понравилось. Я еще вчера велел вынести столы во двор, чтобы ты мог пировать вместе со своим драконом. – Он не отрывал взгляда от лица Эрагона.

Эрагону стало не по себе. Намеренно или нет, но Ундин все время обращался с Сапфирой, как с обыкновенным животным. Эрагону очень хотелось расспросить Ундина о странных гномах в пурпурных шарфах, но теперь – исключительно из желания позлить гнома – он сказал:

– Мы с Сапфирой приносим тебе свою благодарность. – И все же не выдержал и спросил: – Скажи, господин мой, а почему в нас бросили этим кольцом?

По двору тут же расползлась какая-то болезненная тишина. Краешком глаза Эрагон заметил, что Орик сморщился, как от зубной боли. Арья же, напротив, улыбнулась, явно одобряя действия Эрагона.

Ундин аккуратно положил на стол кинжал; брови его грозно сошлись на переносице.

– Те гномы, которых вы встретили, принадлежат к клану с трагической судьбой. До падения Всадников их Дом считался одним из старейших и богатейших в нашем королевстве. Однако они совершили две серьезные ошибки, и приговор судьбы все же свершился. Дело в том, что этот клан селился исключительно на западной границе Беорских гор, и, кроме того, они сами отдали своих лучших воинов на службу Враилю, оставшись беззащитными.

Гнев прорывался в его сдержанных интонациях как вспышки искр.

– Гальбаторикс и его Проклятые – пусть они все будут прокляты навек! – перебили почти всех представителей этого клана в том городе, который теперь называется Урубаен. Потом они напали на нас и тоже многих убили. Из этого клана выжили только Гримсткарвлорс Ангуин и ее охрана. Ангуин вскоре умерла от горя, а потомки тех немногих, что остались в живых, взяли себе имя Аз Свелдн рак Ангуин – Слезы Ангуин и закрыли свои лица шарфами, чтобы вечно помнить о своей великой утрате и о необходимости отомстить.

У Эрагона от стыда горели щеки. Он слушал Ундина, тщетно пытаясь сохранить на лице хоть какую-то видимость спокойствия.

– Постепенно, – сказал Ундин, гневно сверкнув глазами на блюдо с пирожными, – им удалось как-то восстановить численность своего клана; десятки лет они стремились как-то компенсировать нанесенный им ущерб. И вдруг являешься ты со знаком Хротгара на шлеме. Для них это безусловное оскорбление и символ угрозы; и им совершенно неважно, сколь большую услугу ты оказал Фартхен Дуру. Вот отсюда и брошенное кольцо. Кольцо – это вызов тебе. Оно означает, что Дургримст Аз Свелдн рак Ангуин будут противостоять тебе всеми своими силами в любом деле, большом или малом. Они объявили себя твоими кровными врагами, Эрагон!

– Они что же, хотят меня убить? – тупо спросил Эрагон.

Ундин на мгновение отвел глаза, посмотрел на Ганнела, покачал головой и вдруг довольно резко рассмеялся – возможно, несколько громче, чем того позволяла ситуация: