Княгиня Дашкова, которой в ту пору было всего лишь 19 лет, приписывает все заслуги в оперативном, а главное — успешном — управлении заговором себе. Интересно, что и причину ареста Пассека она объясняет тем, что накануне капитан разговаривал с ней. Тучи сгущались. Когда же Григорий Орлов сообщил ей нерадостную весть, юная княгиня не потеряла присутствия духа и взяла нити управления в свои руки. Вот как она сама пишет об этом: «Отчетливо осознав, что настал решительный миг, что надо действовать и нельзя терять время на уговоры Панина, я согласилась, что Орлову следует отправиться в полк и узнать причину, по которой Пассек взят под стражу…»{8} Теперь жизни всех заговорщиков находились под угрозой, но Дашкова знала, что делать: встретив на дороге Алексея Орлова, она приказала ему мчаться во весь опор в Петергоф к Екатерине и везти ее в Петербург для провозглашения самодержицей. Другие братья должны были бить тревогу во всех полках, начиная с Измайловского, потому что он считался самым преданным из всех. Однако братья не сразу кинулись выполнять поручение: через несколько часов Федор Орлов постучался в двери дворца Дашковой и нерешительно спросил, а действительно ли надо ехать за Екатериной — возможно, все это переполох в курятнике, и они только напрасно потревожат занемогшую императрицу. Княгиня Дашкова была разгневана и в нелицеприятных выражениях сказала Федору, что она думает о нем и его братьях. Затем она передала свой наказ Алексею Орлову: «Скажите вашему брату, чтобы он не медля скакал в Петергоф и привез императрицу прежде, чем Петр III последует чьему-нибудь разумному совету и пришлет ее сюда либо приедет в Петербург сам и разрушит то. что было угодно совершить Провидению (а вовсе не нам) для спасения России и императрицы»{9}. Федор повиновался, и Алексей Орлов поскакал в Петергоф за императрицей. Так благодаря мужеству и решительности юной княгини Дашковой Россия и Екатерина были спасены. На этом настаивает сама Дашкова, но все другие источники, и прежде всего сама Екатерина Великая, отрицают роль княгини в перевороте. Отношения подруг испортились сразу после переворота, да это и понятно: великая княгиня стала единовластной царицей; какие у нее могли быть подруги — только подданные. Дашковой она не была столь обязана, сколь Орловым. Позднейшие историки считают, что Екатерина завидовала молодости и красоте Дашковой (та была очень красива), поэтому и удалила ее от себя. Как бы то ни было, но и в своих письмах, и в мемуарах Екатерина Великая не придавала большого значения действиям Дашковой. С негодованием она отвергала любые попытки сделать из Дашковой руководителя переворота. Она утверждала, что братья Орловы, особенно Алексей, были не настолько глупы, чтобы довериться девятнадцатилетней женщине. По заверениям императрицы, Дашкова до последней минуты не была в курсе происходящего и тешилась мыслью, что именно она стоит в центре заговора. На самом же деле всем руководила лично Екатерина, причем подготовку она начала за полгода до описываемых событий. Но как же это вяжется со словами самой же императрицы о том, что настоящую угрозу она почувствовала всего лишь за три недели до переворота? Возможно, она и забыла о них, но, скорее всего, в своих мемуарах она уже излагала стройную концепцию своего прихода к власти, которая возникла уже гораздо позже. Разбираться во всех хитросплетениях того времени — дело неблагодарное, потому что и исторические документы, и мемуары современников грешат неточностями и фальсификациями.
Попробуем хотя бы восстановить канву событий. Итак, Алексей Орлов, по своему ли почину или по приказу княгини Дашковой, поскакал в Петергоф за Екатериной, пока другие братья поднимали солдат для встречи императрицы и присяги ей. Расстояние от Санкт-Петербурга до Петергофа — 29 км. Современный электропоезд проходит его за 30-40 минут. Орлов скакал на лошади. Даже если принять во внимание, что он гнал во весь опор, ему понадобилось бы на это 2,5-3 часа, но Орлов гнал карету для императрицы, поэтому весь путь должен был занять у него 4-5 часов. В пять или в шесть (здесь данные опять же расходятся) часов утра 9 июля (28 июня по ст. стилю) Алексей Орлов прибыл в Петергоф и сразу же прошел в покои Екатерины — она спала. Это посещение застало императрицу врасплох.
