— Найдись, рыбка моя!

— Что нужно?

— Лицезреть твою красоту неземную.

— При одном условии. Помнишь, неделю назад у тебя на тусовке Ежик музыку ставил. Забыла, как зовут. Там еще на картинке мужики в цилиндрах.

— Коппелиус, герой Гауфа, — съязвил Стив.

— Второй раз шутка уже не шутка, — отмахнулась Ева. — У них там композиция была такая… трам-пам-пам… Она еще первой шла.

— Эта, что ли?

Стив напел первую строчку, и Ева чуть не выронила трубку. Да, это был ее рингтон. Забыв, что на связи Стив, она стала искать в меню список музыки.

«Коппелиус», «Коппелиус»… Мерзкий герой сказок Гофмана. Мрачный старик… Ходит с тростью. Набалдашник у трости в виде голубя. Голубь забирает жизни. Вот и Коппелиус ходит, жизни забирает.

В руке заиграл телефон, Ева вздрогнула.

— О! Ты совсем Е! Чего трубки бросаешь?

— У меня не было раньше этой музыки!

— Какой? Похоронного марша?

— На звонке откуда-то взялся твой «Коппелиус».

— Взялся и взялся. Сам пришел. У нас метеориты падают, а ты удивляешься музыке. Инфернальщина — нормуль. Давай, чеши ко мне!

— Завтра, — прошептала Ева, влезая в меню телефона.

— Почему завтра? — заорал Стив, как будто почувствовал, что его снова отняли от уха. — Когда же еще, как не сейчас?

— Ворон крикнул: «Никогда!» — прошептала Ева, находя плей-лист.

Вот он. Коппелиус. Она успела посмотреть сказку Гофмана. Мрачная вещица этот «Песочный человек». Парень влюбляется в девушку, а она оказывается куклой. Ее создатель, Коппелиус, пытается забрать жизнь парня, чтобы оживить куклу.

Что за черт? Песня загружена сегодня. А то, что было раньше? Она пробежалась по знакомым названиям. Нет, нет, ничего нет. А это что? Dishonored. Dish — тарелка, red — красная? Ничего кулинарного в этой музыке нет. Закачена два дня назад.

— Эй! Ты где? — орали в трубке.

— Ну, и долго ты здесь будешь стоять?

Забыла… совсем забыла, зачем она пришла! И голос — такой родной. И лицо. Как же она соскучилась.

— Что смотришь? — Антон хмурился. Стоял, чуть покачиваясь с ноги на ногу, готовый улететь. Или убежать. Еще можно ускакать.

— Ой, привет, — пробормотала Ева. — Я тут… — Вдруг все вспомнилось. Где-то там по дворам бродили Пушкин и Александр Николаевич. А в телефоне ждал ответа Стив. — Я потом перезвоню, — пробормотала в трубку, нажимая отбой. — Привет.

Взгляд недовольный. Верхняя губа с прозрачными усиками чуть дернулась.

— Чего надо?

— Можешь починить? — Она протянула наушники — один провод оголился, контакт отходил.

Антон не стал даже руки поднимать, глянул лениво.

— Новые купи. Что еще?

— Ничего. Это ты ко мне подошел. Рада видеть.

— А я — нет.

— Не знала, что встречу тебя здесь.

Не получилось. Антон не собирался мириться. Она не сделает то, о чем ее просил Александр Николаевич.

Антон кивнул своим мыслям, а потом вдруг оглянулся, как будто догадался, что главное происходит не здесь.

— Не знала, так не знала. — Сказал и улыбнулся. От этой улыбки захотелось плакать.

— Почему ты на меня обижаешься? — жалобно пробормотала Ева.

— Я не обижаюсь. Я просто смотрю, что происходит.

— А что происходит?

— Зверинец.

Он глядел не в лицо, а ниже. Ева невольно коснулась груди. Куртка распахнута, а под ней… Подвеска. В виде жука. Антон наверняка знает, откуда она.

Слова закончились. Как-то все стало больно и грустно.

— Ты куда шла-то?

— Стив зачем-то звал.

— Вот и иди к Стиву, Олимпия. Я сейчас занят.

— Ну да, конечно! — С последним словом из легких вышла жизнь.

— Бывай! — Он качнулся в сторону. — Я потом как-нибудь позвоню.

Ушел. Ушел туда, откуда пришел. От расстройства Ева чуть телефон из руки не выпустила. Хорошо, вовремя почувствовала, как что-то скользит в ладони.

