Зацеп?… Нет!… Этот «кто-то» шевельнулся и пошел от берега на глубину, пошел прямо, неостановимо, увлекая за собой и нас в нашей тщедушной лодчонке-челночке. Долго и тревожно трещал тормоз катушки. Не раз я старался поднять рыбу со дна. Так и катались мы вслед за щукой по Изерку, пока она сама вдруг не всплыла у самой лодки. Сын держал в воде наготове подсачек, и рыба как-то согласно сама вошла в него. Но в подсачек вошла лишь голова и часть туловища…

В конце концов все обошлось благополучно - щуку мы успели перевалить через борт лодчонки. И только тут подвели итог неожиданной встрече. Во-первых, согнут металлический спиннинг, во- вторых, напрочь изорвана щучьими зубами сетка подсачека, и в-третьих, Сережка только тут заметил, что руки у него в кровь изрезаны осокой, за которую он в отчаянии хотел ухватиться, когда щука потащила за собой от,берега нашу лодку…

Были на нашей памяти и другие «царские» подношения Изерка. Например, самого крупного окуня мы поймали здесь, а не на нашем Пелусозере, где находится трон окуневого царства. Самую большую плотву-сорогу тоже подарило нам небольшое озерко, огородившееся от разных бурь-стихий высокими красивыми берегами, украшенными рядами плакучих берез и статными сосенками на выданье, вставшими вокруг земляничной поляны…

Вот и теперь, в начале этого лета, мы снова ждем встречи с Изерком…

Изерко от нас совсем недалеко, надо пересечь на лодке плесо нашего озера, а там удобный причал с темной отметиной старого кострища - здесь мы оставляем свою лодку, и через сто с небольшим шагов перед нами Изерко.

По правде, наше Изерко вовсе и не Изерко. Изерко - наше изобретение, как и тот простенький стишок-припевка про это светлое таежное озерко. На самом деле это небольшое тихое озерко- ламбушка именуется Ижезером по аналогии с Пял-, Кив-, Чебусо- зерами, что тоже недалеко от нас. Но называть Ижезером приветливое, уютное озерко местные жители как-то отказывались и стали именовать его помягче, поласковей, подобрей - Ижезерко… Казалось бы, и быть Ижезеру Ижезерком и дальше, и для нас, но так получилось, что согласную «ж» в названии озера я сразу не расслышал, а когда расслышал, то было уже поздно… Изерко было для нас только Изерком и никак иначе называть наше милое, доброе озерко мы уже не могли…

Вот и снова пришло время навестить Изерко, поклониться его щедрой воде, но мы все же ждем, все откладываем дорогу туда. А ждем мы, чтобы с озера убрался печник.

Печник - это не прозвище, а профессия человека, который вот уже несколько лет подряд появляется ранней весной в нашей деревушке, подправляет старые печи и ловит рыбу. Это он доставил на Изерко ту лодчонку-челночок, в которой летом мы путешествуем по озерку. Спасибо ему за лодку. Но за все остальное спасибо сказать не можем. Печник не аккуратен даже в своей печной работе - печи делает плохо, кое-как, но главное, почти, не знает самих печей. Я думал вначале, что он нарочно ремонтирует печки кое- как, чтобы у него в нашей деревушке был постоянный приработок. Но вот взялся вместе с печником переделывать у себя старую лежанку и горько отметил, что наш печник - мастер липовый. Пришлось мне после него подправлять работу, как приходится в конце каждой весны приводить в порядок и наше Изерко после этого печника-рыболова.

На Изерке печник ловит щук, плотву, окуней. На щук втыкает он по берегам колья и привязывает к этим кольям жерлицы-ро- гульки, зовущиеся здесь крючками. Крючков у печника много, больше, чем положено. Но хозяином на Изерке по весне только он - у него и лодка, и попробуй повоюй с ним, да еще без особых прав не такую войну.

На плотву и окуней печник ставит сети. Эти сети старые, драные. Каждую весну он откуда-то привозит их заново и каждую весну оставляет эту рвань в озере. Оставляет в озере и свои крючки. Вот и приходится нам всякий раз выкидывать на берег оставленные печником сети и сматывать распущеные крючки. Занятие это неприятное, делаем мы такую работу со злостью на печника. Уж сколько раз говорили, напоминали, предупреждали человека, а ему все равно - как с гуся вода - портит озеро, переводит рыбу.

