Литмир - Электронная Библиотека

— А это что? — Ева ткнула пальцем в дергающийся зеленый свет. Все равно слова ей были непонятны.

— Индикатор уровня записи. Он…

— Красиво. А зачем?

— Для антуража. Ты не представляешь, как все здесь круто. А тебе — вот.

Это был обыкновенный джойстик для игровой приставки. От него тянулся провод и пропадал в фольге.

— Зачем?

— Когда будешь готова перемещаться, сдвинь рычаг вперед. И действуй.

— На две недели назад?

— Ну не день же рождения Пушкина вспоминать! Я готов вспомнить то мгновение, когда впервые увидел тебя.

Щелкнул между пальцами браслет. Смотреть выше, в глаза, Ева не решалась. Ра и правда вел себя странно. Вроде бы она ему нравилась, а вроде бы…

Она покрутила в руках черную пластмассовую коробочку. Рядом с ламповым магнитофоном современная конструкция смотрелась убого. Да, прошлое было куда более эффектно.

— Вот и твоя кукла.

Алиса — старинная знакомая из детства. Та самая, что можно было водить за руку и укладывать спать. Давно забытая. Но пришел и ее час. Вчера куклу забрал Петр Павлович, когда передавал Еву с рук на руки папе.

— Здесь все просто, — говорил Ра. — Две реплики. Я прочитал «Песочного человека», первую фразу взял оттуда. На любой вопрос она отвечает «Ах-ах». Смотри. Тебя как зовут?

Кукла с механическим щелчком моргнула и глухо произнесла «Ах-ах».

— Ее таланты я разнообразил словом «Привет!» А то как-то уж совсем механически. Она работает на датчиках движения.

Ра провел рукой перед куклой, она моргнула, выдав: «Привет!»

— Кукла появится, когда все начнут тебя искать, станут обследовать шкаф, а тут — она. Как отвлекающий маневр.

Ева кивала. Было грустно. А может, и не надо никуда отправляться, чтобы все исправить? Может, все хорошо и так? Пускай Антон уходит, если ему так хочется. Он сам так решил. А раз решил, что мешать? Станет ли он по-другому к ней относиться после полета во времени? Вот рядом сидит Ра, вертит в руках куклу, заставляет ее открывать и закрывать глаза, меняет батарейки, зачищает соединения в контактах. Он божественен. Он даже лучше Антона.

Раздался звонок в дверь.

Первым вошел Левшин. Затащил тяжеленные пакеты. Следом вплыла Катрин и тут же начала командовать.

— Лешик, давай неси все в кухню. Сейчас сделаем спагетти с соусом и пиццу. Тарелки у тебя где?

Еве пришлось хромать на кухню, чтобы показывать, где и что там лежит. Надо было двигать стол, доставать стулья, посуду, выгружать из коробок бокалы. Загорелся красный огонек нагрева духовки. А у Евы перед глазами все танцевал и танцевал зеленый луч. Как это было красиво.

Гор появился с сумкой громыхающего железа. Окинул взглядом прихожую, оклеенную радостными розовыми обоями.

— Ладно, исправим.

Стив принес свою драгоценность — гитару. Обитая железом, по корпусу расползлись оптические окуляры. К нижней части гитары была приварена панель с кучей переключателей. От обыкновенной поворотной ручки до пенечка с рисочками регулировок. На голове Стива красовался цилиндр с очками на высокой тулье. Очки были в широкой железной раме с разноуровневыми окулярами — один был длиннее, другой короче.

— Ое! — вскинул он руку в приветствии.

Кожаная куртка с погонами из плат, к джинсам пришиты кожаные наколенники, слева болтается круглая фильтрующая коробка от противогаза. На левом рукаве железный нарукавник, над кармашком рамка с цифрами на бобинках — было похоже, что он разобрал не одну печать, чтобы все это добыть. Через плечо перекинут армейский планшет. Коричневый. Лямочка застежки вставлена в железную дугу держателя.

— Ну, как я тебе?

— Круто! Самое время в полет!

— Полетаем, полетаем. — Стив копался в своих необъятных карманах. — Как там «Коппелиус»? Послушала? Я еще надыбал. Куда здесь что ставят?

Он выудил из карманов пару коробочек с дисками, покрутился в коридоре и, как собака, взяв след, безошибочно прошел в комнату Евы. Оттуда грохнули басы колонок. Пискнув, включился ноутбук.

