– Ударим по ним внезапно, – решил Вознесенский. Затем отозвал Федулова в сторону и тихо сказал: – Костя, найди Юльку. У тебя сегодня одна задача.

– Понял.

В обход стойбища выслали эскадрон. Основные силы отряда Вознесенский повел сам. Шли на сближение с противником, тщательно соблюдая маскировку. Вознесенский думал о Федулове, просил горячо: помоги ему, Господи!

Хотя был совсем не уверен, что там, наверху, станут теперь его слушать – в Среднюю Азию их никто не звал…

Под Федуловым был чистокровный ахалтекинец, резвый и выносливый. Красноармеец пустил коня во весь мах к левой группе юрт. Навстречу выбежал курбаши – Федулов вмиг распознал по одежде. Басмач что-то кричал, беспорядочно стреляя из «маузера».

– Бросай оружие, – внятно произнес Федулов, размахнувшись шашкой. Курбаши упал на колени, пригнулся к земле, выбросил «маузер». – Где ребенок? – так же внятно спросил красноармеец и спрыгнул с коня.

Басмач показал рукой на крайнюю юрту. Федулов выхватил «маузер» и приставил к затылку курбаши:

– Веди!

Кругом творилось невообразимое. Стрельба, кровь, звон сабель, гортанные крики басмачей и мат красноармейцев. Вознесенский удачно атаковал стойбище с тыла и, как ему показалось, не выпустил ни одного басмача. На рассвете младшие командиры привели пленных. Исламбека среди них не оказалось.

– Ушел, стервец, – выругался один из младших командиров. Но Вознесенский не реагировал. Не это его сейчас интересовало.

– Где Федулов?

– Федулов!

– Федулова к комиссару!

Из крайней юрты вынырнул Федулов с мальчиком на руках. Вознесенский чужими ногами двинулся навстречу. Ребенок вцепился в него, ткнулся носом в колючую шею:

– Папка, я домой хочу! К маме…

– Да, сынок. Сейчас поедем.

Отряд подсчитывал свои трофеи. Их было немало – английское оружие, лошади, верблюды. Были и потери. Но комиссару Вознесенскому было все равно. Впервые за много дней и ночей в нем отключился военный и его вытеснил какой-то другой, совершенно ему не знакомый человек. Впрочем, этого человека пришлось поставить на место. Передав сына Федулову, разделил отряд на две группы и тотчас отправился по следам Исламбека.

Все эти дни, ожидая известий о сыне, Ася не спала и не ела. Превратилась в высохшее до срока дерево, почернела лицом. Она стояла у городских ворот и вглядывалась в пыль на дороге, когда увидела всадника с курчавой светлой головой. Впереди сидел ребенок. Увидев мать, взмахнул рукой. Она прислонилась к каменной стене и не смогла сделать ни шагу.

А пару дней спустя Бухару облетела весть – Вознесенский поймал неуловимого Исламбека. Ася отправилась в часть встретить мужа. Она не признавалась себе, но ею двигали не только солидарность с мужем и благодарность за спасение сына. Она хотела видеть Исламбека. Она хотела взглянуть в глаза разбойнику, посягнувшему на ее ребенка.

Со смутным, необъяснимым чувством приближалась Ася к части. Со стороны долины красноармейцы вели Исламбека. Руки связаны за спиной, загорелое лицо наискось изуродовано глубоким порезом. Бритая наголо, черная от загара голова блестит на солнце.

Когда пленный поравнялся с Асей, их взгляды пересеклись. Без сомнения, он узнал ее.

«Жаль, что пожалел тебя тогда», – сказал он ей по-французски.

Из палаток выходили красноармейцы – все хотели взглянуть на знаменитого разбойника.

– Что он сказал? – спросил командир. Ася пожала плечами. Исламбек улыбнулся краешком губ. – Ты уж скажи по-русски, чтобы мы все тебя поняли, – громко предложил командир и тоже улыбнулся. Он был рад редкой удаче – банда, за которой охотились больше года, обезврежена в несколько дней!

Исламбек остановился и прямо посмотрел в лицо командиру. Пленник не выглядел побежденным. Он был на своей земле, и весь пейзаж – горы, высокие узкие тополя позади, поле тюльпанов вдалеке, – все это подходило к его диковатому восточному образу и будто бы поддерживало его.

