Пир удался, а разговор - нет. Кобырь надувал щёки, принимал гордые позы, речи вёл туманные, "со смыслом". Роман заскучал на пятой минуте - и так ясно, хотят дармового оружия и военной науки. С их точки зрения, Шишагов обязан по-братски поделиться, нормальные же ребята, пришли как люди. Уважь! На случай, если колдун сволочь, нормального обращения не понимает, запаслись выгодным предложением - пусть поможет подмять под ватагу один из поморянских родов. Всего работы - сотню или две тамошних мужичков вырезать, освободить правильным бойникам место. А они, как нормальные пацаны, отдадут половину скотины Шишагову. Своих сил ватаге не хватает, а вместе с Романом - раз плюнуть.

   Когда ватажок выкладывал свой гениальный план, такая тоска взяла Романа, хоть вой. Захотелось придушить хитроумного собеседника - ему ведь ничего не объяснить. Знает, что прав, и всё тут. Аргумент один, зато непробиваемый: "А мне надо". ЕМУ надо, а на остальных плевал Кобырь с высокой колокольни. Поэтому сидел Шишагов, кивал в нужных местах, дожидаясь, когда ватажок иссякнет. По сторонам смотреть не забывал. Сглупил собеседник, хотел Шишагову пыль в глаза пустить, силу ватаги показать. Лучше бы один пришёл. Его люди с Ромиными вперемешку оказались. И тоже разговоры ведут. Даже у Ваги собеседник нашёлся, причём внимательный. Ого! Вага вышел в боевой режим, и тут же обратно. А чуть позже - ещё раз, видно, по просьбе собеседника.

  - Нет, Кобырь, не пойдут мои люди невинных людей резать, чтоб тебе сладко жить было.

  - Почему?- отказывается понимать ватажок.

  - Потому что я запрещу. Не для того учил.

  Эк, тебя, болезный, проняло - чуть не обратился. Да не красней ты так, инсульт штука неприятная, в здешних краях наверняка не лечится. Вот, молодец, продышался. Теперь наверно, пугать будешь.

  - Ты, хозяин, думай, что кому говоришь!

  Подался вперёд, слова сквозь зубы цедишь. А слово "хозяин" выплюнул, будто ругательства грязнее на свете нет. Вот ты какой, на самом-то деле.

  - В пуще поселился, на НАШИХ землях! Хозяйство завёл, коров с овечками! Торг ведёшь! Того и гляди, поля засевать станешь. Баб набрал полный двор, а ведьмы ни одной нет! В пуще решил свой род завести? Не выйдет, наша в лесу сила!

  Роман спокойно взял ватажка левой рукой за запястье.

  - Вынь свою руку из моей.

  Кобырь ждал в ответ крика, брани, отвечать готовился, и спокойная речь сбила ему настрой.

  - Смелей, медведь, или вся сила в голос ушла?

  Бойник рвёт руку к себе, с умом - выворачивая против большого пальца держащей ладони. Не помогло, руку будто в колодку заковали. Рванул ещё раз, потом второй рукой ухватился - не вырваться. А колдун сидит с каменной рожей. Потом пальцы разжал, выпустил.

  - Ты, Кобырь, мне не страшен. Твою ватагу я один положу, если сочту нужным. Может Вага помочь захочет, тогда быстрее управимся. И от всех бойников говорить не смей, ты сам по себе пришёл, потому что Староха с тобой нет. Запомни сам, остальным расскажи - те, кого я учу, со мной и остаются. Лихих ребят в пуще и без моей науки хватает.

   Роман повернулся так, чтобы слышали все собравшиеся, заговорил в полный голос:

  - Кто хочет своим трудом жить, добро пожаловать. Как мы живём, видели все. Тех, кому пожива нужна, не зову, нет здесь для них места.

  Кобырь вскочил, как ошпаренный, увёл ватагу в ночную пущу, без огня. Силён, гад, и ватага хорошая. Надо понимать, не вернётся, но врага Роман себе нажил. Стоило бы убить, но повода не было. Свои не поймут, и совесть замучает. Пусть уходят.

  Через три дня к Роману пришли восемь человек из ватаги Кобыря. Без оружия, с одними ножами. Пятеро старших, у трёх усы едва пробились. Те, кому "на пенсию" пора, и те, что ещё не привыкли к лесной вольнице. За главного - второй оборотень.

  - Вот, пришли мы. Возьмёшь?

  - Возьму.

  - И это, научи меня, чтобы как Вага, а?

  Роман кивнул - куда деваться, буду учить.

  Глава 8

  Удар, хрип и звук падающего на землю тела. Ещё одному неудачнику не повезло, лёг в травы неопрятной кучей, разбросал в стороны щит и копьё, пытается дотянуться скрюченными пальцами до торчащего из спины оперённого древка. А стрелы дождём сыплются на рвущуюся к лесу хору, вязнут в щитах, со звоном отскакивают от шлемов. Когда находят дорогу к мягкой человеческой плоти - раздаётся крик. Хоринги сжались за щитами, стараются быстрее добраться до деревьев - привыкли за долгие месяцы этой подлой войны, когда трусливый враг вместо того, чтобы честно встать щитом к щиту, пускает в спины свистящую смерть. В засаду попала опытная хора, обстрелянная. Раненые держат место в строю, выпасть из-под стены щитов - смерть, стрелы сбродников легко пробивают доспех из толстой дублёной кожи. Могут отскочить от панциря с чешуёй из металлических пластин, но сколько тех панцирей? Не у каждого хорунга найдётся. Удар в щит, острое жало наконечника наполовину вылезло с его обратной стороны, Алед Торопливый запоздало отдернул голову.

  Одно время уже казалось - победа близка. Целый месяц на скандов падали стрелы с каменными наконечниками, которые не пробивали доспехов. Тогда удалось поставить несколько крепостей вдали от побережья и здорово потрепать лесных стрелков. А потом наконечники стрел стали стальными, и за каждый выход в пущу пришлось платить большой кровью.

  Проклятых лучников самое большее десяток, но мерзкое оружие заставляет сбиваться в плотную кучу впятеро большее число скандов. Ничего, лес уже близко, укрываясь за толстыми стволами можно развернуться и попытаться окружить отродье змеиного бога. Иногда это получается.

  Хора не добежала до леса шагов двадцать - стрелы полетели со всех сторон, те, что летели навесом в спины, выбили из строя сразу несколько человек. Закрыть прорехи сканды не успели, в бреши прицельно ударили лучники, и наземь рухнуло ещё несколько человек. Строй распался, и во фланг бегущей к лесу толпе вылетели дождавшиеся своего часа дружинники Гатала. Крупные кони, укрытые попонами из лоскутов толстой кожи сбивают пехотинцев с ног, закованные в бронзовую чешую всадники ловко орудуют длинными копьями. Те, чьи копья застряли в телах, тащат из ножен длинные мечи, и рубят с коней, не спешиваясь. Стрелы продолжают лететь.

  Когда последние сканды падают, конница уходит, а из подлеска выбегают сбродники - потерявшие свои селения нищие рыбаки и охотники. Жадно хватают копья, щиты, обшаривают трупы, не забывают добивать раненых. Стаскивают шлемы и доспехи, пояса и обувь - уничтожить целую хору сбродникам удаётся нечасто. Обобрать всех не успевают - наблюдатели подают сигнал о появлении ещё большего отряда врагов. Мародёры в спешке подбирают всё, что успели ободрать, и бегут к лесу.

  Пробитого тремя стрелами, но ещё живого Аледа запоздавшие с подмогой хоринги вытаскивают из-под кучи неободранных трупов. Повезло.

  ***

  Жарко. Воздух даже по утрам не несёт свежести, неподвижный и напитанный запахами разогретого соснового леса, он укрыл окрестности тёплым тяжёлым одеялом. Хочется забраться в реку и сидеть до вечера. Вода в Сладкой похожа на парное молоко, но после купания людям становится немного легче. Коровы, и те стараются не вылезать из реки, жуют жвачку, стоя по брюхо в воде. Людям такое счастье недоступно - жнивень не зря так называется. Хоть и не сеяли в этом году на Сладкой хлеба, а поработать пришлось - рубили амбары, копали и обкладывали кирпичом погреба. Боги надоумили Романа скупить весь хлеб, до которого удалось дотянуться.

  Поднимаются по обмелевшей речке груженые лодки, сыплется в пахнущие стружкой засеки зерно. Хоть и много нынче народу живет в селении, страшно подумать - собралось больше сотни человек, им такого запаса хватит на несколько лет, даже если каждый день подкармливать скотину. И подкармливают, лошадей - обязательно, коровам достаются запаренные отруби, хоть и не часто. Бабы да девки коробами таскают из лесу дикую ягоду, груши и яблоки, сушат, ссыпают в корзины и мешки, под стропилами для них скоро не останется места. Около новых кирпичных печей гроздьями висят плетёнки лука и чеснока, а Шишагов недоволен - мало. Рядом с лесопилкой с утра до вечера стучат деревянные молотки, шоркают рубанки - новенькие бочки, бочонки и кадушки недолго стоят без дела. Их наполняют грибами, свекольным листом, а то и солёным маслицем, скатывают в погреба, рядами выстраивают вдоль стен. Соль нынче вздорожала - война закрыла купцам короткую дорогу, а куда денешься, купишь, без неё не обойтись.