— Все нормально, — повторяет Иван.

Губы слушаются. Голос слушается. Боли нет. Пока нет?

Иван открывает глаза. Медленно приподнимает веки.

Свет.

Свет не хлынул в него — медленно просочился, медленно, так же медленно, как Иван открыл глаза.

Белый потолок.

Иван моргнул, потолок исчез и снова появился.

Хорошо.

— Все нормально, — повторил Иван.

— Я выйду, — сказал незнакомый голос, — но у вас всего пять минут.

Тихие шаги, легкий, еле слышный скрип закрывающейся двери.

— Привет.

Это голос Круля. Что он здесь делает?

Иван снова открывает глаза, смотрит вправо. Стена. И дверь. Белая дверь в белой стене.

Иван смотрит влево — белая штора закрывает окно. Но сквозь нее проникает белый ровный свет.

Темный силуэт на фоне шторы.

Глаза снова закрылись.

— Как дела? — спросил Круль.

— Нормально, — ответил Иван. — Что ты здесь делаешь?

— Я? — говорит Круль, и в голосе его звучит удивление. — Действительно… Если честно, я и сам толком не понимаю, что здесь делаю…

Иван осмотрелся внимательнее — рядом с кроватью, на которой он лежал, возвышалась стойка с капельницей.

Трубочка тянулась к его руке. В пластиковом пакете в бесцветной жидкости лениво, по одному, всплывали пузырьки воздуха.

— Это я в больнице? — спросил Иван.

— Нет, в геенне огненной, — быстро отрезал Круль, потом хмыкнул и сказал уже нормальным тоном: — Конечно, в больнице. У врачей. Уже вторую неделю. Я, честно говоря, не думал, что еще раз смогу с тобой поговорить. Удовольствия, правда, никакого, но чувство выполненного долга наполняет все мое существо приятным теплом.

— От тебя воняет серой, — сказал Иван. — Наверное, мне нужен свежий воздух.

— Угу, — кивнул Круль. — Нужен. Ты его вдыхал еще и через четыре дополнительные дырочки — две проникающие и одну сквозную.

— Получается три.

— Получается идиот, — Круль с жалостью покачал головой. — Сквозное ранение засчитывается за две, вход-выход.

— Ладно, уговорил… Но воняешь ты совершенно конкретно… Я в рейде вроде как пообвык, но сейчас…

— Не за что, приходите еще, — сказал Круль. — Не нужно благодарностей.

— За что?

— За то, что я тебя вытащил из-под огня, подцепил-таки пулю в мякоть плеча, почти сутки волок тебя по пустыне, но все-таки вытащил, а врачи ни с того ни с сего тебя взяли и спасли. За это благодарить уже не нужно?

— Спасибо, — сказал Иван. — Только тебе с этого что? Спасибо — спаси Бог. Тебе это не грозит. Благодарю — благо дарю, опять-таки, не для тебя.

— Для только что пришедшего в себя ты слишком болтлив. Спишем на лекарства и послеоперационный шок.

— Послеоперационный?

— Именно. Пуля дошла до сердца. Чуть-чуть — и все. Врач сказал, что даже миллиметр в сторону привел бы тебя к летальному исходу. Одна пуля прошла навылет плечо, вторая — легкое. Ты должен был умереть, но остался жив. Зачем, спросим мы, но ответа так и не получим.

— Из вредности, — сказал Иван. — Из сволочизма характера.

— Самое достоверное объяснение. И как мне это самому в голову не пришло…

Они помолчали.

Иван снова обвел взглядом палату. Что-то тут было не так. Два раза он лежал в госпитале Конюшни, вроде все так и выглядело. Но что-то мешало принять палату как помещение в Конюшне.

Запах? Лекарство смешанное с серой. Пока рядом Круль, чистого лекарственного запаха Ивану не унюхать. Как бы ни старался кондиционер возле окна.

Окно.

Обычное окно. Широкое. Стандартное. Госпиталь Конюшни построен относительно недавно. Сходится.

Но что-то не так именно с окном. Что-то не так возле него. Иван перевел взгляд на дверь. Обычная дверь. Теперь дальше, против часовой стрелки, белая стена. Возле нее — столик на колесах и стул. Далее, стена с окном. Четвертую стену Иван лежа не видел, а приподниматься с подушки — не хотелось. Мутило от одной мысли об этом.

