Но ее послеполуденное настроение ничего общего не имело с утренним. Мэри то замечала вдруг, что следит за полетом птицы, то принималась рисовать на черновике раскидистые ветви платанов. Заходили посетители – поговорить по делу с мистером Клактоном, и тогда из его комнаты доносился соблазнительный запах сигарет. Миссис Сил заглядывала с газетными вырезками, которые казались ей либо «совершено замечательными», либо «ужасными, нет слов». Она обычно наклеивала их в тетрадь или посылала знакомым, прежде сделав синим карандашом на полях жирную отметину, призванную отражать как крайнюю степень негодования, так и силу неприкрытого восторга.

Около четырех часов в тот же самый день Кэтрин Хилбери шла по улице Кингсуэй. Пора было подумать о чае. Уже зажигались фонари, и, остановившись на минутку под одним из них, она попыталась вспомнить, нет ли поблизости какой-нибудь гостиной, где при свете камина она могла бы скоротать время за беседой соответственно своему теперешнему настроению. А это настроение, из-за уличного мельтешения и таинственной вечерней дымки, мало подходило к обстановке, которая ждет ее дома. Вероятно, в конце концов сохранить это странное ощущение значительности происходящего позволила бы и обычная кондитерская. Но ей хотелось поговорить. Вспомнив, что Мэри Датчет настоятельно приглашала ее к себе, она перешла на другую сторону улицы, свернула на Расселл-сквер и стала вглядываться в номера домов как человек, отважившийся на грандиозную авантюру, – с чувством, абсолютно несоразмерным поступку. И вот она уже в слабо освещенном холле, где нет даже швейцара, и открывает первую двустворчатую дверь. Но мальчик-посыльный ничего не слышал о мисс Датчет. Может, она из СРФР? Кэтрин с растерянной улыбкой покачала головой. Кто-то из-за двери крикнул: «Да нет же! Это СГС, верхний этаж».

Кэтрин миновала множество стеклянных дверей с аббревиатурами и начала уже сомневаться в том, что поступила правильно, решившись сюда зайти. На самом верхнем этаже она остановилась на минутку, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Услышала стрекот пишущей машинки и деловитые голоса людей – все они показались ей незнакомыми. Она коснулась кнопки звонка, и дверь почти тотчас же распахнулась – ей открыла сама Мэри. Лицо ее, как только она увидела Кэтрин, полностью переменилось.

– Это вы! – воскликнула она. – А мы думали, печатник. – Все еще держа дверь нараспашку, она оглянулась и крикнула: – Нет, мистер Клактон, это не от Пеннингтона! Надо позвонить им еще раз – две тройки, две восьмерки, Центральная. Вот так сюрприз! Входите же, – добавила она. – Вы как раз вовремя, сейчас чай будем пить.

Глаза Мэри радостно блестели. Послеполуденную скуку как рукой сняло, ей было даже приятно, что Кэтрин застала их в разгар бурной деятельности, вызванной тем, что печатник не прислал на вычитку нужные гранки.

Голая электрическая лампочка над столом с кипами бумаг поначалу чуть не ослепила Кэтрин. После мечтательной прогулки по полутемным улицам жизнь в этой маленькой комнате казалась насыщенной и яркой. Она направилась было к окну, ничем не завешенному, но Мэри уже взяла ее в оборот.

– Как хорошо, что вы нас нашли! – сказала она, и Кэтрин, стоя посреди комнаты, вдруг почувствовала здесь себя совершенно лишней и сама удивилась: и зачем только она пришла?

Даже Мэри отметила, как странно и неуместно выглядит ее гостья в этой конторе. Сам вид ее фигуры в длиннополом плаще, ниспадающем глубокими складками, и легкая настороженность во взгляде – все это вызвало у Мэри смутную тревогу, словно перед ней был пришелец из иного мира, а следовательно, потенциальный нарушитель спокойствия, смутьян. Ей вдруг захотелось, чтобы Кэтрин оценила всю важность происходящего в конторе, оставалось только надеяться, что ни миссис Сил, ни мистер Клактон не появятся прежде, чем ей удастся произвести на гостью желаемое впечатление. Но ее ждало разочарование. Миссис Сил ворвалась в комнату с чайником и брякнула его на плитку, затем с излишней поспешностью зажгла газ, пламя занялось, пыхнуло и погасло.

