Йошт нехотя оторвался от такого богатства оружейного дела, как вдруг согнулся пополам, сердце ухнуло куда-то в желудок, по спине побежали крупные, размером с воробья, мурашки. Его взгляд споткнулся о стоящую неподалеку повозку синьского купца, рядом возле лотка с тканями застыли его желтолицые воины, узкие щелки глаз окатывают округу.
Венед нервно сглотнул, вспомнил наказ воеводы и незаметно шмыгнул с площади.
В нос бьет пьянящий запах жареного мяса, Йошт от удовольствия аж зажмурился, рот наполняется слюной, живот сводит от голода. Йошт огляделся и совсем рядом приметил корчму в два поверха, на входе стоит прочная коновязь, прямо над входом горят два крупных масляных фонаря.
Йошт быстро юркнул к корчме, высунулся через порог. Внутри рядами стоят дубовые столы и лавки, на них устроились купцы, что-то тихо обсуждают, чумазые ремесленники торопливо лопают щи из глиняных горшков, воины громко стукаются чарками, размахивают во все стороны чубы, смеются, довольно чавкают.
Между столами снуют безусые отроки в белых фартуках, в руках чарки пахучей медовухи, бутыли ароматного вина, горшки с кашей на медных подносах. В дальнем углу рядом со стойкой корчмаря на открытом огне жарится тушка кабанчика, капли жира срываются на уголья, те грозно шипят, бросаются струйками пара, воздух в корчме наполнен разными запахами, но этот перебивает все и ползет на улицу, лучше всякого зазывалы завлекает под своды корчмы новых клиентов. Йошт облизнулся.
Вдруг Йошт взглядом напоролся на высокого воина в дорогой кольчуге, в центре блестит железное солнце. Шлема нет, тускловатый свет падает на покрытую испариной бритую голову, белокурый чуб лисьим хвостом ниспадает на плечо.
Взгляды их встретились. Несколько мгновений они смотрят друг другу в глаза. Внутри венеда жутко похолодело, губы сжались, стали белыми, глаза страшно вытаращил. Один из их старших дружинников тоже узнал рыжеволосого карпенца, глаза – в недоверчивом прищуре. Он поднялся со скамьи и медленной походкой направляется к выходу, сапоги звонко чеканят по дощатому полу.
Йошт стрелой вылетел из корчмы, устремился вниз по улице, обернулся. Дружинник медленно идет за ним, след вслед. Венед, бросаясь проклятиями, бестолково озирается по сторонам. На его спасение рядом возле колодца толчется народ, громыхает ведрами. Йошт шмыгнул в пеструю группу людей, едва не столкнулся лбом с каким-то хмурым детиной, тот грозит кулаком, больше походившим на бочку. Дернулся в другую сторону, случайно подтолкнул какого-то седоволосого старика в выцветшей рубахе, но вовремя ухватил его за шиворот, не дал упасть. Мужик состроил недовольную гримасу, отчего его изборожденное морщинами лицо превратилось в сморщенную грушу, брошенную на жаркие уголья, зло сверкает глазами. Йошт неуверенно улыбнулся, будто извиняясь, и тут же исчез в толпе.
Венед обернулся, дружинник застыл посреди дороги, руки в бока, жадно вглядывается в стороны.
Йошт облегченно вздыхает, но тут же дрожь ударила волной – дружинник приметил венеда и, ускорив шаг, направляется к нему. Венед воротит голову по сторонам, по лбу скользит соленая струйка. В голове молотом бьет строгий голос воеводы.
Йошту опять повезло – недалеко ползет вниз по дороге крытый фургон кукольника – того самого, с площади. Йошт со всего маху влетает внутрь фургона, под ногой что-то с треском лопнуло. Венед вжал голову в плечи, старается не дышать, всматривается в темноту. Вроде никого.
– Ну погоди, сволота!.. – услышал Йошт гневный вскрик. – На глаза попадешься – пожалеешь, что родился!
Дорога пошла вниз, колеса скрипят, легонько подпрыгивают на камешках.
Рыжеволосый венед прильнул к грубой материи фургонного навеса, осторожно отодвигает край, сквозь крохотную щель глаза жадно вонзаются вдаль. Точно – никого.
– Уф! Пронесло… – облегченно выдохнул беглец, пальцы размазывают по лбу капельки пота.
