Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вышневская. Нет, вас. Разве вы жену брали себе? Вспомните, как вы за меня сватались! Когда вы были женихом, я не слыхала от вас ни одного слова о семейной жизни; вы вели себя, как старый волокита, обольщающий молодых девушек подарками, смотрели на меня, как сатир. Вы видели мое отвращение к вам, и, несмотря на это, вы все-таки купили меня за деньги у моих родственников, как покупают невольниц в Турции. Чего же вы от меня хотите?

Вышневский. Вы моя жена, не забывайте! и я вправе всегда требовать от вас исполнения вашего долга.

Вышневская. Да, вы свою покупку, не скажу, освятили, нет — а закрыли, замаскировали браком. Иначе нельзя было: мои родные не согласились бы, а для вас все равно. И потом, когда уж вы были моим мужем, вы не смотрели на меня как на жену: вы покупали за деньги мои ласки. Если вы замечали во мне отвращение к вам, вы спешили ко мне с каким-нибудь дорогим подарком и тогда уж подходили смело, с полным правом. Что же мне было делать?.. вы все-таки мой муж: я покорялась. О! перестанешь уважать себя. Каково испытывать чувство презрения к самой себе! Вот до чего вы довели меня! Но что со мной было потом, когда я узнала, что даже деньги, которые вы мне дарите, — не ваши; что они приобретены не честно…

Вышневский (привстает). Замолчите!

Вышневская. Извольте, я замолчу об этом, вы уже довольно наказаны; но я буду продолжать о себе.

Вышневский. Говорите, что хотите, мне все равно; вы не измените моего мнения о вас.

Вышневская. Может быть, вы о себе измените мнение после моих слов. Вы помните, как я дичилась общества, я боялась его. И недаром. Но вы требовали — я должна была уступить вам. И вот, совсем неприготовленную, без совета, без руководителя, вы ввели меня в свой круг, в котором искушение и порок на каждом шагу. Некому было ни предупредить, ни поддержать меня! Впрочем, я сама узнала всю мелочность, весь разврат тех людей, которые составляют ваше знакомство. Я берегла себя. В то время я встретила в обществе Любимова, вы его знали. Помните его открытое лицо, его светлые глаза, как умен и как чист был он сам! Как горячо он спорил с вами, как смело говорил про всякую ложь и неправду! Он говорил то, что я уже чувствовала, хотя и неясно. Я ждала от вас возражений. Возражений от вас не было; вы только клеветали на него, за глаза выдумывали гнусные сплетни, старались уронить его в общественном мнении, и больше ничего. Как я желала тогда заступиться за него; но я не имела для этого ни возможности, ни достаточно ума. Мне оставалось только… полюбить его.

Вышневский. Так вы и сделали?

Вышневская. Так я и сделала. Я видела потом, как вы губили его, как мало-помалу достигали своей цели. То есть не вы одни, а все, кому это нужно было. Вы сначала вооружили против него общество, говорили, что его знакомство опасно для молодых людей, потом твердили постоянно, что он вольнодумец и вредный человек, и восстановили против него его начальство; он принужден был оставить службу, родных, знакомство, уехать отсюда… (Закрывает глаза платком.) Я все это видела, все выстрадала на себе. Я видела торжество злобы, а вы все еще считаете меня той девочкой, которую вы купили и которая должна быть благодарна и любить вас за ваши подарки. Из моих чистых отношений к нему сделали гнусную сплетню; дамы стали явно клеветать на меня, а тайно завидовать; молодые и старые волокиты стали без церемонии преследовать меня. Вот до чего вы довели меня, женщину, достойную, может быть, лучшей участи, женщину, способную понимать истинное значение жизни и ненавидеть зло! Вот все, что я хотела сказать вам — больше вы не услышите от меня упрека никогда.

Вышневский. Напрасно. Я теперь бедный человек, а бедные люди позволяют своим женам ругаться. Это у них можно. Если бы я был тот Вышневский, каким был до нынешнего дня, я бы вас прогнал без разговору; но мы теперь, благодаря врагам моим, должны спуститься из круга порядочных людей. В низшем кругу мужья бранятся с своими женами и иногда дерутся — и это не делает никакого скандала.