– Ваша власть недолгая, – сказал он. – Народ не станет терпеть иноверцев. Вас все равно перебьют.

– Ну этого ты уже не увидишь, Исламбек, – громко сказал командир. Сказанное больше предназначалось красноармейцам. Исламбека было не переубедить.

– За меня отомстят, – ответил он.

– Жаль мне тебя, – покачал головой командир. – Мог бы жить как все, с семьей. Как, например, твой брат Арсланбек.

На это арестованный негромко огрызнулся по-своему и гортанно засмеялся.

Асе было неприятно смотреть на пленного, но она не могла оторвать глаз от него. Было что-то зловеще-притягательное в горящем взгляде, от которого веяло ненавистью. И только заметив у дальних палаток Вознесенского, Ася отступила и, отвернувшись, пошла навстречу мужу. Она не могла избавиться от мысли, что Исламбек какими-то нитями теперь связан с ней, с ее сыном, с ее мужем. Что невидимая чаша весов удерживает их всех в равновесии, и убери кого-то с этой чаши, все нарушится, все исчезнет. Не дойдя до Вознесенского, она оглянулась. Пленного увели.

– Вознесенский, его убьют? – спросила она вечером, когда они, по своему обыкновению, гуляли по городу.

– Да.

– Я не хочу. Я не хочу, чтобы его расстреляли. Лучше бы ты дал ему уйти за кордон!

– Что ты такое говоришь, Ася? Он никогда не уйдет, не отступится. Его жизнь в этой борьбе, в этой войне. Раньше с царем воевали, теперь с нами. Это их профессия, образ жизни. Исламбек по-другому не жил никогда. Забудь.

– Мне страшно, – призналась она. – Кровь за кровь… У меня такое ощущение, что его смерть принесет нам новые несчастья.

– Я вижу, ты засиделась дома. Стала рассуждать как аристократка. Суеверной сделалась… Нам в часть нужна стенографистка. Пойдешь?

– Пойду! – не задумываясь, ответила Ася.

Между тем Бухара жила своей вековечной жизнью. Убрали поздние фрукты, собрали грецкий орех. Поверх обычного платья для тепла и мужчины, и женщины надели чапаны.

Стало прохладно. Но разве прохладу туркестанской осени сравнишь с погодой хотя бы ярославского сентября? Вознесенские скучали по родным местам, но знали – не скоро Алексея переведут в Россию. Неспокойно было в Бухаре.

Ася стала работать в части у мужа стенографисткой. Научилась быстро записывать и печатать на машинке. Когда возвращались с Алексеем домой, издали высматривали старую чинару, на которой обязательно в это время висели Маруся с Юликом, ожидая их возвращения. Вечерами они частенько отправлялись гулять по городу – Юлиан верхом на плечах отца и Ася с Марусей.

Однажды Зульфия принесла из города новость – Арсланбек бежал.

– Куда бежал? – не поняла Ася. – Откуда бежал?

– Взял старшего сына и ушел за перевал. А всех жен оставил. В его доме теперь стон стоит.

– Как же так? Пятерых жен с детьми оставил, пусть как хотят?

– Ну да. Жену-то он себе новую возьмет, а сын – наследник. Их было два наследника в семье – Исламбек и Арсланбек, а теперь Исламбек расстрелян, остался один Арсланбек. Арсланбек стал главным. Забрал золото семьи, спрятанное в горах, и ушел за перевал.

– Ловко.

Впрочем, бегство Арсланбека несколько успокоило Асю, у которой из головы не шли слова Исламбека о мести. Отряд разгромлен, брат убежал – мстить некому. Страх уже несколько притупился и стал забываться, когда однажды вечером чинара возле дома Зульфии оказалась пуста.

У Аси сердце кольнуло. Никогда мальчик не пропускал момент их возвращения. Что-то случилось.

– Бегают где-нибудь, – предположил Алексей.

Она ничего не сказала, но когда во дворе им навстречу выбежала перепуганная Маруся, Ася поняла, что предчувствия не обманули.

– У Юльки жар! – выпалила Маруся. – Весь горит и дышит тяжело!

Юлиан лежал на сундуке, покрытом одеялом. Рядом сидела Зульфия, прикладывала к лицу ребенка мокрое полотенце.

Увидев мать, мальчик молча протянул руки. Из его груди вырывался сиплый хрип.

Ася держала сына за горячие ладошки.