Вдруг из переулка выныривают два высоченных стража, с усилием за шкирку тащат двоих – один длинный и худой как жердь, другой с большим уродливым рубцом во всю щеку.
Долговязый упирается ногами, его волокут за шкирку, орет похабщину и огрызается, тут же получает пинок. Паренек со шрамом не сопротивляется, идет смирно, угрюмо смотрит под ноги.
– Попались, голубчики! Вот потеха-то на сон грядущий будет. – С издевкой хихикнул про себя Йошт.
Он довольно цокнул, представляет как этих двоих поднимут вверх голыми задницами и на смех другим будут сечь наотмашь, те будут корчить рожи от боли и стыда. Но потом осекся:
– А мне с утреца… Дернул бес залезть в эти Три поля!
И с головой зарылся в пахнущем мышами и краской тряпье.
5
Острая боль ножом вонзилась в затылок – повозка споткнулась о камень. Венед, прогоняя остатки дремоты, осторожно щупает быстро набухающую шишку, кривит губы.
Фургон наклоняется вбок, поворачивает. Молодой воин из Карпени отодвинул краешек навеса, выглядывает наружу, дорога узкой колеей уползает вниз, петляет между берез, плетеных заборов, обходит стороной огороды и цветники.
Йошт в один прыжок очутился на пыльной тверди, оглядывается по сторонам. Вокруг невысокие деревянные срубы вперемешку с глинобитными избами, соломенные крыши горят оранжевым пламенем в свете заходящего солнца. За постройками тянутся огороды, яркими пятнами вспыхивают садики цветами, в глазах рябит от разноцветья. Пахнет скошенной травой и конским навозом.
На улочке пустынно, несколько полусогнутых фигур чернеют в овинах, подкидывают пуки сена коровам, другие закрывают на ночь курятники, третьи гремят ведрами, таскают воду в дом. До уха доносится повизгивание поросенка, ленивый лай одинокой собаки.
Уже темно – хоть глаз коли, а Йошт в нерешительности переминается с ноги на ногу. Обратной дорогой идти боязно, обязательно сцапают не свои, так городские, никому не понравится шастающий в ночи чужак.
Венед быстрым шагом топает по разбитой телегами тропе, она сползает вниз, исчезает в темнеющей рощице. Рыжеволосый карпенец силится вспомнить, с какой стороны городского холма бьет тот самый родник, что ведет прямо к купеческому лагерю.
Березовые стволы вперемешку с молодым дубняком молчаливо провожают венеда, с каждым шагом он ощущает вопросительные взгляды на затылке, не деревьев ли? Йошт часто оборачивается, но позади лишь утопающие во мраке безмолвные стволы да кустарник.
Тропа под ногами так и норовит убежать куда-то в сторону – то исчезает, то вновь неожиданно выпрыгивает из кустов орешника. Воздух в роще как будто загустел – хоть руками разгоняй! – однако в груди приятно щекочет, словно глотаешь морозный дух.
Тишина вокруг пугает, даже трава под ногами не шуршит.
Йошта клонит в сон, отяжелевшие ноги едва слушаются, будто к ним приковали пудовую гирю, цепляют корневища.
Венед трясет головой, пару раз звонко щелкнула пощечина, на мгновение в голове прояснялось, но потом вновь сонливость накатила мощной волной. Йошт с трудом сделал пару шагов и без сил рухнул в траву, земля показалась мягкой, как пуховая перина.
Перед глазами колыхнулся воздух, пошел кругами, как от брошенного в воду булыжника. Дымка перед глазами вновь дернулась, и теперь Йошт с удивлением видит родную избу, на крылечке старший брат чинит орало, рядом крутятся малолетние сестры, разлетаются во все стороны длиннющие косы. Из окошка плывет сытный дух, матушка печет пироги с клюквой.
Картинка содрогнулась, почернела, стала сворачиваться, будто кусок бересты от сильного жара. Вспыхнула бескрайняя степь, к небу столбом поднимается пыль от тысяч конских копыт, крики, гиканье, протяжно заревела походная труба.
Ей вторит еще одна, потом еще и еще… Внезапно перед глазами всплыло добродушное мужское лицо. Отец? Йошт глядит на кивающее лицо, оно сдержанно улыбнулось, подмигивает.
Впереди шагают ровным строем воины. Бесконечной колонной тянутся вперед, туда, где кружатся в дикой пляске кони, ослепительно ярко взрываются всполохи огня, к небу тугими жгутами поднимается жирный дым.