Для всех участников этой ситуации наступило трудное время.
Меир Амит, под презрительными взглядами своего штата в Мосаде ликвидировал скромный кабинет Харела и переселился в другое помещение, более соответствующее его вкусам — с деревянными панелями по стенам, дорогой мебелью и приемной с секретаршей. Все это противоречило спартанской традиции Мосада. Несмотря на то что Амит наладил дисциплину, восстановив субординацию, разработал ясные планы оперативных заданий и обеспечил Мосад современной техникой, ему не удавалось сломить пассивное сопротивление сотрудников.
Самым серьезным осложнением были взаимоотношения с Исером Харелом. Харел к новой своей роли был совершенно не приспособлен. Он был практиком, создателем планов операций и великолепным их исполнителем. Но в роли консультанта, который должен был давать оценку поступающим к нему материалам, быть при этом объективным и выносить решения в обстановке, постоянно чреватой конфликтами, — он никуда не годился. И Амит, и Ярив относились к нему недоброжелательно. Харел отвечал тем же и отыгрывался на том, что получал информацию от Мосада, минуя Амита, а иногда и раньше, чем он. Это еще более отравляло отношения между ними и, кроме того, все равно не давало Харелу возможности руководить Мосадом.
Амит реагировал по-своему. Особо ярых сторонников Харела он просто изолировал, пригласив на работу новых людей (часто это были бывшие сотрудники Военной разведки). Таким образом, Амит создал внутри Мосада замкнутый коллектив, исключив из него людей Харела.
Тем не менее ни Харел, ни Амит в этой битве за моральное превосходство победителями не стали. Но со временем в самом Мосаде более молодые сотрудники начали переходить на сторону Амита. Было совершенно ясно, что он стремится модернизировать несколько устаревшую систему Мосада. Кроме того, и сам по себе он был личностью яркой, человеком дела.
Мосад с самого начала недооценил Амита. Его сотрудники проглядели тот очевидный факт, что Амит обладал всеми качествами, которыми должен был быть наделен начальник Штаба израильской армии. Его никак нельзя было принять за очередного, сданного в архив генерала, который подыскивает себе теплое местечко.
В конце концов и в Мосаде стали понимать, что хоть Меир Амит и мало походил на Исера Харела, но, несомненно, он был достойным его преемником.
Старые сотрудники Мосада обнаружили, каким бы удивительным это им самим ни казалось, что генерал им нравится, что его оригинальные концепции вызывают у них живой интерес. Воодушевляло также и то, что с Амитом в состав Мосада вошло и знаменитое подразделение 131, выполнявшее особые операции. Амиту, правда, удалось этого добиться с трудом. Но то, что он управлял одновременно и Мосадом, и Военной разведкой, сыграло здесь решающую роль. Только поэтому смог Мосад получить в свое распоряжение эту оперативную единицу.
При Хареле в Мосаде царила атмосфера, для которой даже трудно найти подходящее слово. Отношения между людьми были скорее товарищески-дружескими, чем официальными. После его ухода такого больше никогда не было. Среди людей плохо знавших Харела немногие подозревали, что он умеет создать подобную атмосферу, столь благоприятную для работы и столь редко встречающуюся. При этом в спорах Харел никому не давал пощады, а по своим политическим воззрениям был крайне правым. Наряду с этим Харел был человеком чистой души и очень цельного характера. Его глубокая порядочность и честность, его высоко развитое чувство личной ответственности заставляли и его сотрудников стремиться к тем же душевным качествам. Собственно, потому Мосад при Хареле и был совершенно особой секретной службой. Однако Харел не закрывал глаза на то, что его профессия относится к разряду тех, что связаны с темными делами, но при этом он страстно надеялся, что его народ будет всегда следовать высоким нравственным стандартам как в частной, так и в профессиональной жизни.
