Подобным образом автор статьи в «Чемберсе» утверждал, что чрезмерная власть мужа может погубить его жену, не оставив ей ничего, кроме ненависти к нему и к себе самой. По словам автора, неудачный брак не просто наносит женщине ущерб, он ее калечит. Как немощный спутник «всевластной планеты» своего мужа, она становится слабой, бездеятельной, плачевно зависимой. С течением времени «она может очень стараться, стараться, плача кровавыми слезами, быть терпеливой, мудрой и сильной, но подорванные жизненные силы могут никогда не восстановиться». Как «белая христианская рабыня», она «обязана двигаться тихо, подавлять свои настроения… На ее лице должно отражаться внешнее спокойствие, хотя в груди бушует пламя Этны». Несчастная женщина, писал автор, часто остается в браке только потому, что не в силах вынести расставания со своими детьми. Она может испытывать к детям «исключительную нежность», но у нее нет независимого права на них, «совершенно никакого».
Роберт Чемберс почувствовал себя обязанным объяснить свое решение опубликовать такие взгляды. Он добавил к эссе постскриптум: «Наш автор, имея, возможно, более чем достаточно оснований для описания того, что мы должны считать исключительным случаем, прав в поисках лекарства… Со временем, быть может, выяснится, что разрешить несчастной женщине уходить с детьми от невыносимого мужа – гораздо меньший риск, нежели это теперь, как правило, представляется».
Летом 1853 года Эдвард, Мэри и леди Дрисдейл навестили Робинсонов в Рипон-лодже. Генри по-прежнему занимался своими сахарными заводами. Не так давно он стал обладателем патента[50] на диск связи, соединяющий новый мотор и старую мельницу: конец вала шестерни этого мотора вставлялся в один паз железного диска, а язык верхнего вала – в другой. Эдвард только что получил звание терапевта – врача-джентльмена, специалиста в области диагностики, а не хирургии, – и ехал со своей семьей через Беркшир на континент, где они планировали отдохнуть в течение месяца. Они попросили Изабеллу, которая была так добра к их детям в Эдинбурге, приютить их сыновей на время этой поездки за границу. Артуру и Уильяму исполнилось соответственно пять лет и два года. Теперь у Мэри Лейн был еще один сын, Сидни Эдвард Гамильтон, родившийся в 1852 году, темноглазый, в отличие от своих голубоглазых братьев, мальчик; вполне возможно, что Гамильтоном его назвали в честь Изабеллы – это имя было средним именем у нее и у Альберта.
Лейны и леди Дрисдейл направлялись в курортный город Баден в Германии, откуда Эдвард написал Изабелле несколько писем[51]. Он уже побывал на водолечебном курорте в Шотландии и на горячих источниках Баньи-ди-Лукка в Италии – в статье, написанной для «Эдинбургского журнала Чемберса» в 1851 году, он хвалил тосканский курорт за его «тенистые дорожки» и «журчащую реку». Теперь, будучи готовым к практической работе, Эдвард вынашивал планы о собственном гидротерапевтическом заведении – просторном мире стекла, воды, лугов и солнечного света.
По возвращении в Англию Эдвард Лейн и его семья заехали в Рипон-лодж за мальчиками и пробыли с Робинсонами сутки[52].
«Мне очень хочется знать, думал ли он обо мне и скучал ли хоть сколько-нибудь, – признавалась Изабелла в дневниковой записи без даты – хотя в моменты серьезных размышлений я ничуть в это не верю». Она укоряла себя: «Как может человек, столь занятой, столь любимый и пользующийся таким восхищением, уделить хотя бы одну мысль некрасивому, не отличающемуся изящными манерами и дальнему другу? Боже милосердный! Да я бы отдала всю свою жизнь по капле, если бы это могло принести ему пользу, и, умирая, просила бы только любви; а он – почему должна существовать такая несоразмерность симпатии? – он думает обо мне всего лишь как о бывшей знакомой. Увы!» В таком настроении она настолько же низко оценивала себя, насколько высоко Эдварда – она некрасива и неуклюжа, сокрушалась Изабелла, тогда как он любим и ценим всеми. Ее желание отдать ради Эдварда «жизнь по капле» было желанием превратить свою кровь в золото ради его пользы, принести себя ему в жертву.
