А вот здесь вот — все не так…
Если на Кавказе существует культ силы и справедливости — то тут существует культ притворства и лжи. Николай был своим — но лгали даже ему, причем иногда без видимой на то причины, просто лгали и все, наверное, уже не умели по-другому. Первоначально это раздражало до бешенства… но пришлось смириться — народ не переделаешь. Это был, видимо, отголосок еще крестовых походов — правда теперь, арабы лгали и друг другу. Еще тут воровали… нужно было постоянно следить за своим бумажником, своим снаряжением, своей машиной… пропадало все, буквально в секунду. Могли украсть часы с руки. Самое интересное — здесь это считалось нормальным и осуждению не подвергалось, несмотря на то, что по шариату за воровство полагалось отсечение кисти руки.
В общем… весело тут было…
На горизонте — отсветом полыхнули фары.
Николай насторожился. Отсвет повторился — как минимум одна машина шла, переваливаясь на ухабах, свет фар иногда упирался в небо.
Он дернул за тонкую леску один раз… леска была самым надежным способом оповещения, духи были не дураки, они слушали эфир и даже щелчок тоном рации — мог их насторожить. Леска была легкой, она почти ничего не весила и могла пригодиться в десятке разных ситуаций. Один рывок — приготовиться, два — вижу цель, готовность, три — отбой…
Машины выползли из-за поворота… дорога здесь вихляла узкой, каменистой змеей между валунов и по низинам… и тут Николай начал понимать, что конвой — намного больше по размерам, чем они предполагали. В нем были грузовые машины, самые настоящие армейские грузовики, которые могут везти прорву людей и имущества в отличие от маленьких пикапов «Мицубиши» и «Тойота», в кузовах которых могли разместиться шестеро или четверо с пожитками. Один… два. Два носатых армейских грузовика, скорее всего американское старье или новый Китай и пикапы… И еще одна хрень. Головной пикап был выполнен как примитивный гантрак — самодельное бронирование кузова и пулемет ДШК с местом пулеметчика, защищенные самодельным вращающимся щитом. Обычно, когда караваны идут по свой территории — такие машины их не сопровождают… а тут она была, да в сочетании с двумя армейскими грузовиками.
Николай не раздумывая, дернул леску три раза. Пропускаем… нечего и думать. О такой караван можно было обломать зубы и потерять всех людей.
Ждать следующего?
Николай не рискнул пошевелиться, чтобы посмотреть на часы — но по его прикидкам время было — между часом и двумя по местному времени. К границе они подойдут часа в четыре. Там сделано минирование, выставлены посты — но это ни хрена не значит, где-то уже договорились, иначе бы не шли. Там — они по-быстрому перейдут на другую сторону, там их уже будут ждать ливийские машины и где-то с рассветом, они будут в ближайшем лагере беженцев. И люди и груз. А потом — они уже растекутся, пойдут по местам, куда намечали, часть останется здесь, часть пойдет на Запад, чтобы присоединиться к ведущейся там борьбе. Египетские братья-мусульмане были тоже не дураки, они не ставили все ставки на одно поле… далеко не все исламисты действовали на востоке страны. Еще больше — действовали на западе, в центре, в зоне объединения Варфалла. Там — в отличие от племени Каддафа всегда находились люди, мятежные власти, там осели немало боевиков-исламистов, в том числе и тех, кто отбывал наказание в Гуантанамо за терроризм. Восстание должно было начаться не здесь, в зоне примитивных Каддафа, которые просто хотели вернуть все как было или просто получать доходы от нефти. Оно должно было начаться в Триполи, бывшей столице, где в ожидании гуманитарной помощи скопились беженцы, где был интернет, и где единственно что работало как следует — так это мечети и исламские фонды, закупающие и распределяющие продовольствие без лишней, типичной для ООН бюрократии. Оно должно было начаться на западе страны, где скопилось большое количество людей, которые считали, что их обманули, что революция не дала им того, что они хотели — они хотели власти и справедливости, а оказались без работы и никому не нужны. Это и был хворост исламской революции, хворост, обильно политый жирной ливийкой нефтью и…
Там, на дороге, куда ушла колонна — раздался взрыв, затем еще один. Словно спохватившись, заработали пулеметы.
Вляпались!