Харел не любил брать на работу женщин, потому что понимал, что так или иначе, но они могут оказаться в ситуациях, когда придется прибегать к чисто женским приемам для достижения своих целей. Он просто был неспособен вынуждать кого-нибудь так поступать.
Много раз при выборе методов работы ему предстояло решать вопрос о физическом уничтожении врагов. И он всегда с таким отвращением («мы не наемные убийцы!») отбрасывал эти варианты, что молодые сотрудники, настроенные вполне решительно, не пытались даже ему возражать. Исключением стала лишь операция, связанная с немецкими учеными в Египте.
Однажды в процессе обсуждения плана поимки Адольфа Эйхмана один из сотрудников предложил: «Если его не удастся вывезти, то мы застрелим его». Харел решительно отверг это предложение и разъяснил, что суть задания состоит именно в том, чтобы привезти Эйхмана в Израиль для суда над ним. Если окажется, что вывезти его из Аргентины невозможно, следует оставить его в покое и считать, что миссия провалилась.
Многие из этих особенностей работы Мосада исчезли с приходом Амита, и процесс моральных уступок разведки с тех пор продолжается. Тем не менее моральные нормы, установленные для сотрудников Мосада, и сейчас остаются недосягаемыми для большинства разведок в мире.
Амит был солдатом и действовал с солдатской прямолинейностью. Он учил своих людей — если кто-нибудь преграждает вам путь, вы открываете огонь максимальной интенсивности. И Амит, и его преемники руководствовались в своей деятельности определенными принципами. И надо признать, что они были лучше приспособлены к условиям существования в современном мире, требовавшем большей гибкости и меньшей эмоциональной вовлеченности. Их целью было выполнить поставленную перед ними задачу, не слишком при этом беспокоясь о методах. Единственное, что им вменялось в обязанность — не компрометировать государство Израиль.
Самым большим преимуществом новой организации была согласованная, без трений работа Мосада и Военной разведки. Содружество это было достигнуто впервые с тех самых пор, как Израиль обрел статус государства.
Аарон Ярив, который получил генеральское звание после того, как заменил Амита на посту начальника Военной разведки, тоже преуспел в своей новой роли.
Ярив и в армии был птицей высокого полета. В 1950 г., в возрасте двадцати девяти лет (притом, что выглядел двадцатилетним) он уже был полковником. Тогда же он был послан в престижный французский военный коллеж. Начальник коллежа, взглянув на него в первый раз, распорядился, чтобы он посещал занятия в гражданской одежде. «Вы слишком молодо выглядите для своего звания и будете смущать слушателей».
В паре с Амитом, как его заместитель, Ярив был великолепен. К этому времени он уже утратил свою моложавость и больше походил на университетского профессора, чем на военного. Небольшого роста, с живым острым взглядом и седыми волосами, общительный, он охотно объяснял подчиненным свою точку зрения, но слова свои тщательно при этом взвешивал. Наделенный аналитическим умом, Ярив окружал себя высокоодаренными молодыми людьми и учил их не доверять общепринятому мнению, не бояться его оспаривать и отстаивать собственное.
И Мосад, и Военная разведка гордились словами Аллена Даллеса: «Израильская разведывательная служба — одна из лучших в мире!» Ярив, правда, считал это преувеличением. «Самые главные разведывательные службы в мире — это ЦРУ и КГБ, — говорил он, — и по масштабу, и по своей активности. Что касается Англии и Франции, то у израильской разведки есть временное и небольшое преимущество перед ними, и то в одной только сфере деятельности — а именно: в сфере разведывательных операций. Объясняется это тем, что на Ближнем Востоке угроза войны существует постоянно, тогда как в Европе — это кошмар, который маячит где-то на дальнем горизонте».
Израиль должен знать точное расположение сил своих противников в окружающих его странах. Такова политическая ситуация. Именно она и создала исключительное положение израильской разведки, которая сознавала всю важность своих задач. Отсюда и наличие в ее рядах самых выдающихся в стране людей.