Робинсоны и сами совершили путешествие в Европу туманной зимой 1853 года – «ускользнуть от мрачного ноября», как описал это Генри в письме Комбу. За шесть или семь недель семейство объехало города на севере Франции – Кале, Сент-Омер, Лилль и Булонь. «Жили мы в основном в последнем, – писал Генри, – который очень понравился миссис Робинсон».
Семья вернулась в Рипон-лодж к концу декабря. В первый день 1854 года Изабелла встала рано (без четверти восемь), проверила счета, закончила дневник за 1853 год и начала новую тетрадь. Она очень старалась быть терпеливой и практичной с мужем и сыновьями, отличавшимися изменчивостью настроений. «Этот день был холодным, морозным, дул восточный ветер, – отметила она, – бодрящее солнце светило до полудня. Ночью чувствовала себя не очень хорошо, но когда поднялась, мне стало получше, и я ощутила прилив энергии. Мое радостное настроение вернуло Генри хорошее расположение духа, и я нежно поздоровалась с детьми, хотя они выглядели довольно хмурыми».
Генри начал строительства дома для семьи в Кевершеме, пригороде в четырех милях к северу от Рипон-лоджа, и за завтраком они с Изабеллой обсуждали, как его назвать. Затем они читали с мальчиками. Потом, уединившись, Изабелла пересчитала свои письма за прошлый год: «Получено 189 писем и 26 записок, написано 214 и 54 записки». Произведя подсчет своей корреспонденции, она также составила список умерших знакомых и родственников, среди них брат ее первого мужа Джордж Дэнси, «некогда друг, а в последнее время чужой, отдалившийся человек», две тетки с материнской стороны и двое сыновей ее старшего брата Джона, жившего со своей семьей на Тасмании. Этот ежегодный учет, типичный для дневников того времени, побудил Изабеллу к попытке молитвы: «Пусть Великий Творец самого высшего из всех земных существ направляет наши пути и ведет нас к признанию и постижению присутствия добра и порядка посреди кажущихся противоречий, боли и скорби».
В половине второго Изабелла пошла на прогулку с Альфредом и Стенли. Начать с того, что старший мальчик «скучен и не в духе», написала она, но холодный воздух и вид на заснеженные холмы поднял им настроение. По возвращении Генри снова расстроил Изабеллу. «Обед прошел хорошо, но Генри дулся и был полон решимости к чему-нибудь придраться». Поскольку за хозяйство отвечала она, то критика в отношении блюд досталась ей. «Читала после обеда детям, а потом беседовала с ним о причинах его недовольства. Он бранил прислугу, хотел личного слугу (которого через месяц рассчитает), хотел кабинет, желал, чтобы я была более активной хозяйкой, жаловался на простуду и строил планы, как проводить меньше времени здесь и больше – в Лондоне». На выпады против ее манеры ведения хозяйства и на его намерение как можно меньше времени проводить с семьей она отвечала спокойно: «Я сказала все, что могло, по моему мнению, как-то его вразумить, отметила эгоистичность его жалоб, справедливость желания наилучшим образом устраивать дела и указала на несколько мелочей, которые можно было бы воплотить для улучшения положения».
Поведение Изабеллы в тот день казалось выстроенным как послание к самой себе, новогоднее решение в действии. Она пыталась поступать в соответствии с таким руководством, как книга «Английские жены» Сары Стикни Эллис, вышедшая в 1843 году, где доказывалось, что миссия жены – подчиняться мужу и посвящать себя созданию уютного и спокойного дома. «Бесспорно, – писала миссис Эллис, – что неотъемлемым правом всех мужчин, больных или здоровых, богатых или бедных, умных или глупых, является право ожидать, чтобы к ним относились с почтением и угождали им в их собственных домах». Принести мужу счастье было даром и привилегией женщины. Как отмечал Ковентри Патмор в своей эпической поэме «Ангел в доме» (1854), «Мужчину должно ублажать, но ублажать его – вот радость женщины».
