– Я Рейзо, из байернских личных, – представился он, чуть не добавив: «А безделье – всего лишь мое увлечение».

– Байернский личный? Но ты же еще ребенок.

Рейзо притворно закатил глаза:

– Я не ребенок, я просто низкорослый.

– Хм, – фыркнула она. – Не знаю, что за человек этот Тейлон, если вербует на службу мальчишек…

– Тейлон – это я, – сообщил тот, приближаясь. – А вы кто такая, чтобы докучать одному из моих людей?

– Я леди Мегина, кузина его величества короля и избранный им посол в Тиру. И хочу вам сразу заявить, что от своего военного эскорта я ожидаю содействия, а не вопросов.

Тейлон скрестил на груди руки, став как будто вдвое шире.

– Тем не менее у моих людей один капитан, и это не вы!

Ее глаза на миг расширились, словно взметнулось вверх пламя, в которое подкинули топлива.

– Превосходно. Вы будете командовать своими людьми, капитан Тейлон, а я буду командовать вами.

Они разошлись в противоположных направлениях под еле слышное хихиканье конюших.

Рейзо и прежде доводилось слышать о леди Мегине, кузине короля и уже двадцать лет как бездетной вдове. Джерик отдавал ей должное за то, что смогла положить конец водной распре на юго-востоке Байерна, и за бережное управление поместьем ее брата. И все же она могла бы быть повежливее.

Ночью перед отбытием посольского отряда Изи и Джерик давали пир в честь путешественников, но сами запоздали к началу празднества. Рейзо взялся уже за вторую индюшачью ножку и пятый кусок ягодного пирога, когда Изи присела рядом с ним на скамью и оперлась локтями на стол, спрятав лицо в ладонях.

– Что случилось? – спросила Энна.

Изи встретилась взглядом с Тейлоном, сидящим напротив нее.

– Нам пришла весточка из Тиры, – сообщила она дрогнувшим голосом. – За зиму многие тирианцы начали призывать к возобновлению войны. Страсти накалились довольно сильно, и, чтобы умиротворить их, совет согласился осенью поставить этот вопрос на голосование.

Финн затряс головой – ему очень захотелось стукнуть по чему-нибудь кулаком.

– Нам остается не так уж много времени, – заметил Тейлон.

– Если вы поедете, – уточнила Изи и посмотрела вверх, как будто попыталась удержаться от слез. – Я подумываю… подумываю отменить посольство. К тому времени, как вы прибудете на место, леди Мегине останется меньше месяца на встречи с членами совета, прежде чем они разъедутся по летним поместьям. Когда же они вернутся в Ингридан, у нее будет всего пара недель до голосования. Этого времени недостаточно, чтобы склонить их мнение в пользу мира, и, боюсь, вашему отряду окажется непросто даже сохранить ей жизнь. Сохранить жизнь всем вам.

Она взяла Энну за руку и заговорила быстрее:

– Но еще я боюсь, что, если вы не поедете, у нас не останется ни единого шанса. Так легко поверить в то, что совершенно незнакомые тебе люди – твои враги. Если бы они узнали нас… Но как вы можете поехать, Тейлон? Как я могу рисковать всеми вами? Вы же отправитесь прямо в осиное гнездо.

Рейзо поскреб блошиные укусы на руках, но тут же понял, что это у него мурашки выступили от страха. Он не слишком-то любил осиные гнезда.

Тейлон встал:

– Байернские личные!

Звон посуды стих, все лица повернулись к нему.

– Наша королева сообщила мне, что в Тире за зиму пробудились мысли о войне. Если мы поедем, они могут попросту решить перерезать нам глотки, одному за другим. Королева предоставляет нам выбор. Даже если мы поедем, вполне вероятно, что нас ждет неудача. Готовы ли вы рискнуть? Отправитесь ли со мной в Тиру?

Наступила такая тишина, что зал показался маленьким, тесным и душным. Затем Финн ударил дротиком по вымощенному плиткой полу. Рейзо улыбнулся ему и начал вторить собственным дротиком. Энна бухнула по столу кулаком. Стук двух дротиков и кулака, одинокий и вместе с тем притягательный, заполнил весь зал. А затем вдоль стен раскатился ответный стук. Эти звуки слились в единый грохот, все стучали в такт, и весь зал превратился в общий барабан под одной рукой. Джерик встал за спиной у Изи и обнял ее. Она прижалась щекой к его руке, и, когда к дротикам присоединились голоса, выкликающие «Байерн! Байерн!», ее плечи содрогнулись от рыданий.

