— Пойдем в купе, здесь что-то прохладно.

Утром, стоя на перроне в полной растерянности, не имея понятия, куда ей идти, она мысленно проклинала себя. Черт бы побрал этот ее прилив откровенности, нашла кому исповедоваться, идиотка! Она вспоминала прошедшую ночь и не могла понять, что с ней случилось. Как она могла — вот так, внезапно, сразу, совершенно незнакомому, случайному человеку раскрыть свою душу! Почему она позвала его в свое купе, почему начала этот разговор, не спрашивая, нужен ли он ему? Интересно ли ему выслушивать все то, что накопилось в ее душе, которая была для него абсолютно чужой?

Она много раз слышала, что рассказать о себе чужому человеку порой бывает намного легче, чем близкому. Это напоминает записи в дневнике, разговор с чистой страницей, и она на самом деле порой ловила себя на мысли, что совсем не замечает его присутствия, говорит, словно в пустоту. Изредка поднимая глаза и сталкиваясь с его взглядом, она ужасалась самой себе — что она делает, зачем все это, кому это нужно? Но он молчал, не говорил ни слова, не останавливал ее и не задавал ни одного вопроса, видимо, почувствовав, насколько сильно она сейчас в нем нуждается. Молчаливо и покорно приняв на себя роль исповедника, он всю ночь сидел напротив нее и слушал, почти не двигаясь. Поток беспрерывных, хаотичных мыслей, как огненный шар, бился по углам темного замкнутого пространства, пытаясь пробить брешь в каменной стене. Она то возвращалась мысленно назад, в далекое прошлое, то вспоминала вчерашнюю ночь, не заботясь о логике, о последовательности своего грустного повествования. Люди, события ее жизни никак не выстраивались в ряд, но в какое-то мгновение, подняв глаза и столкнувшись с его взглядом, она ощутила физически, что он ее понимает. «Зачем?» — мелькнуло у нее в сознании, но в тот момент она уже не могла остановиться, не могла прервать себя, даже понимая, что со стороны выглядит нелепо, жалко и глупо.

Мужчина, спящий на нижней полке, жалобно застонал во сне, и она испугалась того, что он проснется и ей придется замолчать. Но тот только повернулся на другой бок, и Алена продолжила. Ее горячий, прерывистый шепот напоминал бред больного, повисшего над пропастью смерти. Вслед за первыми лучами рассвета пришли первые звуки — где-то, скрипнув, открылась дверь, послышались тяжелые шаги сонных пассажиров… Алена, словно опомнившись, замолчала. Некоторое время они сидели в полной тишине, не глядя друг на друга. Оторвав обрывок от газеты с кроссвордами, он нацарапал неровным почерком несколько слов и протянул ей бумажку.

— Возьми, это мой адрес и телефон. На всякий случай…

И, поднявшись, вышел, даже не попрощавшись. А она, буквально в следующую секунду после того, как за ним захлопнулась дверь купе, очнулась от оцепенения.

Стоя на перроне, она долго не могла прийти в себя и понять, что с ней случилось. Весь этот рассказ со стороны, наверное, напоминал бред сумасшедшего. Исповедь человека с больной душой… Стыдно, нелепо и бессмысленно. Легче ей от этого не стало. Бумажку с адресом она механически сунула в карман платья и тут же о ней забыла. Тревожно оглядевшись, она увидела где-то вдалеке своего случайного знакомого. Он вышел из вагона раньше ее и шел не оглядываясь. Алена облегченно вздохнула и подумала о том, что она даже не спросила имени этого человека, который таким странным образом появился в ее жизни. Появился и исчез…

Сердце тревожно забилось — здесь, в этом городе, Максим. Где-то совсем недалеко — может быть, всего лишь в нескольких десятках метров, может быть, в сотне. Она видела себя точкой на карте — той самой карте, показывающей маршрут движения поезда. Он здесь, близко, он дышит тем же воздухом и смотрит на то же небо. Обратного пути нет — она знала, поняла это уже давно, в тот момент, когда захлопнула за собой двери дома, в котором жила два года. Да если бы жила… Можно ли все это назвать жизнью? Скорее лишь ее ожиданием. Тогда она еще не знала, что все сложится совсем не так, как грезилось, как снилось во сне, и все же знала, что больше никогда туда не вернется. И что бы ни случилось…

Но думать о плохом Алена себе не позволила. В конце концов, нельзя потерять дважды то, что уже однажды потеряла. Желание расстаться с жизнью, которое еще несколько часов назад было единственным, теперь казалось далеким призраком, нереальным, бесплотным — как будто все то, что случилось той ночью на берегу, случилось не с ней, а с каким-то другим, чужим и незнакомым человеком.