На кухне все варилось и резалось. Лохматый Левшин был вечно посылаем — то за солью, то за тарелками, то за ножом, а то и просто вон, чтобы не мешаться. Лешка сверкал растерянной улыбой, пил из бутылки газировку. Двухлитровый жбан был наполовину пуст.

— Ое! — вопил из коридора Стив.

Ева шагнула из-за угла кухни и испуганно затаила дыхание. Свет в прихожей померк, по стенам поползла паутина. Гор копался в разложенных тканях, звенел непонятными железками.

— Я тут немного абгрейдил, — сообщил он. — А то как-то светловато. Ра попросил побольше антуража. Где будешь перемещаться?

Ева молча показала на спальню.

— Не мешаем мне! — вопила Катрин, проносясь по коридору с тарелками.

В гостиной горели свечи. Шкафы были затянуты серой блестящей тканью. От испуганного крика Катрин, чуть не опрокинувшей тарелку с подливкой, по полу с нервным жужжанием поползли механические пауки и тараканы.

— Что это? — осторожно взяла зеленого монстра Маша.

— Это прогресс, — отозвался Саша.

Прогресс был сделан из прозрачной пластмассы. Восемь ножек, тельце с железными внутренностями. От хлопка монстр шевелил лапками и возмущенно гудел. Когда его опускали на пол, он дергался и подпрыгивал, а встав правильно, целеустремленно бежал под стол.

Таракан в Машиных руках задрожал, заставляя поставить себя на лапки. Маша возмущенно топнула. В ответ к ней из-под стула выбежал фиолетовый паук.

— Это я их нашел, — с гордостью сообщил Саша. — Правда, круто?

Голова шла кругом.

— А у вас тут живенько, — сквозь губу процедил Пушкин.

За ним стоял Антон. И как нарочно тут же грохнула музыка. Стив нашел что-то подходящее. Ева медленно, очень медленно натянула на себя летные очки, поправила на голове фетровую шляпу с большими полями. После долгих примерок она поняла, что к очкам идет только она. Жук на цепочке и неработающие часы на руке. Красная шотландка, красная футболка. Нога перебинтована. Уже не пульсирует, а просто болит. Болит постоянно. Потому что она человек. И не нужен ей никто больше. Только Антон. Она так решила.

— В покойничков играем? — прошел по гостиной Пушкин, поддел ногой зазевавшегося синего краба.

Антон привалился к косяку двери, ухмыльнулся. Ни «здрасте», ни «до свидания». Ни «как я рад тебя видеть». Ладно, посмотрим, что ты потом скажешь.

— У нас тоже одни родители были большие оригиналы, — завел свою вечную песню Пушкин. — Устроили своей дочурке готичненькую вечеринку на день рождения. Сняли ресторан, развесили фото вампиров и вурдалаков. Сама дочурка в полный рост в траурной рамке — все дела. Писателя крутого пригласили, он как раз страшилки пишет. Актеров. Аниматоров. Трупы там всякие по стенам понатыкали, скелетов, отрубленные руки с головами. Детишки прыгали, веселились, в конкурсах участвовали. Один конкурс там был — полежи в гробу. Вот они и стали ложиться. Один, другой. Короче, пацан залез и не выходит. Всех уже чай позвали пить, а его нет. Мать кинулась искать, смотрит, он в гробу лежит…

— Умер? — предположила Ева.

— Нет, зачем? — лениво качнул головой Пушкин. — Живой. Притомился, а там мягко, тепло. Мать увидела сына в гробу, ее кондратий и схватил. Сердце слабое, померла.

Он пнул медлительного краба, не успевшего далеко убежать.

— Очень хорошо, — пробормотала Ева, чтобы перебить неприятный осадок после рассказа. — Захочешь помереть — предупреди.

Она отправилась на кухню. Проходя мимо Антона, чуть задержалась. Не шевельнулся, головы не повернул. Ну и ладно. Стой пока.

— А чего помирать? Я не собираюсь, — крикнул ей вслед Пушкин.

Ева оглянулась. В дверном проеме спиной к ней застыл Антон. «Зачем ты все это делаешь? Зачем просил моих друзей менять мне рингтоны? Почему издеваешься? Зачем вынудил общаться со своим отцом? Неужели твой отец прав и ты всего-навсего боишься?..»

Не сказала. Все то, что так просто выкрикивалось в подушку или в далекий темный потолок, сейчас казалось нелепым. И слова уже не такие красивые, и страшно… Он же усмехнется, больше ничего. Или ответит что-нибудь обидное, и снова она будет виновата.

26
{"b":"213390","o":1}