Это случилось в прокуренной комнатенке старого двухэтажного дома, где Моча единолично обитал, в отличие от остальных членов своей немалой семьи, которых создатель, как ни пытался, так и не мог точно запомнить. Наркизов грозно предложил Моче раскрыть свои "идеалы" в ответ на какое-то пошлое замечание последнего о жертвах революции. Владимир Ильич покрутил хвостиком, но беседу поддержал: он, вообще, был мастер поддерживать те разговоры, предмет которых ему не были знакомы абсолютно.
– Потеря Идеала, у нас? – изумился Мачилов вопросу создателя.
– Верно, Вова, верно!
– Как же это, мля? Мы же, русские, всегда, это… с идеями.
– Тысячи, миллионы людей в истории только и делали, что мучили, убивали или распинали своих же кумиров! Потом они же обожествляли их, преклонялись перед ними, а старых своих идолов – уничтожали!
– И бога-с? – уточнил Мачилов.
– Самого Бога избегнуть трудно, невозможно, Мачилов… – нехотя прояснил создатель. – Подобие Бога, да!
– Иисус… – протянул прозревающий все больше Мачилов.
– Точно, Мачилов. Именно он и его братья – Цезарь, Наполеон, Лысый Гений…
– Его-то не надо бы вспоминать! – струсил Мачилов.
– Увидите: придет время, и не достойные его твари будут требовать убрать его постаменты! Его еще станут попирать ногами те, кто всю свою жизненку славили его… Но все это наступит после…
– После, мля, чего? – Мачилов перетрусил окончательно.
– После нашей с тобой работы…
– Господи… – Мачилов скривил рожу и легко пробежался по комнате.
– Не беспокойтесь, все будет чистенько! – улыбнулся такой реакции Гарри.
– И зачем я влез в вашу организацию… – проговорился Мяча, став бледным, как рафинад.
– Вы, Мачилов, конечно, еще можете выйти из Круга, но предупреждаю Вас… – покачал пальцем создатель, переходя на официальный тон.
– Я пошутил, продолжайте! – взвизгнул Володя.
– То-то, смотри у меня! – создатель, как кошка, потянулся в креслах.
– Пойдете? – осторожно спросил заблудший Мачилов.
– Из дому гоните?
– Поздновато уже, темно, осень… – Моча старался спрятать искаженное страхом лицо.
– Ах, поэтому? – Гарри встал и закурил сигарету.
– Видите ли, Гарри, мои уже спать ложатся, – залебезил Моча. – Просто…
– Все будет очень непросто! – неторопливо докурив и бросив окурок на тарелку Мочи с недоеденным салатом, Наркизов тихо удалился.
С приездом из колхоза двух членов Круга – Тассова и Шутягина – дело завертелось веселее. Создатель навестил Тассова в его общаговской комнатенке, которую тот делил на пару с музыкантом из «Омерзения» Стасом Хаминым. Бас-гитарист Хамин, невысокий крепыш с ярко рыжей бородкой, долго не хотел покидать комнаты, ссылаясь на какие-то конспекты, которые он должен был переписать до утра. Ни уговоры Тассова, повредившего ногу и не могшего самостоятельно выйти к Гарри, ни тонкие намеки Наркизова так и не помогли. Тогда создатель, разозленный неуместной задержкой, был вынужден просто вытолкать в шею Хамина из его же комнаты с предложением подучить конспекты на кухне.
– А вы, однако, не теряетесь, Наркизов! – воскликнул потрясенный Рома.
– Было б перед кем! – сказал, отрясая испачканные руки, создатель. – Скотина этот ваш рыжий музыкант, честно сказать.
– Да уж, есть немного! Так о чем же Вы хотели со мной побеседовать?
– О деле, Рома о нашем деле…
– А вот, уважаемый Гарри Всеволодович, попрошу без фамильярности…
– Понял! я понял, – усмехнулся создатель. – Держим дистанцию по жизни?
– Сходятся cразу только родственные души, – поучительно заметил Тассов, – а мы с вами…
– Мы с вами, как Раскольников со Свидреном, не так ли?
– Почти что так…
– Ну, так что же? – создатель уселся на стул возле постели Тассова и закинул ногу на ногу.
– Просто можно и нужно уважать свободу других! – Тассов удобнее устроился в постели, выставив, как весомый аргумент, краешек своей перебинтованной ноги из-под одеяла.