Не задумываясь над тем, куда идет, она просто пошла вперед — туда, куда нес ее поток людей, и вскоре оказалась на небольшой площади, в самом центре кольца, по которому беспрерывно двигались машины и троллейбусы. Большие прямоугольные часы на здании вокзала показывали без четверти девять. Остановившись, она задумалась — куда ей теперь идти? Люди проходили мимо, толкались, задевали сумками, недоуменно оглядывая ее, застывшую посреди оживленного потока. Кто-то злобно выругался, кто-то вежливо, но раздраженно попросил посторониться… Все куда-то шли — и только она, растерявшись, не знала, что ей делать.

Нужно было по крайней мере выбраться из этой массы людей. Алена сделала еще несколько шагов вперед.

— Такси?..

Она прошла мимо, словно не замечая, и только лотом осознала, что такси — это именно то, что ей нужно. Беспомощно оглянувшись назад, уже не увидела того мужчины, который только что обратился к ней. Привстав на цыпочки, она снова попыталась разглядеть его в сгустке людской массы, но внезапно услышала уже другой голос с другой стороны:

— Такси!

Напротив с безучастным, скучающим видом стоял молодой парень, смотрел сквозь толпу, обращаясь не к ней, а будто бы в пространство, словно и не надеясь на то, что кто-нибудь его услышит и отзовется. Она подбежала к нему.

— Такси! Мне нужно такси!..

— Куда вам? — все так же равнодушно спросил он, даже не догадываясь, насколько сложный вопрос задает своей собеседнице.

— Мне нужно… Туда, где университет.

Он окинул ее пристальным взглядом с головы до ног.

— Не местная, что ли?

— Не местная, — ответила она, почувствовав прилив раздражения из-за того, что он задает ей какие-то ненужные, бессмысленные вопросы.

— Пешком же дойти можно, два квартала всего.

— Правда?.. — В ее глазах застыли удивление и радость — впервые за двое истекших суток она ощутила такой прилив эмоций, что не смогла сдержать радостного смеха.

— Вниз, вот по этой самой улице. Угловое здание, большое, недавно отстроенное, с колоннами…

Не дослушав, она помчалась вперед. Внезапно выйдя на финишную прямую, она не могла поверить в то, что все оказалось так легко. Два квартала…

Оказавшись внутри здания, она растерянно огляделась по сторонам. Здесь было тихо, редкие звуки голосов доносились откуда-то издалека. Мраморные полы, серые, отливающие сталью стены — все это произвело на нее странное впечатление. Словно новый рубеж, поворот, за которым ее могло ожидать все, что угодно. И все-таки она решилась. За небольшим ограждением сидел вахтер, и Алена решительно направилась в его сторону. Пожилой мужчина с крупными чертами лица выслушал ее внимательно и посоветовал обратиться в деканат исторического факультета, который находился на четвертом этаже. Она не помнила, как поднималась по ступеням. Лица мелькали вокруг нее в каком-то странном хороводе, одно сменяло другое — ее посылали то на одну кафедру, то на другую, большинство смотрели с недоверием, в чьих-то глазах она увидела жалость. Алена чувствовала себя нищенкой, просящей подаяние. «К сожалению, я не знаю его фамилии… Он аспирант». Она повторяла это десятки раз, пока наконец, уже отчаявшись, не услышала от строгой женщины в очках без оправы:

— Это, наверное, Ветров. Но только он сейчас в экспедиции в Ставрополье. К сожалению, я больше ничем…

— Он уже приехал! Приехал еще вчера! — перебила Алена. Брови ее собеседницы медленно поползли вверх.

— …не могу вам помочь, — методично закончила та, — никакой информации…