О том, что ливийцы Омара не справятся с таким противником — Николай не сомневался ни разу. В лучшем случае, им удастся выбить половину за счет эффекта внезапности — после чего у противника все равно останется троекратное численное превосходство. Для спецназа сороковой армии — вполне нормальный расклад, можно дальше воевать, тем более местность благоприятствует. Но так как и с той и другой стороны были арабы…
Уже не рассчитывая на преимущества своей защищенной позиции — Николай встал и бросился бежать вниз по пологому, длинному склону, молясь всем богат о том, чтобы не сломать ногу и не наступить на что-нибудь. Например, на змею — а змеи здесь были. Или на мину… минные поля были западнее и севернее… но чем черт не шутит. Карт минных полей здесь никогда не составляли, делали, что Аллах на душу пошлет.
Так… ага.
Одна из машин, небронированный пикап, идущий замыкающим, резко сдавал назад, в кузове в полный рост стоял боевик, он вел огонь из пулемета, оперев его сошками на крышу кабины, слева, прикрываясь машиной, отступали еще двое и один или два были в кабине. Времени было всего несколько секунд, Николай плюхнулся на задницу — необычная, но удобная на наклонных поверхностях стрелковая стойка, позволяющая стабильно расположить винтовку. Цевье он опер об колено, впереди прихватил за ремень, наклонился вперед, чтобы компенсировать отдачу…
Боевики умерли, даже не поняв, что происходит, машина прокатилась назад еще метров десять и остановилась, перекрыв дорогу. Глушитель скрал звуки выстрелов, термооптический прицел был румынским, но хорошим, с французской матрицей. Николай заметил еще двоих боевиков и убил их прежде, чем кто-то начал соображать, что произошло.
В следующую секунду — оглушительно громыхнуло, шар огня и дыма распух во все стороны, перевернул набок только что остановленную им машину, ударная волна достала даже его. Он хватанул воздух, горячий, пахнущий сгоревшим бензином и взрывчаткой и понял, что в схватке наступил перелом. Встал, и побежал дальше, рассчитывай выйти на позицию, с которой дорога будет простреливаться полностью и он сможет записать на свой счет еще несколько бородатых уродов. Если после детонации всего этого добра кто-то остался в живых…
Склон — был завален горелыми обломками, внизу, на дороге — на месте одного из грузовиков была воронка, остальные обгорели и были раскиданы во все стороны, мало что там можно было опознать. Неслабо досталось и ливийцам — на шестнадцать человек девять погибших.
Сил для мата — у Николая уже не осталось. Приближался рассвет.
— Отойдем — он кивнул полковнику Омару, оставшемуся в живых, но сильно обжегшемуся.
Полковник подошел. Николай не стал его бить кулаком, на глазах у подчиненных это было недопустимо. Но коленом в пах отвесил знатно — тот зашипел от боли и едва удержался на ногах.
— Какого хрена вы творите, что в башку въедет? Какого хрена ты не подчиняешься приказам? Что, шахидом стать захотелось…
— Но рафик Николай, настоящий воин не отступает перед врагом. Заступничеством Аллаха, мы победили…
— Да. Только не забывай, что у них — Николай кивнул в сторону искореженных машин на дороге — может быть больше заступничества Аллаха, чем у нас. А ты — потерял девять человек, большую часть своего отряда, твою мать. Что ты скажешь их родным?
— Что они умерли как подобает воину и мужчине, рафик Николай.
Да… А ведь это здесь — реально прокатит. У нас — всех долбают насчет потерь, командиры теперь считают, что лучше не выполнить задание, чем даже просто рискнуть получить какие-то потери, тем более безвозвратные. Он знал случаи, когда командиры разведгрупп, отходя от ПВД [100]на километр — другой останавливались на лежку и так и лежали все время, а потом возвращались и докладывали о проведенном патрулировании. Некоторые козлы еще умудрялись и боеприпасы под боеконтакт списать, а потом продать, было и такое. А здесь… нет, здесь такой хрени и близко нет. Что с той, что с другой стороны — все всерьез, и если кто погиб — значит, погиб как мужчина, ему рай и все такое. Вот эта разница — неготовность терпеть даже единичные потери у одних и готовность класть на алтарь тысячи, десятки тысяч, год за годом, год за годом — и обуславливает все то дерьмо, какое сейчас есть в Афганистане.