– Вот всегда так, всегда, – бормотала он. – Одна только Кит Маркем знает, как с этим обращаться.

Мэри пришлось помочь ей, и они вдвоем стали накрывать на стол, извиняясь за разномастную посуду и скромное угощение.

– Если бы знать, что мисс Хилбери к нам заглянет, мы бы купили пирог, – сказала Мэри, после чего миссис Сил впервые удостоила Кэтрин взгляда, причем подозрительного: что еще за персона, которой вынь да положь пирог?

Тут открылась дверь – вошел мистер Клактон, на ходу просматривая напечатанное на машинке письмо.

– Солфорд[29] присоединяется, – объявил он.

– Браво, Солфорд! – вскричала миссис Сил, вместо аплодисментов грохнув о стол чайником.

– Да, центры в провинциях, похоже, стали объединяться, – заметил мистер Клактон, и только теперь Мэри представила его мисс Хилбери, а он спросил, довольно церемонно, интересуется ли та «нашей работой».

– А гранок все нет? – произнесла миссис Сил. Она сидела за столом горбясь, устало подперев голову руками.

Мэри тем временем начала разливать чай.

– Плохо, очень плохо. Такими темпами мы пропустим сельскую рассылку. Кстати, мистер Клактон, не думаете ли вы, что нам стоит распространить в провинции последнюю речь Партриджа? Как?! Вы еще не читали? Да это лучшее, что произвела палата за нынешнюю сессию. Даже премьер-министр…

Но Мэри прервала ее.

– Ни слова о делах за чаем, Салли, – сказала она строго. – Мы берем с нее пенни каждый раз, когда она забывается. А на собранные деньги покупаем сливовый пирог, – пояснила она для Кэтрин, словно приглашая гостью влиться в их компанию. Она уже оставила мысль о том, чтобы произвести на нее впечатление.

– Простите-простите, – стала извиняться миссис Сил. – Увлеченность – моя беда, – сказала она, обернувшись к Кэтрин. – Но, как истинная дочь своего отца, я не могу поступать иначе. Как и многие, я участвовала в разных обществах. Бездомные, беспризорные, спасатели, церковная работа, Cи-о-эс[30], местное отделение, – я уже не говорю об обычных гражданских обязанностях, которые ложатся на плечи домовладелицы. Но я от всех от них отказалась ради того, чтобы работать здесь, и ни на секундочку об этом не пожалела, – добавила она. – Здесь решается главное, я это чувствую: пока женщины не получат голоса…

– Теперь с тебя шестипенсовик, Салли, не меньше, – сказала Мэри, постучав ладонью по столу. – И хватит про женщин и их голоса, мы уже устали про это слушать.

Миссис Сил, словно не веря своим ушам, хмыкнула пару раз, качая головой и поглядывая попеременно то на Кэтрин, то на Мэри. После чего произнесла доверительно, обращаясь к Кэтрин и кивком указав на Мэри:

– Она приносит пользы делу больше любого из нас. Отдает этому свои лучшие годы, свою юность – ибо, увы! – в годы моей юности домашние обстоятельства были таковы… – Миссис Сил вздохнула и умолкла.

Мистер Клактон поспешил напомнить старую шутку о ланче и стал рассказывать, что миссис Сил питается печеньем из кулька, сидя под деревьями в любую погоду, как будто, подумалось Кэтрин, миссис Сил – собачка, обученная нехитрым трюкам.

– Да, я взяла с собой кулечек, – подтвердила миссис Сил, точно провинившийся ребенок, которого отчитывают взрослые. – Это очень подкрепляет силы, и даже один вид голых ветвей на фоне неба приносит столько пользы! Но я больше не буду ходить на площадь, – продолжала она, наморщив лоб. – Если задуматься, ведь это несправедливо! Почему я одна могу наслаждаться такой красивой площадью, а в это время бедным женщинам, которые нуждаются в отдыхе, не на что даже присесть! – Она строго посмотрела на Кэтрин и тряхнула кудряшками. – Просто ужасно, каким тираном остается человек, несмотря на все старания. Пытается жить достойно, но не может. И конечно, как подумаешь об этом – и сразу ясно, что все площади должны быть открыты для всех[31]. Есть ли общество, которое за это борется, мистер Клактон? Если нет – надо создать, я так считаю.