И если громадные потери наших войск в начальный период войны можно ещё как-то объяснить «внезапностью» нападения немцев, то к середине августа наступило относительное равновесие сил. К этому времени и немцы понесли значительные и – в отличие от нас – трудновосполнимые потери. Блицкриг рухнул, и стало ясно, что Германии предстоит длительная война с противником, намного превосходящим его людскими ресурсами. Конечно, в это время ещё можно было говорить, что господство в воздухе и тяжёлое положение на отдельных участках фронта было следствием неудачного начала войны. Но в ходе проведения немцами наступательных операций и боёв всё яснее становилось их превосходство – как оперативного, так и тактического звена, что никак нельзя связать с «внезапностью» нападения. «Немецкие офицеры умело организовывали бой и управление действиями своих подразделений и частей, искусно использовали местность и выгодное направление. При угрозе окружения немцы совершали организованный отход в глубину, обычно для занятия нового рубежа» (Б.В. Соколов).

«Объясняя громадные советские потери, германские офицеры обычно указывают на пренебрежение жизнями солдат со стороны высшего командования, слабую тактическую выучку среднего и низшего комсостава, шаблонность принимаемых при наступлении приёмов, неспособность как командиров, так и солдат принимать самостоятельные решения… Гитлер, вопреки распространённому мнению, стремился к минимизации людских потерь Вермахта, сознавая ограниченность ресурсов Германии» (Б.В. Соколов).

«К неоправданно большим потерям приводило стремление Жукова при малейшей возможности проводить контрудары и контратаки. В результате воинские части бросались в бой неподготовленными, теряли много людей и техники, но поставленных целей не достигали» (Б.В. Соколов).

«На советско-германском фронте столкнулись армии двух эпох. В Вермахте делали упор на максимально успешное взаимодействие родов войск, высокое качество подготовки солдат и офицеров, максимально эффективное использование вооружения и боевой техники. Руководство Красной армии стремилось бросить в бой как можно больше людей и техники, лишь во вторую очередь заботясь о взаимодействии и боевой подготовке. Советские войска побеждали за счёт огромного численного преимущества в людях и технике, истощая противника непрерывными атаками. В этих атаках не жалели ни людей, ни технику. На врага бросались тысячи, десятки тысяч танков и самолётов с плохо подготовленными экипажами. Между тем люфтваффе до самого конца сохраняли высокие стандарты в подготовке пилотов, да и танкистов, прежде чем пускать в бой, даже в конце войны основательно гоняли на полигонах. Из-за чудовищно высоких потерь в Красной армии почти не оставалось опытных солдат, которые могли бы помочь новобранцам освоиться в боевой обстановке. Да что солдат – командиры взводов и рот очень редко надолго оставались в строю до того, как быть убитыми или ранеными» (Б.В. Соколов). В среднем командир взвода в наступлении оставался в строю не более месяца. В добавление к этим высказываниям надо отметить, что и в мирное довоенное время налёт молодых пилотов – всего 20 часов – был очень мал (приказано было беречь ресурс самолётов и горючее), что отмечал командующий ВВС генерал-полковник П.В. Рычагов. Рычагов отметил ещё низкое качество выпускаемых самолётов: «Заставляете летать на гробах», чем вызвал возмущение Сталина. Но после окончания войны начальник Главного управления контрразведки «СМЕРШ» генерал-полковник Абакумов обвинил главного маршала авиации А.А. Новикова и ряд его сотрудников, что они во время войны принимали от промышленности бракованные самолёты, что вызвало гибель многих лётчиков. Обвинение было доказано. Новиков и ряд его сотрудников получили сроки тюремного заключения.

Гареев отмечал: «В операциях 1941-42 годов, имея больше боевого опыта, немецкие войска умело вели наступательные действия, широко маневрируя и массированно применяя танковые и моторизованные соединения на открытой, танкодоступной местности. Встретив сопротивление на том или ином участке, они быстро меняли направление ударов, стремясь выйти во фланг и тыл советских войск. Наши командующие, командиры, штабы и войска уступали им в манёвренности и оперативности управления». Геллер и Некрич отмечают: «Жизнь человеческая не стоили ни гроша; военное командование часто думало не о том, как выиграть сражение, не неся при этом ненужных потерь, а как выиграть бой, не считаясь ни с какими потерями».

17 сентября 1941 года Жуков издал приказ № 0046: «Военный Совет Ленинградского фронта приказывает всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление его без письменного приказа военного совета все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу».

«По свидетельству маршала А.Е. Голованова, Жуков сам проводил в жизнь этот приказ, заставляя пулемётчиков стрелять по отходящим батальонам» (Б.В. Соколов). Этот приказ полностью лишал инициативы командиров, сковывал их самостоятельность при обороне. Также этот приказ противоречил уставу: приказ начальника – закон для подчинённого. Приказ должен выполняться беспрекословно и в указанный срок. Вся ответственность за приказ лежит на начальнике, отдавшем этот приказ устно или письменно, но никак не на подчинённых, выполнивших его. Перед войной и в первый период войны в уставе говорилось, что выполняться должен любой приказ, кроме «явно преступного». Но вскоре это добавление «кроме преступного» было отменено. Действительно, как подчинённый может отличить явно преступный приказ от не преступного? Жуковский же приказ распределял всю ответственность как на начальника, так и на его подчинённых, вплоть до рядовых, что явно противоречит здравому смыслу и уставу. Впрочем, с другой стороны, он соответствует указанию Сталина, что любой военнослужащий, попавший в плен, независимо от обстоятельств пленения, является предателем родины. Отойти на другой рубеж обороны, согласно жуковскому приказу, можно только по письменному приказу военного совета. Но откуда военный совет может знать, что на таком-то участке сложилась такая обстановка, что необходимо изменить рубеж обороны? Как доставить такой письменный приказ, когда в большинстве случаев его можно передать только устно или по рации? И вообще, принимать решение и приказывать во всё время меняющейся обстановке надо мобильно и со знанием обстановки на месте. А так получалось, что обороняющимся оставалось одно: или погибнуть на рубеже обороны, или быть расстрелянным. Последствия такого приказа могли быть только отрицательные, но он был в духе Сталина, и Сталин был доволен как самим приказом, так и его автором. Вскоре Сталин издаёт подобный приказ № 227, известный как «Ни шагу назад», но уже для руководства всей Красной армии, согласно которому на месте, без суда и следствия, были расстреляны десятки тысяч человек. Также согласно этому приказу и по приговорам военных трибуналов было расстреляно свыше ста тысяч наших воинов. Кроме этих людей, по существу, было расстреляно – руками немцев – громадное количество штрафников, направляемых на почти верную смерть при лобовых атаках. Самыми первыми постановлениями 22 июня 1941 года были постановления о репрессивных мерах. «Военным трибуналам предоставлено право рассматривать дела по истечении 24 часов после обвинительного заключения. Приговоры военных трибуналов кассационному обжалованию не подлежат» (Крыжевский).

«После докладов об очередной неудаче или отходе войск Сталин диктовал не оперативные, а «карательные» распоряжения: «Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления немедленно выехать в передовые части, на месте расправиться с трусами и предателями»… Сталин, более всех повинный в катастрофическом начале войны, проявил исключительную жестокость по отношению к тем, кто стал жертвой его просчётов» (Волкогонов).

Есть такой вариант легенды, пытающейся обелить Сталина: «Да, Сталин совершал ошибки перед войной, да, он растерялся в первые дни войны, но потом он оправился и показал себя выдающимся полководцем, благодаря которому мы в конечном счёте победили».