Масла в этот наступательный порыв молодых генерал-адъютантов царя подлили две поездки посланца французского императора генерала Р. Савари в Главную квартиру союзной армии (с предложением о перемирии и личной встречи Наполеона с Александром I). Его появления и высказанные им предложения воспринимали как боязнь и неуверенность Наполеона в своих силах. Российский император также направил к Наполеону своего генерал-адъютанта князя П.П. Долгорукого, который считался лидером «русской партии» в военных кругах и одним из главных сторонников наступления. Эта знаменитая встреча в том или ином виде описана почти всеми историками, как достоверный «анекдот». И на самом деле самонадеянный Долгорукий вел себя настолько надменно и вызывающе по отношению к «маленькому человечку, очень грязному и чрезвычайно смешно одетому» (в котором не сразу признал французского императора) и выдвинул такие требования, что прикинувшийся смиренной «овечкой» Наполеон, позднее вспоминая о беседе с этим высокомерным «ветреником» и «шалопаем», рассказывал с улыбкой, что русский посланец «разговаривал с ним, как с боярином, с которого сейчас снимут шубу и сошлют в Сибирь». Откровенное притворство, показной страх и колебание также были восприняты как свидетельство безнадежной ситуации французской армии. Долгорукий доложил, что Наполеон боится русских и «довольно нашего авангарда, чтобы его разбить».

Самое парадоксальное, что после событий под Вишау прямого наступления на французов не последовало. Случись такое, это, наверно, стало бы благом для союзников. Но 17 (29) ноября русско-австрийская армия, вместо того чтобы прямо двинуться и атаковать неприятеля (до него оставалось 20 верст, то есть один переход), свернула с большой дороги на Ольмюц и двинулась влево, в обход Брюнна, с целью отрезать французов от коммуникационной линии на Вену. И целых три дня продвигалась, утопая в грязи поздней осенью, без продовольствия, проделав не более 40 верст по дурным проселочным дорогам, но кое-как вышла к Аустерлицу. Эти невероятные и путанные маршруты для колонн и распоряжения для маршей были составлены австрийцем Вейротером. При этом, добавим, царила явная бестолковщина и постоянная путаница из-за перетасовки полков из одной колонны в другую, что дало повод русскому командному составу не только для обоснованного недовольства, но и для обвинений в измене австрийского генерал-квартирмейстера. Об этом свидетельствуют многие русские мемуаристы. Вот как, например, оценивал эти трехдневные события А.П. Ермолов в своих воспоминаниях: «Расположение движений поручено было австрийскому генерал-квартирмейстеру Вейнроту (так автор назвал Вейротера. – В. Б. ). Мы делали небольшие марши, но таким непонятным образом были они расположены, что редко оканчивали мы их скорее десяти или двенадцати часов, ибо все колонны непременно одна другую перерезывали и даже не по одному разу, и которая-нибудь напрасно теряла время в ожиданиях»[52]. Можно также только согласиться с мнением военного теоретика Г.А. Леера, что, достигнув Аустерлица, «армия союзников вовсе не обошла правого фланга Наполеона, а только сосредоточила главную массу войск против этого фланга. Цели же обхода последнего предполагалось достичь в день сражения»[53].

Наполеон в Аустерлицком сражении. Гравюра XIX в.

Кроме того, именно эти три потерянных дня дали возможность Наполеону хорошо подготовиться к достойной встречи, в первую очередь подтянуть к Брюнну два корпуса (более 20 тыс. человек), приказав их командирам Даву и Бернадоту, не теряя времени, идти форсированным маршем на соединение к главным силам. Причем дивизии Даву прибыли из-под Вены только-только к началу сражения. В результате численность французских войск увеличилась до 75 тыс. человек, армия же Кутузова лишь незначительно превосходила эти силы, насчитывая до 85 тыс. русских и австрийцев.

В историческом прошлом мы можем встретить и проследить идеальные сочетания двусторонних событий, которые развертывались параллельно на встречных курсах и так же параллельно шли к логическому окончанию. Это относится и к конечному результату Аустерлицкой битвы. Причем стоит отметить, что каждый из противников был уверен в грядущей победе. Правда, у каждой из сторон были для этого свои основания, а данное обстоятельство только добавляет дополнительную интригу в описаниях историков. Вообще, в литературе бытует мнение, что Наполеон еще задолго до генеральной баталии заблаговременно подобрал для нее место, а заодно с этим разработал план, ставший затем после реализации образцовым и классическим для всех наполеоновских сражений. В данном случае стоит усомниться в подобной прозорливости, тем более что французский полководец известен в первую очередь как изобретательный мастер мгновенных импровизаций, умевший лишь по действиям противной стороны предугадывать обстановку и быстро комбинировать на полях сражений. Да и вряд ли он мог предвидеть, что все сложится так, как произошло на самом деле и на том самом месте, поскольку положение сторон постоянно изменялось и ситуация могла развернуться в любую сторону. На войне каждодневно один ум всегда соревнуется с другим. И в этом умственном соревновании полководцев даже при равных силах победа зависела от удачных ходов и неожиданных решений, как раз тем, чем прославился Наполеон.

Наполеон в Аустерлицком сражении. Гравюра XIX в.

Умение добиваться военного успеха напрямую было связано с искусством почти мгновенного расчета. Наполеон же, как внимательный и опытный шахматист, безусловно, рассчитывал свои возможные ходы и почти молниеносно реагировал на все действия своего противника, а вот противник допустил ряд явных оплошностей и грубых ошибок. При этом французский полководец постарался проникнуть в мысли своего противника – ставил себя на его место, учитывал его психологию, и это ему во многом удалось. Удалось заметить до очевидности простую комбинацию, которая могла вовлечь противника в явный грубый просчет или сбить с толку. При этом он проявил завидное терпение, заманивая русских в ловушку. Конечно, трудно заглянуть или проникнуть в тогдашние мысли Наполеона, как и любого человека (наивно пытаться вынести безапелляционный приговор путем постижения светом «научного разума» непроглядной бездны), но ясно, что от момента рождения и развития его замысла до его конечной реализации отделяло большое расстояние. Хотя возможно, что французский полководец задолго до всем известного события наметил удобную для него позицию под Аустерлицем, но окончательно выбрал место генерального сражения все же случай или стечение обстоятельств. Случай же, как известно, играет на войне очень большую роль.

Как свидетельствуют источники, приведенные в монографии О.В. Соколова, Наполеон по генеральной диспозиции, подписанной им вечером 19 ноября (1 декабря) 1805 г., то есть буквально накануне сражения, намеревался нанести главный удар не в центре (как имело место), а по северному флангу войск Кутузова и соответственно этому были сконцентрированы его силы[54]. Он сознательно отдал союзникам Праценское плато (доминирующую над всей равниной возвышенность в центре позиции) и первоначально решил, по-видимому, нанести удар в направлении правого фланга противника, чтобы сбить его с дороги Брюнн – Ольмиц, лишить коммуникаций с тылом и затем попытаться окружить его войска в районе Праценской высоты или же заставить отступать в любом направлении на юг или запад, что поставило бы армию Кутузова в почти катастрофическое положение. Лишь передвижения русских войск ночью 20 ноября (2 декабря) заставили Наполеона устными распоряжениями изменить дислокацию своих войск и направить на свой правый фланг часть сил для противодействия русским.