— Что ж, — сказал Витольд, — отдохнем немного.
— Не пора ли выпустить нашего разведчика? — спросил принц.
— Самое время.
Витольд спешился, аккуратно погладил Фьюта по клюву.
— Ну что, дружок? Пора тебе снова отправиться на охоту. Ты знаешь, кого искать. Лети на север к большому болоту и большому лесу. Там ищи. Мы встретимся в деревне у реки. Ты понял меня?
Сокол закивал головой и заклекотал. Затем, грузно оттолкнувшись от руки хозяина, взмыл в синее небо.
— А я-то полагал, что он понимает только свой птичий язык, — удивился принц.
— Фьют всё понимает. Мы с ним уже восемь лет вместе. Просто ему нравится, когда я перехожу на его наречие. Гордая птица.
— Сколько мы должны потратить на отдых? — поинтересовался принц.
— Никак не меньше четверти часа.
— Но это невозможно!
— Если мы загоним лошадей, мы потеряем принцессу. В деревне, конечно, можно найти какую-нибудь клячу. Но вряд ли вы захотите сменить на неё своего боевого коня.
Лошади нашли на опушке леса сочную травку, а в придорожной канаве довольно чистую воду. Преследователи решили тоже отдохнуть. Они сошли на обочину к опушке и, усевшись на траву, привалились к стволам крайних сосен.
Когда солнце передвинулось к западу от дороги так, что путники оказались под его жаркими лучами, принц Корфул поднялся на ноги.
— Пора, друзья мои! Орс, как думаешь, твой конь отдохнул?
— Вполне, мой принц.
— Тогда в путь!
Ещё десять миль дорога была похожа на прямой коридор меж зеленых стен. Но затем она резко вильнула вправо и, круто уйдя вниз, вывела спутников к небольшому деревянному мосту. На дне узкой долины мутно зеленела речушка, едва превышающая шесть шагов в ширину. Берега её, судя по растительности, были топкими, потому и мост начинался довольно далеко от воды. У реки было сумрачно и прохладно.
— Змеиный мост через Змеистый ручей, — сказал Витольд и спешился.
— В чем дело? — недоуменно спросил принц.
— Мост, конечно, крепкий, но лучше быть поосторожнее. Кое-где могут попасться прогнившие брёвна.
— Разумно, — согласился принц. — Но тогда уж, чтоб не зря спешиваться, поднимемся пешком и из долины. Ноги разомнем, да и лошадок пожалеем.
Уже за полдень преследователи въехали в Нижнюю Борру. Было жарко. Лето уже совершенно освоилось в Норриндоле. Гревшиеся на солнце собаки лениво затявкали на всадников, даже не поднявшись на ноги. С реки доносился мерный стук мельничного колеса.
— Поедем к мельнице, — предложил Витольд, — она, кажется, у самого брода.
Возле мельницы, как и ожидал хранитель, были люди. Два крестьянина грузили на телегу мешки с мукой. Рядом стоял мельник, которого в любой деревне можно узнать по вечно белесой одежде.
— Добрый день, почтеннейший! — обратился Витольд к мельнику.
Крестьяне, только что заметившие всадников, вдруг бросили мешок прямо на землю, кинулись к мельнице и схватили в руки здоровенные жерди, будто нарочно поставленные там к стене. Мельник же отпрыгнул назад, словно его ужалили, выпучил глаза и поспешно ретировался за телегу.
— Что с вами, добрые люди? — удивился Витольд. — Что это вы так испугались двух стражей Пятиречья и меня, верного слуги нашего короля?
— Да не-е, — промычал один из крестьян, видимо наиболее храбрый. — Это вроде не те.
Он опустил дубину.
— Не те-то они не те, да, может, ещё похлеще будут?
Храбрый крестьянин внял доводам осторожного и снова поднял свою дубину. Мельник недоверчивым взглядом смотрел исподлобья, и вовсе не мука была причиной его бледности.
— Кто так напугал свободных и мирных жителей Благословенного Края? — обратился к крестьянам принц. Однако ответа не получил. — Я, принц Корфул Озенгорский, Страж Пятиречья, спрашиваю вас.
То ли голос принца, по природе державный, то ли его титул подействовали на крестьян. Они расслабились, опустили дубины, а мельник затараторил, будто его кто с цепи спустил:
— Это всё всадники, ваше высочество, те всадники, чужие. Верите ли, в нашей же мирной Нижней Борре чуть не поубивали нас…
— Да что в них такого страшного? — с досадой осведомился принц. — И сколько их было?