– Зачем же ее уважать? – Гарри явно наслаждался беседой.
– Как это зачем? Чтоб не нарушали вашей собственной…
– И как же это связано? – создатель подождал ответа и продолжил свою мысль. – Вы вот можете всю жизнь уважать других, но ничего, кроме презрения, от них не дождаться. Другие же, гораздо ниже вас, всю жизнь унижают собратьев и заслуживают "вечную память" потомков, разве нет?!
– Достоевщина в чистом виде… – махнул Тасс рукою.
– Закон, конечно, следует блюсти, но людишек при этом тиранить! – создатель не среагировал на замечание Тассова.
– Нет, Наркизов, не так! – Тассов даже снял очки, блеснув глазенками.
– А как? Вы ведь не в Европе живете, а в Роскомреспе…
– Пока тут еще нет Свободы, поэтому нет и счастья!
– Счастье – категория относительная, а ваш пример с Европой не совсем удачен. – Создатель положил голову на пальцы своей правой руки, стоявшей на колене. – К тому же сейчас есть две Европы: красная и… уже почти цивилизованная.
– Пусть, бог с примером! Главное суть…
– А ссуть-то – в подъезде, знаете этот анекдот? – шутканул Наркизов.
– Разве вы, Наркизов, не желаете Свободы каждому, может, Вы ее хотите только для себя? – взбеленился Рома.
– Нет! Бездумным людям свобода даже опасна, – создатель тоже стал серьезен. – Пролы захватили власть в этой стране в 1917-м и уже 70 лет никак не хотят отдать ее. А мы поможем им это сделать, и даже Главный – с нами…
– Главный с вами? Вы уверены? – Тассов побледнел. – Но наш Михаил желает свободы для всех, в этом я убежден…
– Он и сам далеко не свободен, рабство здесь у людей в крови.
– И у вас?
– А я и не Отсюда, – создатель сжал губы, лицо его стало несколько похожим на средневековую фреску. – Я пришел дать…
– Полной свободы, разумеется, нет, – перебил его Тассов, – об этом и Маркс еще говорил.
– Эх, Рома… Вспомнили старого дондона!
– Я, как философа, его очень ценю: он не чета Лысому гению…
– Потому что других вы, Роман, не читали, – Гарри поежился. – А то бы по-другому мыслили.
– А кого это? – Тасс принял оборонительную позу и, случайно задев больную ногу, завизжал.
– Не больно? ну-ну… А вот Володю Соловьева, Бердяева, или еще лучше – Платона, Макиавелли, Плутарха…
– Бердяева, Макиавелли? – Тасс озаботился. – Где ж их тут взять?
– В Столице будете, зайдите в Ленинку и прочтите…
– Хорошо, загляну…
– Только и в них разочаруетесь, – Гарри встал и принужденно зевнул. – Много лишней болтовни.
– А где ж дело?
– Цезарь, Наполеон – к примеру, да и Сталин…
– Так вы – в наполеоны?! – прояснел лицом Тассов. – Понятненько!
– В хамелеоны, – улыбнулся создатель.
– Вот-вот! – обрадовался Роман. – А люди вам нужны для пробы, как у Раскольникова, да?
– Бели Берда, – сказал резко Гарри. – Слышали о таком философе?
– Не уходите от ответа, Наркизов, – возмутился Тассов.
– Мне пора… На Круге я все проясню, – Гарри подошел к двери. – Приходите!
– Подумаю! – Тассов успокоился.
– Смотрите! Я вас уже записал в список, – отметил создатель.
– А вот это лишнее! Вычеркните немедленно, – Рома попробовал встать.
– Уже записано, – создатель развел руками. – Попробуйте-ка теперь не прийти!
– Ого, да вы просто второй Иосиф…
– Премудрый! – создатель, махнув рукой на прощанье, вылетел за дверь, сильно пристукнув ею подслушивавшего Хамина.
С Евгением Шутягиным Гарри говорил уже намного осторожнее, памятуя об относительной неудаче с Тассовым. Впрочем, создатель знал, что люди легко относятся к словам и не делают надлежащих выводов… Но все равно надо было быть осторожней, некоторые обстоятельства говорили за это.
– Мне нужно идти, Гарри, давайте быстрее! – торопил создателя Шутягин, чуть не силком затащенный в комнату 713.
– Да, Женя, да! – Гарри усадил гостя на единственный стул, а сам плюхнулся на кровать. – Очень коротко, но серьёзно.