Удары и крики проникли под кожу Рейзо, вторя ритму его собственного сердца. Он застучал дротиком громче, отчаянно жаждая поддержать этот рокот и почему-то испугавшись вдруг остаться вовне.

Весна проглядывала повсюду. Кончики листьев пробивались из почек, словно высунутые языки; темные ростки травы и курчавые папоротники проталкивались на свет. Поскольку отряд двигался на юг, навстречу весне и теплу, растительность как будто взрывалась вокруг них, торопливо и безоглядно. И лошадиный топот, ритм движения мира, казалось, вторил эхом грохоту дротиков, все еще звучащему в мыслях Рейзо.

Юноша часто ехал рядом с Тейлоном позади Энны, которая указывала отряду путь, прислушиваясь к ветру. Он не слишком много знал о том, как Энна и Изи в прошлом году ездили в Ясид и нашли способ разделить друг с другом свои дары – слова ветра и огня. Теперь вдобавок к умению извлекать жар из воздуха и посылать огонь в нужном направлении Энна обзавелась еще и способностью Изи слышать голос ветра, шепчущего о том, что он видел на своем пути, и даже указывать ему, куда свернуть. Тейлон хотел, чтобы Энна держалась в первых рядах и прислушивалась. Часто она заранее узнавала о том, что впереди кроется нечто неожиданное: поврежденный мост или дикая кошка.

В остальное время Рейзо не занимал определенного места – то задерживался в хвосте, то теснился в середине отряда, где смешивались воины и лагерная обслуга, завязывая любопытнейшие беседы. Они избегали говорить о Тире и о том, что им предстоит, – наверное, чтобы не позволить напряжению похоронить их всех заживо. В деланом легкомыслии пышным цветом расцветали озорные проделки, и Рейзо не забывал перетряхнуть скатанную постель, прежде чем залезть внутрь. По крайней мере, больше не забывал. Ужи, конечно, безвредны, но разве мог он удержаться и не взвизгнуть по-щенячьи, когда холодное чешуйчатое тело скользнуло по его босым ногам?

Зачастую смех звучал вымученно; зачастую застольные песни дрожали и застревали в глотках. Рейзо знал, что он не единственный, кто вспоминает угрожающий стук дротиков в пиршественном зале и последовавшую за этим тишину, во время которой ему снова представилась война.

На четвертой неделе пути на юг Рейзо проснулся глухой ночью от рыданий. Звук казался неуместным, словно голос музыкального инструмента, не попадающего в тон. Душная темень новолуния, раскалывающие воздух всхлипы, весенняя стылость в дыхании ветра – все это напомнило Рейзо о той ночи, когда родилась его младшая сестренка. Четырехлетний, он проснулся ночью от плача матери, которая корчилась на полу и рыдала, сотрясаемая схватками. Он бросился к ней, тоже расплакавшись, и пытался хоть чем-нибудь ей помочь, пока не явилась соседка, выставившая их с братьями за дверь. На следующее утро все как будто забыли о минувшей боли, радуясь рождению малышки, но Рейзо не забыл.

Он выполз из спального мешка, прихватив с собой меч на случай, если обнаружится что-нибудь, с чем он мог бы сразиться, чтобы остановить страдание. Далеко идти не пришлось.

Энна ночевала в небольшой палатке рядом с посольской, а Финн спал перед ее входом. Приблизившись, Рейзо разглядел пустой спальный мешок Финна. Изнутри палатки доносились их голоса.

– Все хорошо, Энна, расскажи мне, – шептал Финн. – Станет лучше, если ты расскажешь.

– Мне показалось, я снова была там… Финн, я снова была там… – с трудом выдавила Энна сквозь слезы.

– Тебе приснилось, просто приснилось.

– Это была та, последняя битва, и я… жгла… и… и… и на меня шел человек… и он горел…

– Ш-ш-ш, все хорошо, все уже хорошо.

– Нет, послушай, он горел… и шел за мной… из-за того, что я сделала… и все было таким настоящим… – Энна помедлила, пытаясь справиться с дыханием. – На самом деле этого не было?