— Твое время еще не вышло? — спросил Иван. — Врач вроде сказал, что у тебя пять минут…

— Наверное, еще нет, — Круль улыбнулся обычной улыбкой, без двойного дна. — Я тебя, кстати, тоже поблагодарить хотел. Ты меня там к земле прижал, если бы не ты, я бы схлопотал пулю из «аргумента». Спасибо. В твоем случае это слово работает.

— Это я не подумавши. Придушить хотел, но рука соскользнула, а потом уже было некогда.

— Я так и понял.

— Правильно понял.

И все-таки что-то было не так в палате. Что-то не так… И эта неправильность зудела где-то за глазами, внутри черепа, не давая успокоиться.

— Я заодно хотел сдержать слово, — сказал Круль. — Я обещал рассказать тебе о своем основном задании в этом рейде. Помнишь?

— Помню, — ответил Иван. — В принципе, уже не так интересно, но если ты настаиваешь…

— Меня вызвали к шефу…

— К Главе Службы Спасения? — вяло заинтересовался Иван.

— К Шефу, — сказал Круль и сделал многозначительное лицо. — Ну…

Круль показал глазами себе под ноги.

— Не темни, у меня соображалка еще не включилась.

— И не включалась никогда, но не будем о грустном. Вызвал меня Дьявол и отдал приказ, — лицо Круля стало серьезным, даже постоянный насмешливый огонек из глаз исчез. — Приказал он мне отправиться в рейд с твоей группой и обеспечить безопасность.

— Группы? — зачем-то спросил Иван.

— Тебя. Командира рейдовой группы специального агента и так далее и тому подобное, Ваньки Каина.

Иван помолчал. Вздохнул и снова помолчал. Круль терпеливо ждал.

— Ладно, — сказал Иван, — сдаюсь. Где шутка?

— Какая шутка? Мне так совершенно не смешно. Я трижды спасал тебя, схлопотал в результате пулю и не знаю, зачем я это сделал.

— Пулю схлопотал?

— И это тоже. С моей точки зрения, нет в тебе ничего интересного — типичный тупой опер из Конюшни. Реакция лучше соображения, рефлексы лучше реакции, а самый востребованный внутренний орган — печень. Потом, по мере снижения важности, желудок и елда, извините за выражение. Какого хрена я должен был из-за тебя рисковать? Объяснишь?

Первое, что захотелось Ивану, это послать посетителя подальше. Чем дальше, тем лучше. Второе — просто рассмеяться ему в лицо, продемонстрировать, что история Ивана не потрясла, а Дьявол в роли защитника вместе с Крулем в качестве ангела-хранителя впечатления не производили.

Врать нужно качественнее, хотел сказать, но замер с приоткрытым ртом.

Так вот что не давало ему покоя. Госпиталь находится в Конюшне, во внутреннем периметре. Когда Круль должен был принимать участие в совещании, специально для него всех собрали за периметром.

Каким образом предавшийся попал в госпиталь? Ради боевого содружества, возникшего в ходе рейда? Как же, как же… И он не слишком большая шишка, и Иван невеликий начальник, чтобы ради них менять основные правила внутреннего распорядка.

Это не госпиталь? Тогда что? Где еще Конюшня могла найти безопасное место для раненого опера? Такое, чтобы ни галаты, ни сатанисты его не достали. Иван задумался, но в голову ничего толкового не пришло.

Круль молча смотрел на Ивана, явно дожидаясь, пока тот закончит свои размышления и придет хоть к какому-нибудь выводу.

Дверь, стена, еще стена… Предавшийся в качестве посетителя.

Голова начала кружиться. Этот запах серы — вонь предательства и подлости.

Дверь, стена, окно. Окно… Да не окно, не оно. Угол возле окна. Красный угол. Входишь в комнату, стена напротив двери, правый угол. Там всегда висит икона. Должна висеть. Особенно в госпитальной палате.

А тут ее нет.

Иван почувствовал, что кровь отлила от лица.

— Где я? — спросил Иван дрогнувшим голосом.

— Ты — в клинике Центрального офиса Службы Спасения в Иерусалиме, — ровным голосом нейтральным тоном сообщил Круль. — У меня не было времени тащить тебя в Конюшню. Ну и все знают, что у нас медицина покруче будет. Вы больше печетесь о душе, а мы о теле.

Иван сжал под одеялом кулаки.

— Ты хочешь сказать, что я согласился на медицинскую помощь от вас?