Входит Жадов с женой.

Явление четвертое

Те же, Жадов и Полина.

Вышневский. Ты зачем?

Жадов. Дядюшка, извините…

Полина. Здравствуйте, дяденька! Здравствуйте, тетенька! (Шепчет Вышневской.) Пришел места просить. (Садится подле Вышневской.)

Вышневская. Как! Неужели? (Смотрит с любопытством на Жадова.)

Вышневский. Ты пришел посмеяться над дядей!

Жадов. Дядюшка, я, быть может, оскорбил вас. Извините меня… увлечение молодости, незнание жизни… я не должен был… вы мой родственник.

Вышневский. Ну?

Жадов. Я испытал, что значит жить без поддержки… без протекции… я женат.

Вышневский. Ну, что ж тебе?

Жадов. Я живу очень бедно… Для меня бы стало; но для жены, которую я очень люблю… Позвольте мне опять служить под вашим начальством… дядюшка, обеспечьте меня! Дайте мне место, где бы я… мог… (тихо) приобресть что-нибудь.

Полина (Вишневской). Подоходнее.

Вышневский (хохочет). Ха, ха, ха!.. Юсов! Вот они, герои-то! Молодой человек, который кричал на всех перекрестках про взяточников, говорил о каком-то новом поколении, идет к нам же просить доходного места, чтобы брать взятки! Хорошо новое поколение! ха, ха, ха!

Жадов (встает). Ох! (Хватается за грудь.)

Юсов. Молод был! Разве дело говорил! Одни слова… Так они словами и останутся. Жизнь-то даст себя знать! (Нюхает табак.) Бросишь философию-то. Только то нехорошо, что прежде надобно было умных людей послушать, а не грубить.

Вышневский (Юсову). Нет, Юсов, помнишь, какой тон был! Какая уверенность в самом себе! Какое негодование к пороку! (Жадову, более и более разгорячаясь.) Не ты ли говорил, что растет какое-то новое поколение образованных, честных людей, мучеников правды, которые обличат нас, закидают нас грязью? Не ты ли? Признаюсь тебе, я верил. Я вас глубоко ненавидел… я вас боялся. Да, не шутя. И что ж оказывается! Вы честны до тех пор, пока не выдохлись уроки, которые вам долбили в голову; честны только до первой встречи с нуждой! Ну, обрадовал ты меня, нечего сказать!.. Нет, вы не стоите ненависти — я вас презираю!

Жадов. Презирайте, презирайте меня. Я сам себя презираю.

Вышневский. Вот люди, которые взяли себе привилегию на честность! Мы с тобой осрамлены! Нас отдали под суд…

Жадов. Что я слышу!

Юсов. Люди — всегда люди.

Жадов. Дядюшка, я не говорил, что наше поколение честней других. Всегда были и будут честные люди, честные граждане, честные чиновники; всегда были и будут слабые люди. Вот вам доказательство — я сам. Я говорил только, что в наше время… (начинает тихо и постепенно одушевляется) общество мало-помалу бросает прежнее равнодушие к пороку, слышатся энергические возгласы против общественного зла… Я говорил, что у нас пробуждается сознание своих недостатков; а в сознании есть надежда на лучшее будущее. Я говорил, что начинает создаваться общественное мнение… что в юношах воспитывается чувство справедливости, чувство долга, и оно растет, растет и принесет плоды. Не увидите вы, так мы увидим и возблагодарим Бога. Моей слабости вам нечего радоваться. Я не герой, я обыкновенный, слабый человек; у меня мало воли, как почти у всех нас. Нужда, обстоятельства, необразованность родных, окружающий разврат могут загнать меня, как загоняют почтовую лошадь. Но довольно одного урока, хоть такого, как теперь…. благодарю вас за него; довольно одной встречи с порядочным человеком, чтобы воскресить меня, чтобы поддержать во мне твердость. Я могу поколебаться, но преступления не сделаю; я могу споткнуться, но не упасть. Мое сердце уж размягчено образованием, оно не загрубеет в пороке.

18
{"b":"21264","o":1}