Но вот наконец печник вроде бы уехал совсем, и мы с Лешкой едем на озеро… Лодочка-челночок на берегу. Лодочка еле жива, кое-как заткнуты дырки. Сбей случайно ногой такую тряпочку- затычку - ив утлое суденышко фонтаном ворвется вода. Так плыть нельзя, и поэтому сначала мы подправляем старую посудину.'

И вот наш флот на воде! Здравствуй, Изерко! Прости, что и в этот раз обидели тебя люди.

Конечно, сети снова оставлены в воде. Правда, одну сетку вытащил на берег лось. Молодец, зверюга! Лось зачем-то подходил к озерку и даже спускался в воду. И тут и зацепил ногой снасть. Так сеть и оказалась почти вся на берегу.

А вот эта сетка в воде. Я поднимаю веслом край снасти и вижу в сети рыбу, давно погибшую, закутанную плесенью-гнилью. «Вот подлец!» - вырывается у меня. Рыбы в сети много. Кто это? Окуни? Плотва-сорога? Установить уже трудно - все гниет. Тут же над берегом, куда я выкидываю эту сеть с погибшей рыбой, раздается крик сизой чайки. Следом за первой птицей появляются другие. Спасибо чайкам - сейчас они соберут загубленную рыбу, не оставят на берегу озера гнили-заразы…

Дальше мы сматываем крючки, оставленные печником. На крючках, кое-где еще держатся живцы-плотвицы, тоже давно уснувшие, покрытые белой гнилью-плесенью. А эта леска тянется и тянется из глубины. Вслед за леской появляется мертвая щука. Вряд ли она погибла оттого, что попалась на крючок, - так и есть: ее резала, мяла щука побольше. Раны по бокам рыбины широкие, глубокие. И этот труп мы извлекаем из воды, чтобы не портить озеро… «Ну, печник! Ну, погоди! - произносим мы зло и решительно. - Мы все равно что-нибудь придумаем, чтобы научить тебя уму-разуму!…» А пока все! Мы еще раз извиняемся перед нашим Изерком за непорядочных людей…

Ловить рыбу сейчас не хочется, не хочется мне, не хочется и Лешке, моему младшему сыну, впервые выехавшему на воду со спиннингом. Мы просто сидим в лодчонке и молчим вместе с тайгой. Я время от времени отливаю из лодки скопившуюся воду, а Лешка что-то рассматривает за бортом. Чайки завершают свою санитарную работу и медленно улетают. Трогаемся и мы.

- Ну как, Лешка, будем ловить рыбу?

- Если только совсем немного…

Работать с безынерционной снастью сын умеет. Заброс вдоль берега - недалекий, но точный. Проводка. Еще заброс. У Лешки небольшая вращающаяся блесенка, наша самоделка из латунной полоски. Точно таких же блесен у других рыболовов я еще не встречал, а потому мои сыновья-рыболовы и позволили себе выбрать для этой блесны имя. Почему-то им понравилось «Анюта». «Анюта» и «Анюта». Она хорошо идет за леской, достаточно быстро вращается в стоячей воде, крючок у нее под красной шерстинкой. И конечно, такую блесну у Лешки хватает окунь. Пока не окунище, но и не просто окунек, а окунь, увесистый, плотный. Лешка все делает сам. Я только подвожу подсачек. Окунь в лодке. Лешка празднует первую удачу! Радость успокаивается.

- Ну что - продолжим?

- А-га.

Я осторожно подвожу лодку к темному заливчику, где всегда водятся щурята. И совсем скоро такая щука-щуренок, весом чуть больше полкилограмма, оказывается у нас в лодке. Еще одна удача сына.

- Все, Лешка! Ты теперь спиннингист! По этому случаю тебе награда!

- Какая? - У мальчишки горят глаза.

- Увидишь. Она дома.

Домой мы, конечно, торопимся - за наградой. А награда для сына у меня припасена давно - вращающаяся блесенка финского производства. Эта блесенка досталась мне вместе с несколькими отличными французскими мепсами, и рядом с вращающимися лепестками, придуманными во Франции, показалась сначала золуш- кой-замарашкой. Так и лежала она у меня без дела, сразу определенная в награду Лешке, когда тот освоит спиннинг.

Конечно, о том, что эта финская блесенка не произвела на меня особого впечатления, я молчу. Мне стыдно признаться в этом, но на какой грех не пойдешь ради хорошей снасти…