– Ты поссы, пацан, поссы, – сказал некто небрежным голосом, – а потом к нам подойди…

– Ты кто? – спросил меня, когда я, робея, подошел, крепкий парень с рыжеватыми волосами и пятнами крупных веснушек на лице.

– Степа, – ответил я с замиранием сердца, чувствуя, что попал в нехороший переплет.

– А хули ты, Степа, в наш сортир пришел?

– А я… не знал, что он ваш.

– Ни хуя себе, он не знал, – Рыжий обернулся к товарищам. Посмотрел на них многозначительно. Затем снова уставился на меня. – Капуста есть?

– Что? – не понял я.

– Мамка на завтрак деньги дала?!

– У меня… ничего нет, – ответил я, чувствуя, к чему идет дело.

– А ну-ка, Самец, – попросил Рыжий, криво улыбаясь, – выверни пацану карманы.

Невысокий верткий Самец торопливо обшарил меня, выгреб мелочь.

– А говорил – нету, – Рыжий глянул на меня свирепо. – За вранье – фофан.

Он спрыгнул с подоконника, подошел и, оттянув средний палец, сильно ударил меня в лоб. От боли и обиды глаза тут же наполнились слезами. Но я не заплакал. Сдержался.

– Все, вали отсюда, – сказал Рыжий, – пока я добрый.

Самец развернул меня, подтолкнул в спину. И я оказался снаружи.

Многие словно совсем не замечают обидные вещи. Я же всегда, с самого раннего детства, очень остро реагировал на унижение. Душевная боль для меня настолько же остра, как и физическая…

Позднее я узнал, что ограбление малолетних – почти ежедневная практика этой веселой гоп-компании. Они не только отбирали у младших школьников деньги, но и всячески развлекались. Второклассников на переменке ждали прямо в коридоре возле класса.

– Так, мелкие, – командовал Рыжий, – построиться в шеренгу. По моей команде – принять упор лежа. Все отжимаемся… И раз, и два, и три… Я из вас сделаю мужиков.

И все отжимались. Кроме Володи Камышина. Вижу его сейчас, словно это было вчера. Он навсегда остался таким же, каким я его запомнил – маленьким мальчиком с упрямым и сильным характером.

– Не буду, – говорит он.

– Ну, ты, сука! – один из членов Банды, натуральный отморозок по кличке Цыганок, замахивается, и резко опускает руку… Камышин даже не вздрогнул.

– Дай-ка я, – Рыжий подходит и резко бьет моего друга поддых. Тот, вскрикнув, падает у стены.

Все четверо смотрят на Володю, посмеиваются. Проходит полминуты. Тот медленно поднимается, распрямляется, расправляет плечи – и глядит на мучителей с презрением, твердо.

Я поначалу кидался на его защиту. Но хулиганы били заступников жестоко. А сломать Камышина стало для них со временем делом чести…

– Расскажи своему отцу, – предложил я как-то, хотя сам всегда скрывал то, что происходило в школьных стенах. Но меня почти не доставали. А за Камышина взялись так, что было за него страшно.

Его каждый день поджидали после школы и били. Снова и снова. Меня тоже Банда Рыжего однажды подловила в районе. Цыганок без всякого повода ударил с размаху в лицо. Я упал. И остался лежать, приговаривая: «О-о-о, ты сломал мне челюсть». Примитивная хитрость. И постыдная. Но она позволила мне уцелеть. Я отлично знал, эти ребята на днях выбили мальчику глаз. Другого увезли в больницу с разрывом селезенки. Мне вовсе не хотелось получить увечье. Хотелось жить.

– Отличный удар, – одобрил Рыжий. – Ладно, пойдем отсюда, пацаны.

В отличие от меня Камышин всегда поднимался. Его били – он вставал. Его били снова – он вставал снова. При этом жертвой его сделать никак не получалось. Он, словно, был выше отморозков. Был все время избит, но не давал себя унизить. И хулиганы уже буквально охотились на Камышина. Ждали его не только возле школы, но и дежурили у дома, где он жил…

Однажды раздался телефонный звонок, и мама Володьки срывающимся голосом поведала, что ее сын домой не пришел. Поиски продолжались несколько дней. И наконец, его тело нашли на пустыре. Он был в очередной раз жестоко избит, весь в синяках, ссадинах и порезах. Экспертиза установила, что Камышина утопили в луже. Держали голову, пока он не захлебнулся. Перед смертью над ним издевались. Пытали, полосовали ножом, даже несколькими ножами, а на руке вырезали спартаковский логотип.

Я знал, что четверка упырей болела за «Спартак». В своем туалете они все стены изрисовали этим логотипом.

Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Издевательства, избиения, ограбления – это одно. Но убийство! Вот где настоящий кошмар. Ведь человека больше нет. Нет моего друга. А им, возможно, даже удастся скрыть, что это сделали они. Нельзя оставить все, как есть…

Я принял решение довольно быстро. Хотя было, повторюсь, очень и очень страшно. Пришел к директору школы и заявил, что знаю, кто убил Камышина.

Директор была доброй женщиной и идеалисткой – она считала, что даже самых плохих детей можно исправить. Я, признаться, уже тогда придерживался мнения, что некоторых исправит только могила. И сейчас полагаю так же. Из маленького подонка вырастает подонок большой. По-другому не бывает.

– Ты понимаешь, Степа, – сказала она, – это очень серьезное обвинение. Почему ты думаешь, что это они?

Я рассказал про спартаковский логотип и о том, как Банда преследовала Володьку.

– Это еще не доказательство, Степа, – директор покачала головой, – иди в класс.

Я вышел из кабинета в расстроенных чувствах, негодуя от того, что она, как мне казалось, не приняла мой рассказ всерьез. И столкнулся нос к носу с Самцом возле лестницы. Он глянул на меня насмешливо и подмигнул. Сердце заколотилось сильнее. А еще появилась ярость. «Эти скоты вконец обнаглели, – думал я. – Они, наверное, думают, что только они могут убивать».

Урок еще не закончился, когда в класс заглянул милиционер. И вызвал меня на разговор. У всех на глазах. Хуже не придумаешь. Его появление тут же стало поводом для всеобщего обсуждения.

– Расскажи, что ты знаешь, – попросил он.

Я вкратце пересказал свои догадки.

– То есть лично ты там не присутствовал? – заметил милиционер. – Или просто говорить не хочешь?..

– Нет, конечно. Меня там не было. Но я точно знаю, это они…

– Да я понял тебя, понял. В любом случае, спасибо за информацию. Будем проверять…

Уверен, если бы тогда милиция отнеслась к моим словам всерьез, если бы расследовала это дело качественно, а не спустя рукава, если бы всех четверых членов Банды отправили в колонию разом, все сложилось бы иначе. И для этих законченных уродов, и для их многочисленных жертв. Они еще только подрастали, формировались в закоренелых преступников и убийц. Но вкус крови уже ощутили. И прочувствовали на примере Володи Камышина, что если кто-то не сдается, его можно убрать. И ничего за это не будет.