В ответ на изумленный взор Екатерины Алексей ответил с прямотой и непосредственностью, свойственной всем Орловым: «Вставайте! Все готово, чтобы провозгласить вас». Екатерина требовала объяснений и рассказов, но Орлов только произнес: «Пассек арестован. Надо ехать». Не тратя времени на дальнейшие расспросы, Екатерина наспех оделась, без прически и макияжа она прошла по саду и села в карету. Вместе с госпожой ехала верная горничная Шаргородская. На козлах сидел Алексей Орлов, на запятки забрался Шкурин. Карета рванула в столицу. Навстречу им ехал парикмахер императрицы, француз Мишель, которого они взяли с собой. Прическу пришлось делать на ходу. Однако почти сразу же выявилась неосмотрительность заговорщиков: никто даже не подумал о том, что будут нужны запасные лошади. Скакуны, на которых приехал Орлов, были измождены и не могли везти карету с людьми. Эта оплошность едва не погубила Екатерину, но, как сообщает одно свидетельство, по дороге проезжал крестьянин в телеге. Алексей Орлов именем императрицы отобрал у него двух лошадей, и эти-то беспородные крестьянские трудяги повезли Екатерину навстречу престолу и величию.
В нескольких километрах от столицы экипаж был встречен Григорием Орловым и князем Федором Барятинским, также деятельным участником переворота. Екатерина опаздывала, и славные гвардейцы волновались. У них были свежие сильные лошади, и императрица пересела в их карету. В окружении столь малого количества человек (их было не больше 12. Число, между прочим, магическое) будущая самодержица прибыла в казармы Измайловского полка. Остроумно и по-французски язвительно эту ситуацию описал французский историк и поэт, член французской Академии наук Рюльер, с которым переписывалась сама Екатерина: «Таким образом, чтобы сделаться самодержавной властительницей самого обширного государства в мире, прибыла Екатерина между семью и восемью часами: она отправилась в дорогу, поверив на слово солдату, везли ее крестьяне, сопровождал любовник, и сзади следовали горничная и парикмахер»{10}. То, что происходило дальше, еще раз подтверждает мысль о том, что ничего не было готово, и все полагались на русское «авось». Измайловцы и не знали, что приедет государыня, которой надо присягать. Григорий Орлов приказал бить в барабаны. Барабанный бой разбудил солдат, и они полусонные, полуодетые стали выбегать из казарм. Подкупленные Орловыми, которые обещали им много водки и немного денег, они стали кричать: «Да здравствует императрица!», «Да здравствует матушка государыня!» На крики сбежались офицеры, которые тоже стали славить новую самодержицу. Нескольких солдат отрядили искать священника. Вскоре его привели тоже сонного. Священник взял в руки крест, быстро произнес подобающие по случаю слава присяги. Тут же стали присягать государыне всея Руси. День был самый ясный. Екатерина стала государыней императрицей.
Затем все, даже солдаты Измайловского полка, пошли в Семеновский полк. Весть о том, что в России теперь новая государыня, неслась впереди них. Семеновцы побежали прямо навстречу Екатерине, поэтому решено было идти непосредственно в Зимний дворец. В девять часов торжественная процессия достигла Казанского собора. Екатерину сопровождали братья Орловы, граф Разумовский, граф Брюс, князь Волконский, граф Строганов, а также очень много верных гвардейцев. Все они вошли в церковь. Там, вопреки ожиданиям, было много народу. Священнослужители провели обряд коронации. Затем была молитва. С амвона провозгласили многия лета императрице Екатерине, наследнику престола Павлу Петровичу. Зазвонили в колокола, и под этот перезвон все собравшиеся пошли к резиденции русских царей. В Зимнем дворце проходила присяга официальных лиц: членов Святейшего Синода, Сената, сотрудников коллегий, вельмож, духовных лиц, военных чинов и т. д. Каждый, кто входил во дворец (а в тот день это беспрепятственно мог сделать любой человек), присягал на верность новой самодержице. Так совершился этот бескровный переворот, в чем немалая заслуга братьев Орловых. Неаполитанский дипломат и ученый Д. Караччиоли заметил по этому поводу: «Престол в России не наследуется, не занимается по праву выбора, — им овладевают»{11}.