— Сколько? — как-то рассеянно переспросил мельник и обернулся к крестьянам. — Шестеро, шестеро их было. И ещё девица с ними. Странная такая: бледная, как смерть, и вся трясется. А один из них, помоложе который, точно спит на ходу, глаза такие большие, блестящие, как слюда, и не мигает.
Такое описание не понравилось принцу и Витольду. На лице Орса Молчуна ничего не отразилось.
— Что они вам сказали и давно ли вы их видели? — спросил Витольд.
— Сказали? — видимо, у мельника была привычка повторять последние слова собеседника. — Да ничего не сказали. Подъехали так и… давай пугать.
— Да как пугать-то?
— Не знаю. Страшно.
Мельник выглядел отнюдь не хилым. Крепкий сильный мужик. Но сейчас он весь дрожал и озирался, как будто едва спасся от волка.
— Может быть, ты что-нибудь расскажешь? — спросил принц храброго крестьянина.
— Да я что, ваше высочество, я-то не робкого десятка…
— Ну?
Крестьянин пыжился, мычал, пытался выдавить из себя хоть какое-нибудь слово. Но вдруг побледнел и еле прошептал:
— Страшно.
— Я вам всё расскажу, — неожиданно проговорил осторожный. — Я был дальше всех.
— Дальше всех от чего? Или от кого?
— Дальше от этого рыцаря, что говорил с кумом мельником. Мы, значит, с братом отдали на прошлой неделе последнее зерно помолоть. А нынче надумали муку забрать. Заехали, значит, за кумом мельником, ну и на мельницу едем. А тут как раз от Боррского брода всадники едут. Грязные такие, видать, через гать путь держали. С ними девчонка ещё. Ну в общем такие, как кум мельник сказал. Не страшные, конечно, только… мрачные какие-то, смурные что ли, а у одного взгляд такой, будто сверлит. Он-то и говорит куму мельнику: «как, мол, тут короче всего в Оймен проехать»? А кум мельник им и говорит: «чего это вы, господа хорошие, заблудились что ли»? А тот так грубо отвечает: «не твоего, мол, ума дело». Да как выставит вперед руку, тут кум мельник и побледнел, смотрю, и брат мой, Ступ, тоже. Я-то, говорю, далеко сидел, с другой стороны телеги. Слышу только, кум мельник точно не своим голосом говорит так: «по дороге, дескать, вокруг, через Северную чащобу, все шестьдесят миль будет, а если напрямик, так немногим больше тридцати. Да только путь этот совсем нехоженый, потому как через урочище Черного Тролля идет, а там болото, известное дело, ещё похлеще Боррского будет. Темные места». Кум мельник так не говорил, конечно, это я вам все так объясняю.
— И ничего я такого не говорил вовсе, — возмутился вдруг мельник, — и не такого и никакого другого.
— Ну да, не говорил, я ведь ещё не глухой. Я-то ведь понял, чего они хотели. Порчу они на нас навести хотели. Мне-то не больно страшно было, когда тот, с рукой, говорил, но все равно, волосы на голове шевелились.
— Вы говорите, дружище, — мягко и настойчиво спрашивал Витольд, — что когда тот рыцарь говорил, то все время держал руку вытянутой вперед? Вот так?
И Витольд выставил вперед правую руку с растопыренной ладонью.
— Да нет, ваша милость, я же говорю, с кулаком.
— Вот так?
И хранитель сжал ладонь в кулак. От этого жеста мельник попятился. Витольд опустил руку.
— Ну и что это значит? — нетерпеливо спросил принц Корфул.
— Это значит, что слуга под стать своему господину, — тихо отозвался хранитель.
— И куда же они всё-таки поехали? — обратился принц к мельнику.
— Не знаю. Я и обернуться боялся. А потом… Хм, забыл.
— Колдовство! Я и говорю, — вмешался рассудительный крестьянин. — По дороге они поехали, я-то посмотрел. По дороге на север. А там, кто их знает. А этого, что спит на ходу, они его лошадь под уздцы вели. Тоже, видать, околдованный. Быстро поехали, торопились, видать.
— Давно это было?
— Да ещё до полудня. Может, час назад, а может, меньше. У меня ведь тоже, кабы вы не напомнили, так бы и вылетело из головы.