Антон скрылся за домами. На улице потемнело, ногам стало холодно. По асфальту пополз туман. Все это было странно и неправильно. Темно уже, а она все никак домой не дойдет. Стив зачем-то звонил. Рингтон еще этот…

Александр Николаевич появился внезапно. То Ева шла одна по улице, а то он вышагивает рядом и с сочувствием выслушивает ее рассказ.

— Не переживайте, — вкрадчиво произнес Александр Николаевич. — Вы все сделали правильно. Ему было приятно вас видеть. Теперь все изменится. А наушники давайте сюда, я вам их починю. Да, починю.

Они шли, и Ева уже слабо понимала, куда. Вокруг были бесконечные дома, дома, дома, они вставали на дороге, они преграждали путь. А еще были заборы. Очень много заборов. И людей.

— Танк, что ли?

Белая челка. Высокий.

— Банкетка!

Ответ был придуман заранее, когда вспоминала эти столкновения и ругала сама себя.

— О! Ева!

— Здравствуйте, Петр Павлович, — смутилась Ева. Одно дело — мысленно придумывать ответ, другое — так сказать учителю.

— Опять расстроили?

Она успела немного поплакать. Обидно, когда все вокруг происходит не как у людей.

— Мир жесток, — ответила она словами Пушкина.

— Это твой папа? — Взгляд Петра Павловича лукав.

— Нет! — испуганно отозвалась Ева.

— Да, — мягко ответил Александр Николаевич. — Да.

Взгляд зацепился за что-то знакомое. В глубине, на низеньком заборчике сидит командарм Че.

День сегодня какой-то… Наверняка магнитная буря.

— Не расстраивайся, все пройдет, — крикнул уже в спину уходящей Еве Петр Павлович.

Конечно, пройдет. Смоется вместе с дождем.

— Что за манера уходить, не предупреждая куда! — недовольно выговаривал вечером отец. Ноги она все-таки промочила, и вот теперь саднит горло. Чай с молоком. А к чаю — папа. — Почему нельзя делать все по-человечески?

— Папа, — шепчет Ева, — у меня телефон сошел с ума. Он самостоятельно закачивает в себя мелодии и играет их.

— У телефонов могут сходить с ума только хозяйки.

— Папа! А что, если Коппелиус существует?

— Какой Коппелиус?

Папе можно не знать, кто такой Коппелиус, он взрослый. И он, конечно, не боится, что этот мерзкий старикан придет и превратит его дочь в куклу.

— Ты бы уроки делала. А вместо этого ерундой страдаешь. Вот о чем ты сейчас думаешь?

— Как переводится слово Dishonored?

— Что-то типа «обесчещенного». А что? Что случилось?

— Ничего, — пробормотала Ева, вспоминая, где слышала это слово и чего не хватало музыке. Тяжелого дыхания лорда-защитника.

Антон не звонил. Вторник и среда, заряженные воскресеньем, превратились в бесконечную череду секунд. Потолок не менялся. Телефон молчал. Зато совершенно неожиданно на домашнем проявился Александр Николаевич. Поблагодарил за помощь, сказал, что все прошло хорошо.

— Что прошло? — не поняла Ева. Она была убеждена, что ничего с места не сдвинулось, все стоит в болоте непонимания.

— Он сейчас в школе, в школе, — неприятно повторяя слова, говорил Александр Николаевич. — Звонить ему некогда. А я бы подарочек передал. Да, передал бы.

— От Антона?

Сама мысль была бредовой, но выкрикнулось то, что выкрикнулось. Зачем еще мог звонить его папа?

— Что вы, что вы! От себя. Как бы его лучше передать?

Ева смотрела в окно. Пасмурно и скучно. Передать можно через Антона. Хороший повод созвониться, договориться. Подарок. Почему Антон никогда не делал ей подарков? И цветы не дарил. Никогда.

— Может, встретимся? — опередил ее Александр Николаевич.

Тоже вариант, если не увидеть Антона, так хотя бы поговорить о нем. Задать много-много вопросов. Там могли быть ответы.

Гуляли по бульвару. Александр Николаевич подарил высокую широкоротую белую розу. И новые наушники.

— Те, к сожалению, восстановлению не подлежат. Да, не подлежат.

Про наушники было неинтересно. В этом не было Антона. Роза мешалась в руке. Тяжелая головка клонилась.

— Какие новости? — не удержалась от вопроса Ева. На улице было так же скучно и пасмурно, как и виделось в окне.